Пройдя много миль - Брайан Трейси

Вот почему бизнес, начатый опытными антрепренерами на 90% успешен, а начинания неопытных людей проваливаются в 90% случаев. Просто нет замены знаниям и опыту в таких делах.

В конце концов мы подсчитали, что дешевле будет сесть на поезд, чем продолжать нашу езду на велосипедах. Мы надеялись, что на юге Франции погода будет значительно приятнее для велосипедной езды, а ветер стихнет. Для нас наступят лучшие времена, и мы насладимся путешествием - совсем не так, как это происходило с нами под дождем в это суровое время.

Чтобы сэкономить деньги и оправдать решение сесть на поезд, мы заключили соглашение. Был уже полдень; если мы сможем быть в Орлеане, находящемся в 71 километре к югу от нас, вовремя и сесть в 22:25 на южный поезд, отправившийся из Парижа, мы сумеем заработать на плату за проезд, и ничто не будет мучить нашу совесть.

Как вам такая идея, парни?

-Что?

Ну не надо, это не так уж и далеко.

Да, я знаю. Я просто устал и ты тоже.

- Это дело чести, вот почему.

В конце концов мы все согласились, что это неплохая идея и направились в сторону Орлеана. Мы уже проехали 20 км в тот день, и дождь не на минуту не прекращался. Если мы успеем вовремя, мы будем достойны того, чтобы через какое-то время уже ехать в поезде.

Весь день мы наказывали себя тем, что крутили педали при ледяном ветре, от холода вцепившись в рули велосипедов так, что побелели костяшки пальцев на руках, прищуря глаза, чувствуя в груди постоянную боль от напряжения, и гудящие ноги пронизывала распространяющаяся затем по всему телу боль.

Наши джинсы были насквозь промокшими. Мы до костей продрогли. Но другого способа оправдать остановку и другого места, чтобы остановиться не было, даже если бы мы этого хотели. Часы, отмеченные мильными столбами, глумились над нашим пресмыкающимся продвижением. За 40 км от Орлеана мы были на последнем издыхании. Когда оставалось 30 км, мы уже не отваживались останавливаться на вершинах гор, боясь, что наши измученные тела откажутся продолжать путь. Мы могли достигать пиков и продолжать утомительную езду пока дышали, а наши ноги подымались, и каждое педальное вращение безмолвно отсчитывало мгновения.

За 20 км до пункта назначения мы знали, что уже ничто не остановит нас. Мы игнорировали непрерывные гудки проезжающих водителей, удивляющихся странным велосипедистам, взявшимся на дороге, равно, как и крутящиеся волчки голода в наших пустых кишках, как и все вообще за исключением дороги, бегущей прямо под нашими колесами. Как беззвучные неутолимые роботы, мы заставляли себя нажимать на ненавистные педали.

В темноте мимо нас проехал желтый Ситроен, сигналя по мере того, как тормозил и останавливался чуть впереди. Когда мы, нагруженные всей своей поклажей, поравнялись с машиной, из нее вышел хорошо одетый мужчина, делая нам знаки остановиться.

Неспособные слезть со своих велосипедов, мы устало отпустили педали, готовые выслушать, что он скажет. Он был очень любезен и дал нам понять, что живет в Орлеане и может взять нашу поклажу с собой, чтобы облегчить нам путь.

Мы были слишком измучены, чтобы спорить или подозревать. Мы только покачали головами в молчаливом согласии и бесцеремонно бросили велосипеды на землю в автоматической спешке, чтобы погрузить наши вещи в открытый багажник. Не было никаких дискуссий по поводу честных намерений или скрытых мотивов. Мы поблагодарили и продолжали стоять, наблюдая как машина исчезает в ночи. Джефф сжал в своем кармане листочек с оставленным нам адресом, поднял свой велосипед и беззвучно вскарабкался на него. Мы последовали его примеру и возобновили наше безмолвное движение.

Когда ваши силы иссякли, и ваш груз более невыносим, к вам на помощь приходит некоторая доля облегчения. Ноша остается, но, по крайней мере, вы можете продолжать ее нести. «Смело действуйте, и невидимые силы придут к вам на помощь».

Наш волчий голод и сковывающая мысли усталость превратили последние десять километров этого дня в дымку из знаков и стрел, направленных в сторону городского Орлеанского центра. Каждый мускул наших тел чувствовал себя так, как будто был помещен под прицел горячих игл. Дождь прекратился, и влажная дорога отражала свет проезжающих машин, яркими вспышками пронизывающий темноту полей. Это напоминало езду сквозь пульсирующую боль оглушающих эмоций, когда дорога внезапно разлилась четырьмя потоками, захватившими площадь в центре города.

Главная улица, проходящая через площадь, сверкала огнями и звучала музыкой, смешанной с автомобильными сигналами. Мигающие вывески создавали блики на влажном асфальте бульвара, вдоль которого весело сиял своими огнями ряд ресторанов. Звенели бокалы, и смех эхом перелетал от столика к столику. Официанты в белоснежных одеяниях сновали со своими переполненными подносами туда-сюда, а музыкальные автоматы трубили в толпу, вздымающуюся по обеим сторонам тротуара. Мы остановились на углу улицы, где возникала и распространялась на несколько кварталов панорама света и всеобщего возбуждения. Счастливо взирая стеклянными глазами на происходящее, мы чувствовали себя выжившими в бойне. Было 5:30 после полудня, мы были в Орлеане.

В этот самый момент один из сыновей, сидящих на заднем сидении уже знакомого нам Ситроена, выбравшись из него, вскарабкался на свой велосипед, тарахтя что-то по-французски и с энтузиазмом знаками показывая нам следовать за ним. Мы наполовину освободились к тому времени от своих велосипедов и нацелились на ближайшее кафе, оцепенелые от изнурения и испытывающие головокружение от голода. Предложение отложить еду и вернуть наше оборудование было встречено хмурым молчанием. Мальчик, между тем, настаивал, уверяя нас, что это недалеко он предлагал также и еду. Как роботы, мы опустили свои одеревенелые конечности на наши велосипеды и завращали педалями по направлению от городских огней в сторону темноты улицы.

Мы, проехав еще два квартала, остановились у неприметного трех-этажного дома в тесном ряду похожих зданий, чьи парадные двери выходили на узкий тротуар. На настойчивый стук мальчика дверь открылась, и джентльмен в очках с двойными стеклами, который освободил нас от нашего имущества, тремя часами ранее, пригласил нас внутрь.

В явном контрасте с мрачным фасадом, холл был увешан зеркалами, а стены гостиной и обеденного зала - фресками, изображающими весенние пейзажи, херувимов и ангелов. Мебель черного ореха богато блестела, расставленная кругом высокого камина. Хрустальная люстра свисала на серебряной цепи над сверкающим столом черного дерева в гостиной. Самым незабываемым впечатлением этой сцены был благоухающий аромат, доносящийся из кухни позади обеденного зала.