Создатель вселенных - Филип Фармер

— Это — Северная Америка, какой она была долгое время до прихода белого человека, — сказал Кикаха. — Свежая, просторная, с многочисленными животными и немногими бродячими племенами.

Над головами у них пролетела, крякая, стая из сотни уток.

Словно гром средь зеленого неба, рухнул ястреб, врезаясь с глухим стуком, и стая лишилась одного товарища.

— Счастливая Охотничья Земля! — воскликнул Кикаха. — Только иногда не такая уж и счастливая.

За несколько часов до того, как солнце ушло за гору, они останови— лись у небольшого озера. Кикаха нашел дерево, на котором соорудил помост.

— Мы будем спать сегодня здесь, неся по очереди караул. Примерно единственное животное, могущее напасть на нас на дереве, это гигантская ласка, но она — вполне достаточное беспокойство. Кроме того, и хуже того, тут могут оказаться военные отряды.

Кикаха отлучился с луком в руке и вернулся через пятнадцать минут с большим кроликом. Вольф развел небольшой костер с минимальным дымом, на котором они и зажарили кролика. Пока они ели, Кикаха объяснял топографию местности.

— Что бы еще ты ни мог сказать о Господе, нельзя отрицать, что он проделал неплохую работу, проектируя этот мир. Возьми этот уровень, Индею. Он на самом деле не плоский. У него есть серия легких изгибов, каждый примерно в сто шестьдесят миль. Они позволяют воде стекать, образовывать ручьи, реки и озера. На этой планете нигде нет снега, и не может быть без смены сезонов и при довольно единообразном климате. Но дождь идет каждый день. Тучи приходят откуда-то из пространства.

Они кончили есть кролика и завалили костер. Вольф выбрал караулить первым. Кикаха проговорил всю очередь дежурства Вольфа, а Вольф не засыпал все дежурство Кикахи, слушая его.

Вначале, давным-давно, больше двадцати тысяч лет назад, Господы обитали во вселенной параллельной земной. Тогда они не были известны как Господы.

В то время их было не очень-то много, ибо они были выжившими в длившейся тысячелетие борьбе с другими видами.

Всего их было, наверно, тысяч десять.

— Но что у них отсутствовало по части количества, они более чем компенсировали по части качества, — рассказывал Кикаха. — У них были наука и технология, заставлявшие наши, земные, выглядеть словно мудрость австралийских аборигенов. Они могли сконструировать эти личные вселенные, и конструировали. Сперва каждая вселенная была своего рода игровой площадкой, микрокосмическим загородным клубом для мелких групп. Затем, как было неизбежно, поскольку эти люди были человеческими существами, как бы они не походили своей мощью на богов, они поссорились. Чувство собственности было и есть в них таким же сильным, как и в нас. Среди них возникла борьба. Я полагаю, были также смерти от несчастных случаев и самоубийства. К тому же изоляция и одиночество Господ делали их одержимыми манией величия, естественно, если учесть, что каждый играл роль маленького бога и стал верить в нее. Если сжать длившуюся целые эпохи повесть в несколько слов, Господь, построивший эту конкретную вселенную, в конце концов оказался в одиночестве. Его звали Джадавин, и у него не было даже жены из своих. Да он и не хотел. Зачем бы ему делить этот мир с равной себе, когда он мог быть Зевсом с миллионом Европ, с прекраснейшими из Лед? Он населил этот мир существами, похищенными из других вселенных, главным образом земными, или созданными в лабораториях во дворце на вершине самого верхнего яруса. Он создал таких, каких только желал, божественных красавищ и экзотических чудовищ. Единственная беда заключалась в том, что Господы не довольствовались властью только над одной вселенной. Они начали желать миры других, и поэтому борьба продолжалась. Они воздвигали почти неприступную оборону и изобрели почти неотразимое нападение. Битва стала смертельной игрой. Эта роковая игра была неизбежной, если учесть, что тоска и скука были такими врагами, каких Господы не могли отогнать. Когда ты почти всемогущ, а твои создания слишком низки и слабы, чтобы вечно интересовать тебя, какие тут найдутся острые ощущения, кроме как рискнуть своим бессмертием против другого бессмертного?

— Но как в это угодил ты? — спросил Вольф.

— Я? На Земле меня звали Пол Янус Финнеган. Мое среднее имя было фамилией моей матери. Как тебе известно, ему случается так же быть именем латинского Бога ворот и старого и нового года, бога с двумя ликами, одним — глядящим вперед, и другим — глядящим назад.

Кикаха усмехнулся и заметил:

— Янус очень подходящее имя, тебе не кажется? Я — человек двух миров, и я прошел через врата между ними. Не то чтобы я когда-либо возвращался на Землю или хотел этого. Здесь я пережил приключения и приобрел положение, каких никогда не смог бы добиться на том мрачном старом шарике. Кикаха — не единственное мое имя. Я вождь на этом ярусе и своего рода большая шишка на других ярусах, как ты со временем выяснишь.

Вольф начинал гадать насчет него. Кикаха был так уклончив, что Вольф заподозрил, что у него имелась еще одна личина, о которой он не собирался распространяться.

— Я знаю, что ты думаешь, но ты в это не веришь, — сказал Кикаха. — Я обманщик, но с тобой я откровенен. Кстати, знаешь ли ты, как я приобрел имя среди медвежьего народа? На их языке, Кикаха — мифологический персонаж, полубожественный обманщик и хитрец, что-то вроде старика Койота индейцев прерий или Нанабоэхо у оджибваев или Вакджункага у винебаго. Когда-нибудь я расскажу тебе, как я заслужил это имя и как стал советником у хровака. Но сейчас я должен рассказать тебе о более важных вещах.

Глава 7

В 1941 году в возрасте двадцати трех лет Пол Финнеган записался добровольцем в кавалерию США потому, что любил лошадей. Короткое время спустя он оказался водителем танка.

Он служил в Восьмой Армии и поэтому в кончном итоге переправился через Рейн.

Однажды, после того как они помогли взять небольшой городок, он обнаружил в развалинах местного музея необыкновенный предмет. Это был полумесяц из серебристого металла, настолько твердого, что удары молотка не гнули его, а ацетиленовая горелка не расплавляла.

— Я распросил о нем нескольких горожан. Все, что они знали, это то, что он был в музее долгое время. Один профессор химии после того, как подверг его некоторым испытаниям, пытался заинтересовать им Мюнхенский Университет, но потерпел неудачу. Я забрал его домой после войны наряду с другими сувенирами. Потом я вернулся в Индианский университет. Отец оставил мне достаточно денег, чтобы прожить несколько лет без забот, так что у меня была небольшая милая квартирка, спортивная машина и так далее. Один мой друг был газетным репортером. Я рассказал ему о полумесяце и его странных свойствах и неизвестном составе. Он написал о нем статью, которую напечатали в Блумингтоне, и статья эта была подхвачена и перепечатана газетным синдикатом. Она не вызвала большого интереса среди ученых. Фактически, они не хотели иметь к этому никакого отношения. Три дня спустя в моей квартире появился человек, назвавший себя мистер Ваннакс. Я подумал, что он голландец, из-за его фамилии и иностранного акцента. Он хотел посмотреть на полумесяц. Я сделал такую любезность. Он сказал, что хотел бы купить его у меня. Я спросил, сколько он заплатит, и он ответил, что даст десять тысяч долларов, но не больше.

— Разумеется, вы можете поднять и выше, — сказал я, — потому что, если вы не поднимите, то ничего не получите.

— Двадцать тысяч, — предложил Ваннакс.

— Давайте подкачаем еще немного, — ответил своим предложением я.

— Тридцать тысяч?

Финнеган решил сыграть рискованно.

Он спросил Ваннакса, заплатит ли тот сто тысяч долларов.

Ваннакс еще больше побагровел и раздулся, словно «лягушка-скакушка» как выразился Финнеган-Кикаха, но ответил, что добудет данную сумму через двадцать четыре часа.

— Тут я понял, что у меня действительно кое-что имеется, — рассказывал Вольфу Кикаха. — Вопрос был в том, что, а также, почему этот тип, Ваннакс, так отчаянно хотел иметь это. Никто в здравом уме, ни один нормальный человек не клюнул бы так быстро на приманку. Значит надо было быть с ним поуклончивей.

— Как выглядел этот Ваннакс? — спросил Вольф.

— Он был здоровый парень, хорошо сохранившийся шестидесятилетний мужчина. У него был орлинный клюв и орлинные глаза. Он был мощной личностью, но пытался обуздать ее, быть по-настоящему любезным. Делать это ему было дьявольски тяжело. Одет он был в дорогой консервативный костюм. Казалось, он был человеком, не привыкшим, чтобы ему в чем-то перечили.

— Поднимите до трехсот тысяч долларов, и он — ваш, — сказал я.

Мне и не снилось, что он скажет «да». Я думал он взбесится и уберется, потому что я не собирался продавать ему полумесяц, если бы он не предложил мне миллион.