Чаша кавалера - Джон Карр

— Ну?

— Счастлив информировать вас, сэр, — продолжал сияющий Бенсон, — что музыкальный вкус сэра Генри не полностью ограничен произведениями вульгарного или даже сомнительного свойства. Он включает еще две категории. Одна из них сентиментальные песни типа «Энни Лори» или «Когда улыбаются ирландские глаза», а другая — застольные и походные песни энергичного, приподнятого характера.

— Простите, но я все еще не понимаю вас.

— Сэр Генри репетировал номер под названием «Песня о луке» или, может быть, «Лук, изготовленный в Англии».

— Одну минуту! — остановил его отец Вирджинии.

В зеленых глазах на упрямом актерском лице неожиданно мелькнули озорные искорки. К изумлению Мастерса, конгрессмен Харви громко запел:

Из тисового дереваДолжны быть луки сделаны…

— Забудьте эту ерунду! — тотчас же опомнился он. — Не знаю, где я ее подобрал. Должно быть, в книге. Ох уж эти книги!

Если даже физиономия Г. М. выразила удивление, то Вирджиния и ее муж выглядели попросту ошарашенными. Мистер Харви сразу это заметил.

— Поймите, я ничего не имею против книг как таковых! Я всего лишь говорю, что патриотичному американцу в наш стремительный век прогресса хватает времени лишь на информацию о текущих событиях. Сегодня, Джинни, существуют средства образования, неизвестные не только моему, но даже твоему поколению. Я имею в виду, что при успехах, достигнутых кинематографом и телевидением…

— Ты имеешь в виду, сынок, — прервал Г. М., — что мы приближаемся к золотому веку, когда можно будет только пялиться на экран и вовсе не пользоваться мозгами?

Мистер Харви упер кулаки в бока:

— Твоя слабость к избитым остротам, Генри, столь же велика, как к обветшалым и порочным принципам монархии. Король! Скажи на милость, какой смысл иметь короля?

— Понимаешь, сынок…

— Нет, не отвечай. На это нет ответа, и я не то хотел сказать. Где вы, старший инспектор?

— Здесь, сэр! Позади вас.

— Ну так вот. Однажды я слышал, как этот старый хрыч произносил речь в Соединенных Штатах. Надеюсь, вы понимаете, что я далек от того, чтобы выносить суждение, которое мог бы назвать несправедливым?

— Конечно, мистер Харви.

— В зале не было слышно ни кашля, ни шороха, хотя он нарушал все ораторские принципы, рассказывая анекдоты, от которых должна была покраснеть любая истинная леди. Но это было не самое худшее. Ему хватило наглости процитировать не менее двух фраз по-латыни. По-латыни!

Слушатели недоуменно посмотрели друг на друга. Было очевидно, что масштаб совершенного преступления им не вполне ясен.

— Ну и что? — воинственно осведомился синьор Равиоли.

— Ну и что? — ошеломленно повторил конгрессмен Харви.

— Да. Римляне говорить только по-латыни, прежде чем научиться по-итальянски. Что из того?

— Приводить латинские цитаты — снобизм и дурной вкус. Это свидетельствует о высокомерном отношении к единственной персоне на земле, которая имеет значение, — среднему, маленькому, обычному человеку. Знает ли такой человек хоть слово по-латыни? Нет! Мешает это ему? Нет! Счастлив сообщить, что латынь умирает даже в наших самых реакционных, поросших мхом колледжах. Ее следует запретить! Любой человек, который хотя бы знает латынь, tempus edax rerum, tuque, invidiosa Vetustas, omnia destruitis,[35] должен быть расстрелян!

Итак, леди и джен… старший инспектор, каков истинный идеал, перед которым мы все должны робко склониться? Могу сказать, не боясь возражений, что это как раз средний, маленький, обычный человек! И он будет им всегда, независимо от того, куда бы факел цивилизации ни отбрасывал свой ослепительный свет!

Конгрессмен Харви уже собирался машинально произнести «Благодарю за внимание», когда в его мозг проникли слова, которые он слышал или думал, что слышал, только что.

— Джинни, — осведомился он, — что ты сейчас сказала?

Глава 9

Ситуация достигла такого накала, что все встали, за исключением Г. М., а некоторые даже ощетинились. Только Вирджиния выглядела невинной, как цветок, который в таком саду мог побудить к цитате из «Мод».[36]

— Сказала что, папа? — отозвалась она.

— Отвечай «да» или «нет». Ты сказала: «К черту среднего человека»?

— Папа, я ведь твоя дочь. Можешь представить меня говорящей такое?

— Искренне надеюсь, что ты этого не говорила, Джинни. Но боюсь, что могла сказать. Хотя это не твоя вина. Все дело в тлетворном британском влиянии. Вот что превратило тебя из прекрасной американской девушки, которую я знал…

— Погодите! — Том Брейс шагнул вперед. — Что вы подразумеваете под тлетворным британским влиянием?

— То, что сказал! И более того, молодой человек…

— Папа! Том! Пожалуйста! — взмолилась Вирджиния, становясь между ними. — Настоящий детектив из Скотленд-Ярда собирается решить нашу проблему, проведя ночь в Дубовой комнате! Иногда я просто не могу понять вас обоих! Почему вы не можете беседовать, как подобает двум благоразумным и сдержанным американцам или англичанам, вместо того чтобы топать ногами и рвать на себе волосы, как пара темпераментных итал… — Вирджиния испуганно оборвала себя на полуслове. — Синьор Равиоли, я очень сожалею!..

Но синьор Равиоли нисколько не выглядел оскорбленным.

— Я сказать вам кое-что, мисс, — радостно произнес он. — Прежде чем пытаться понять других, почему не попытаться понять себя?

— Понять себя?

— Ну да! Вы думать, только итальянцы, французы или испанцы выходить из себя, а англичане и американцы никогда? Ба! Сэр Генри стоить шесть итальянцев!

Том Брейс и Уильям Т. Харви посмотрели друг на друга.

— Том, — заметил последний, — может быть, в словах синьора Равиоли что-то есть.

— Слушайте, сэр, я не имел в виду…

— В то же время, — продолжал конгрессмен Харви, взмахнув рукой, — я утверждаю, что в самом воздухе этой страны есть нечто коварное и разрушительное. Например, нигде в мире вы не найдете более уравновешенного человека, чем я. И все же я ощутил это влияние менее получаса назад, когда сошел с поезда в Грейт-Юборо. Иначе мне бы и в голову не пришло так говорить с леди!

— Говорить с… — Вирджиния склонила голову набок, пристально глядя на отца. — Папа, — очень тихо спросила она, — ты опять намерен спутаться с какой-то бабенкой?

— Вирджиния!

— О боже! Я знаю, чего можно ожидать, когда ты называешь меня Вирджиния!

— С бабенкой! — Конгрессмен Харви являл собой картину оскорбленного достоинства. — Право, Вирджиния, я думал, у тебя больше уважения к твоему бедному старому отцу!

— Но…

— Я расскажу об этом инциденте любому беспристрастному человеку из присутствующих! Где старший инспектор? Где Бенсон?

Два голоса заверили его, что их обладатели не ушли далеко.

— Я просто шел со станции, — продолжал мистер Харви, — к гаражу, где можно взять такси, — и проходил мимо одного из заведений, где не подают спиртное. Кажется, в этой стране их называют отелями для трезвенников. Это место называлось…

— «Синий нос», — подсказал Том.

— Нет-нет, мой мальчик. «Синяя лампа». Я проходил мимо, думая о том, как расправиться с этим старым упырем, который в данный момент корчит такие нахальные рожи, когда из отеля вышла дочь богов, мечта, видение! Я не шучу! Это была величавая блондинка с румяными щеками и розовыми губами…

— Одну минуту, папа! — Глаза Вирджинии больше не были сонными. — Сэр Генри!

— Да, куколка? Поверьте, я не пропустил ни единого слова.

— Я думаю о той женщине, сэр Генри. Не стану говорить, кто это, кроме того, что ее фамилия начинается с буквы «Ч». Скажите, она величавая блондинка с румяными щеками и розовыми губами?

— Угу, — отозвался Г. М.

— О боже!

— О чем вы там шушукаетесь? — спросил озадаченный мистер Харви. — Чья фамилия начинается с буквы «Ч»?

— Не важно, папа. Продолжай.

Вирджинии с самого начала следовало осознать, что ее отец, подобно ее мужу и старшему инспектору Мастерсу, пребывает в душевном расстройстве и не является в полном смысле слова самим собой. Хотя необходимо признать, что Уильям Т. Харви выглядел возвышенной и украшенной версией собственной персоны.

— Не знаю, что на меня нашло, — продолжал конгрессмен Харви, удивленный и в то же время польщенный всеобщим вниманием. — Но я не смог сдержаться. «Мадам, — сказал я, — надеюсь, вы простите эти слова незнакомцу с дурными манерами, но с благими намерениями. Я искал вас всю жизнь!» Она остановилась и удивленно спросила: «Искали меня?» — «Да, — ответил я и добавил (если мой зять засмеется, я сверну ему шею!): — Лицо, которое отправило в плавание тысячу кораблей и сожгло упирающиеся в небо башни Трои!»