Записки рыболова - Андрей Анисимов

– Раз-два. Наляжем, братцы. Раз-два…

Медленно приближались клыки торчащих из моря скал Ай-Длагов. Издали казалось, что они почти у берега. Но когда шлюп подтягивался к одной из них, оказывалось, до берега еще грести и грести. В доме творчества имелся замечательный обычай. Рыбаки сдавали свой улов на кухню и получали к обеду великолепно зажаренную ставриду. Рыба доставалась и тем, кто сидел за столиком рыбака. Поэтому за такое место среди нерыболовных художников шло тихое соревнование.

Думаю, что эти походы Капитана с его капризным антикварным двигателем запомнили многие художники. Прочтя эти строки, если книга случайно попадет им в руки, с удовольствием восстановят картины, связанные с гурзуфской ставридой. Жив ли Капитан? Количество красного вина отмерено для любого организма. Не исчерпал ли наш морской волк свой лимит? Как мы ни поносили его тогда, я вспоминаю его с улыбкой. Да и с благодарностью. Выйти в море в те годы мог не каждый. У Капитана с пограничниками существовал «сговор», и они к нему не придирались. А сколько прекрасных минут выпало на долю нашей компании, не говоря уже о самой рыбалке. Грести к дому иногда приходилось против ветра, и в большую волну. Мы вдоволь насмотрелись на горный крымский пейзаж. Гурзуф с моря прекрасен в любую погоду. Особенно осенью, когда на склонах, в лучах закатного солнца, пылает пурпур виноградников, или в дождь, когда на горы наползают тучи, прозванные здесь хмарями. Хмари вползают в городок и, как одеялом, укрывают его. Тяжелый свинец неба и моря создают удивительные романтические марины. Все это остается в сердце и делает человека богаче. И никакой лопнувший банк эти богатства отнять не сможет.

С чем рифмуется слово бурлак?

Есть на карте юга России городок под названием Темрюк. Как и Селигер, эта часть русской южной земли прихватила меня надолго. В Темрюк я ездил на машине. Из Москвы туда можно попасть двумя путями. Один чисто сухопутный через Краснодар, другой через Керчь и Керченский пролив на пароме. Этот путь дольше, но зато по дороге возможны изрядные приключения. Об одном из них мне хочется вспомнить, поскольку к рыболовной теме это приключение имеет самое прямое отношение. Чтобы приехать в Темрюк со стороны Керчи, надо миновать знаменитый Сиваш. Эта уникальная голубая чаша всегда завораживала, когда я мчал по шоссе вдоль его берега. Кстати, тут можно дешево купить десяток круглых спелых «колхозниц». Сивашскую «колхозницу» я предпочту любой другой. Дынь на своем веку я попробовал. Проведя несколько лет в Средней Азии, имел возможность откушать сотни медовых, прозрачно восковых, сладчайших красавиц. Такие дыни, словно золотые снаряды дальней артиллерии Аллаха, прекрасны на вкус, но круглое бронзовое ядро сивашской «колхозницы» для меня желаннее. Этот странный фрукт, выросший в солоноватом песке, имеет сложнейший букет. О «колхознице» я могу писать поэмы. Кто поедет по этой дороге, рекомендую проверить и сличить мои ощущения со своими. Еще по берегам Сиваша вечно стоят бабы и дети со связками вяленных и свежих бычков и мелкой камбалушки. Мне всегда хотелось сделать возле Сиваша привал и порыбачить. Как может рыбак купить рыбу, которую можно поймать самому? В одну из поездок в те края я решил заранее, что на озере устрою привал. Ехал я в Темрюк с женой. Она намеревалась плавать в Азовском море, за что мне разрешалось сидеть в болотистых лиманах Кубани. Об этих лиманах я уже немного писал, вспоминая морского офицера спиннингиста. И возможно, вернусь к ним еще ни раз в дальнейшем.

Решил я сделать привал на Сиваше еще и потому, что завел новую лодку. Американская надувная, как я упоминал, долго радовала меня, но все на свете имеет конец. Пришел конец и этому прекрасному надувному катамарану, спасшему мне на бушевавшем Селигере жизнь. Я приобрел югославский катамаран «Меестраль», похожий на «американку» и решил проверить его на Сиваше. К Сивашу мы добрались часов в десять утра. Погода стояла тихая и теплая, как в начале сентября случается в этих широтах. Все свободные емкости в машине уже заполнили «колхозницы» и кукуруза, которую мы, без зазрения совести, воровали в пути. Я вынул лодку, еще совсем новую, бережно, так бережно как относятся только к новым вещам, развернул ее на колючих злаках, возле песчаного берега, и принялся накачивать помпой. В американской лодке на полу надувался киль и выкладывался набор деревянного пола. Может быть, именно в киле был секрет ее судоходных качеств. В югославской надувался весь пол и превращался в нечто, вроде надувного матраса. Каждый борт и пол имели свой клапан. Закончив «надувательство», я сложил в лодку удочку, припасенных еще с России червяков, садок с мелкой сеткой и толкнул лодку в озеро. Но не тут-то было. Оказалось, что начало воды имеет столь мизерную глубину, что ни в состоянии поднять даже этот надувной «матрас». Пришлось разуться и вступить в озеро. Прекрасная голубая чаша, как ядовитый цветок, таила в себе гнусный сюрприз. Дно Сиваша – это мерзкий и очень глубокий ил черного цвета. Отмыть ноги после погружения в эту массу почти немыслимо. Но я уже залез. Пока лодка не поплыла, я тащил ее метров десять в озеро. Наконец, толща воды в несколько сантиметров подняла надувное судно, но радоваться было рано. Я попробовал усесться, и лодка снова тут же погрузилась в ил. Пришлось переть ее в озеро пехом. Не помню, сколько времени потребовалось, чтобы начать плавание. Наконец, усевшись на борт, я принялся отмывать ноги. Отвратительная липкая черная пленка смываться соленой водой Сиваша не желала. Отмыться я не смог, но слой ила на своих ногах свел к минимуму. Прекрасный апельсиновый цвет нового катамарана после моей посадки выглядел гнусно. О новенькой чистенькой игрушке пришлось забыть навсегда. Даже несколько лет спустя я обнаруживал признаки сивашского ила в швах и других труднодоступных для чистки местах лодки.

Долго еще выгребая к центру озера, я черпал веслами этот отвратительный ил. Представляю, как выглядели коммунары, бравшие знаменитый Перекоп. Думаю, что даже выстрелов не понадобилось. Попробуйте вообразить, что белые увидели выходящих из озера вовсе не красных, а совершенно черных. При небольшой доле суеверия, белая гвардия вполне могла принять выходцев со дна озера за чертей и кинуться врассыпную.

Мне надоело грести, и я остановился. Глубина за бортом ужасающая – сантиметров сорок. Насаживаю червяка, забрасываю. Ждать не пришлось. Жирный аппетитный бычок крепко сидел на крючке. Снова заброс и снова бычок. Пошла работа. Пятый заброс, и на крючке камбалушка. Размер с ладошку. Снова бычок. Один другой третий и опять камбалушка. На одного червяка удавалось вытянуть до десятка рыбок. Внезапно, на безоблачное небо наползло длинное темное облако. Когда половина неба была им расчерчена, подул ветерок. Сперва слабый, но с каждой минутой крепчавший. Ветерок дул именно с того берега, где стояла машина. Я вынул груз и налег на весла. Но лодка стояла. Тут я и понял, что купил нечто совсем отличное от своего прежнего катамарана. Против ветра лодка двигаться не желала. Попробовал идти к берегу под углом. Лодка пошевелилась, но ее стало относить. Я плюнул, ругнулся, и, спрыгнув в воду, погрузился в гнусный черный ил по грудь. Теперь уж я полностью повторял подвиг коммунаров. Бурлачить надутую калошу против ветра, в мелкой черной жиже, такого мне даже в страшных снах не снилось. Теперь можно и посмеяться, но тогда было не до смеха. Когда я, с перекошенной от отвращения рожей, приблизился к берегу настолько, чтобы слышать голос жены, то получил совет:

– Ты бы лодку сдул. Легче бы было.

В первые годы нашего брака моя суженная никак не ожидала, что ее интеллигентный на вид супруг способен так отвечать даме. Но я себе представил, как стану тащить сдутую резиновую кучу, и не сдержался.

Кажется, обиды хватило на несколько дней. И только войдя в море и совершив первый заплыв, жена смилостивилась и простила. Плавать она любила больше всего на свете, что и спасло еще на годы наш неустоявшийся брак. Эта ее страсть к плаванию давала мне возможность выбирать для отдыха такие места, где я мог заниматься своей любимой рыбалкой. Семейный режим подразумевал мою утреннюю свободу. До обеда я мог рыбачить, а потом обязан был вывозить жену на пляж. Тупо торчать на песке, я лично, терпеть не могу. Купаюсь с удовольствием, но не бесконечно. К своему стыду, должен сознаться, что плавать я не научился. Хотя и выплывал несколько раз, когда лодки, на которых рыбачил, переворачивались. Но то было в реках, где до берега десяток метров. Не знаю, чем объяснить эту мою неумелость. Все свободное время проводя на воде или рядом с водой, сие удивительно и не понятно. Но факт остается фактом. При этом воды не боюсь, попав в нее, от страха не каменею. Супруга же, наоборот, превосходно плавая, все время выспрашивала, не водится ли в Азове акул, осьминогов или каких других опасных морских монстров. Я пытался объяснить, что местная акула катран не больше средней щуки и опасности для моей благоверной не представляет. Но жена поглядывала на меня недоверчиво, явно пытаясь уличить во лжи. Понемногу ее страхи улеглись и, заходя в море, она перестала с тревогой взирать в пучины. В Азове, к моему удовольствию, можно рыбачить. Пока жена пеклась на песке, я сидел в лодке, метрах в трехстах от берега, и таскал на удочку тарань. Это та же плотва, только морская и грубее вкусом. Занятие довольно монотонное, сюрпризов не ждешь, поэтому я иногда уходил мыслями к завтрашней зорьке. Я разрабатывал маршрут в кубанские лиманы, желая половить линя. За этими мыслями и не придал значения коровьему вздоху, раздавшемуся за спиной. Потом я вспомнил, что вдалеке от берега корове делать нечего. Я оглянулся. Мой взгляд с удивлением проводил огромную черную блестящую спину ныряющей махины. Характерный плавник мог принадлежать только дельфину. Это и был очень крупный экземпляр, прибывший за таранью, как и я. Стая тарани привлекла дельфина, и он кружил возле лодки. Я глянул на берег и в тревоге отметил, что жена плывет ко мне. Дельфина она, конечно, не заметила, а когда он ухнет перед ней своей огромной тушей, она, окаменев от страха, может пойти ко дну. Отличить дельфина от акулы женщина не сумеет, да я и не был уверен, что она понимает разницу. «Муж врал, акул нет, а они есть…» – и конец. Я судорожно соображал, что делать. Ничего не придумал и стал быстро выгребать ей навстречу. Жена успела ввалиться ко мне в лодку и игриво поинтересоваться: