Золотые костры - Пехов Алексей Юрьевич

– Вы куда, страж? – удивился привратник, когда я подошел к воротам.

– Хочу выйти на несколько часов, – дружелюбно ответил я. – Мне надо завершить свою работу, чтобы обезопасить монастырь от души самоубийцы, и я уже сегодня, пока светло, планирую изучить спуск к леднику. Завтра ухожу перед рассветом.

Это объяснение его вполне устроило.

– Когда вернетесь, стучите громче, – сказал он мне, отпирая калитку.

Первые полчаса я бродил по окрестностям, не удаляясь далеко от стен, так, чтобы меня видели. Фигура возле часовни указывала на то, что поблизости имеется темная сущность. Я попытался определить нужное направление – по всему выходило, что тварь находится под монастырем. Возможно, где-то в подвалах.

– Интересно, почему стражу не говорят об этом, – пробормотал я, глядя на Дорч-ган-Тойн, который сейчас мне показался особенно мрачным и неприветливым. – Это все равно что не рассказывать врачу о смертельно опасной болезни, хотя он может спасти тебя.

А когда пациент не хочет говорить с врачом о том, что его беспокоит? Или когда не доверяет доктору, или когда хочет скрыть то, чего стыдится.

Затем я направился к обрыву и увидел каменную тропку желтоватого цвета, серпантином спускающуюся к леднику. Это было началом моего завтрашнего пути. Пугало подошло ко мне неслышно и, как и я, стало смотреть на перевал, который нам предстояло преодолеть.

– Главное, чтобы завтра была хорошая погода, – сказал я.

Одушевленный пожал плечами. Ему было все равно как подниматься – при ясном солнце, снегопаде или тумане. Пугало, в отличие от меня, не мерзнет и не страдает от отсутствия воздуха.

– Как тебе монастырь?

Очередное пожатие плеч. Теперь – равнодушное. Оно выглядело разочарованным.

– Ты думало, здесь нечто вроде школы волшебства? – хмыкнул я.

Кивок.

– Уверен, ты знаешь, но на всякий случай скажу тебе, что клирики, обладающие церковной магией, не так часто встречаются. Для того чтобы в них проснулся такой дар, нужно несколько факторов. Неистовая вера в господа и любовь к нему без всяких сомнений. С учетом того что с верой и любовью у людского племени не все и не всегда гладко, а сомнений, увы, предостаточно, волшебство становится редкой штукой. Ну, и второе условие – на душе не должно быть серьезных грехов. А поскольку люди слабы, их одолевают пороки, страсти и желания, грехов на них больше, чем блох на чумной крысе. И пока они есть – бог не спешит давать такое мощное оружие как церковная магия, в руки слуг своих. Так что если ты ожидало увидеть здесь фокусы, то ошиблось адресом. Как я уже говорил Проповеднику – почти все боевые монахи заняты работой и ездят по миру, а не торчат в этих негостеприимных и, что уж скрывать, смертоносных стенах.

Пугало точно и не услышало меня – продолжало смотреть на величественные горы да поглаживать рукоятку своего серпа.

А я вспомнил Ганса и наш разговор о церковной магии.

– Подумать только, чтобы скручивать еретиков, убивать демонов и противостоять темным колдунам, нужна такая малость – вера, – сказал он, любуясь Кристиной, которая чистила шкуру Вьюна. – Право, я лишал бы сана клириков, которые не могут пользоваться волшебством. Это означает, что либо они грешники, либо их одолевают сомнения. А таким не место среди пастырей человеческих душ.

– Ты как всегда радикален во всем, – не согласился я с ним.

Мы частенько спорили с Гансом, обсуждая не слишком важные вопросы. Криста лишь обреченно качала головой.

Теперь Ганс мертв, Кристина пропала где-то в Нарраре, а я торчу здесь, общаясь с одушевленным, который не дает себе труда даже рта раскрыть и сказать пару слов.

– Не хочешь оказать мне услугу?

Заинтересованное Пугало тут же повернуло одутловатую голову, скалясь своей жутковатой улыбочкой.

– Проповедник сказал, что вокруг центральной части монастыря нарисованы фигуры. А ты там спокойно шастало. Не могло бы ты проверить подвалы? Где-то там может жить темная душа.

Оно задумалось на мгновение, а затем отрицательно покачало головой. Ему это было не интересно.

– Угу, – мрачно бросил я ему. – Вот если бы я попросил тебя прирезать парочку девственниц, то ты бы явно сделало это с радостью.

Мое замечание его развеселило.

Понимая, что помощи от него можно не ждать, я решил вернуться к горному озеру.

Была уже вторая половина дня, небо затянули облака, и я спешил, надеясь вернуться к монастырю до начала сумерек.

На берегу суетились скирры, размахивали руками, хватались за веревку и пытались утянуть в темную дыру пещеры лоснящееся тело топлуна, пронзенного тремя арбалетными болтами. Мокрый Плевун сидел на камне и безостановочно ругался на всю остальную компанию.

Они заметили меня, оставили работу, и Переговорщик на всякий случай спрятал арбалет себе за спину.

– Здорово, гладкокожий, – поприветствовал он меня. – Мы все-таки смогли достать ублюдка. Больше не будет у нас детей воровать.

– Достали?! Это я достал! – заорал Плевун. – Вы меня, придурки, как наживку использовали!

– И что с того? Он же тебя не сожрал, – отмахнулся Подзатыльник. – Чего пришел, гладкокожий?

Я посмотрел на их одноглазые физиономии и негромко сказал:

– Должок за вами, ребята.

– А-а-а… – протянул Переговорщик. – Третий вопрос…

– Да пошлите вы его! – крикнул Плевун. – Мы топлуна прихлопнули, арбалет нам теперь на хрен не нужен!

Остальные скирры не обратили внимания на такое подлое предложение.

– Давай свой вопрос, гладкокожий. Нам до темноты еще надо эту паскуду разделать, – поторопил меня Переговорщик.

– Скирры живут под землей и роют норы в горах. Думаю, такие хитрецы, как вы, позаботились о том, чтобы у вас был вход в монастырские подвалы и погреба.

Они мрачно переглянулись между собой.

– Это вопрос? – спросил главный. – Ничего такого не знаем.

Он отправил злой взгляд Плевуну, и тот возмущенно завопил:

– Да я к ним уже два года не лазил! С тех пор как матушка меня за ту ворованную монастырскую грудинку отлупила! Если и пропало что-то у монахов, то это не я!

– Вот тупой придурок! – в сердцах воскликнул здоровый Подзатыльник. – Все готов разболтать первому встречному!

Плевун закрыл рот двумя руками и в ужасе смотрел на своих товарищей, поняв, что только что серьезно сболтнул лишнего.

– Ладно, гладкокожий. Если тебя монахи послали, то после того случая мы ничего у них не воровали, – вздохнул Переговорщик. – Так им и передай.

– Монахи меня не посылали. Но мне надо проникнуть в погреба.

– А попросить у них? – прищурился скирр.

– Не вариант.

– Тоже, что ли, грудинку спереть захотел? – заржал Плевун, но тут же заткнулся, пронзенный недобрыми взглядами товарищей.

– Это не погреб, – объяснил Переговорщик. – А склад съестного. Под стеной. Кладовая. Тебе нужна дорога? Хорошо. Расскаж…

– Стоп! – оборвал я его. – Под стеной? Мне это не подходит. Нужен проход в подвальные помещения в центре монастыря.

– Эвона ты чего захотел! – присвистнул Плевун. – Нет такой дороги. Еще мой прадед пытался пробить туда лаз, но сами горы против. Земля жжется, и обвалы сплошные. Одно слово – людская магия. Когда несколько наших рабочих погибло, мы больше и не пытались пробраться в сердце Дорч-ган-Тойна. Никакой окорок и сыр не стоят жизней родичей. Нет у нас туда дороги. Вот если тебе кладовая нужна или в катакомбы под часовней пролезть, это пожалуйста. Покажем. А под сам монастырь – увы.

– Катакомбы? Они ведь тоже под монастырем? – заинтересовался я.

– Ну да. Но не под центром, а расположены параллельно склону и уходят вниз, прямо к леднику. Мертвякам-то от холода мало что будет. Правда, теперь лет восемь уже никого там не хоронят.

– Почему?

– Откуда я знаю? Может, надоело спускаться в холодильник. Мы там не бываем. Нет никакого интереса глазеть на гладкокожих мертвых старцев. Так что? Спрашивать будешь?

Ну, что же. Это лучше, чем ничего. Стоит проверить это место. Темные твари любят селиться в могильниках. Солезино тому подтверждением.