А-прогрессор - Алескандр Зайцев

   Дворцовые интриги, брррр. Эти папенькины лизоблюды! Что вечно отираются у короны. Внешне такие правильные, благочестивые, а сами так и норовят отхватить кусок от чужого пирога. А ведь его то же попытались в эти интриги вовлечь. Слава Единому, что папенька вовремя его от этого оградил, выделив удел в правление. Кагр ни на йоту не завидовал своим старшим братьям. Ну и что что они принцы, зато он свободен!

   Охота, вот развлечение настоящих мужчин! Кагр рассмеялся и ударив коня по бокам пустив его в галоп, давая команду к началу травли. Его охватило упоение и безумный восторг. Немногочисленная свита с готовностью последовала за своим господином. И только Олиус, мерин которого полностью игнорировал понукания и шел не быстрее шага, сразу отстал от остальных. Что еще прибавило настроение юноше.

   Охота была великолепна. Кагр сам подстрелил из лука, величественного оленя, лесного гиганта, размах рогов которого был настолько велик, что юноша едва едва мог схватив один кончик рогов, дотянутся другой ладонью до противоположенного. Упоение. И даже то, что остальные охотники отстали, и не видели триумфа своего владетеля, ничуть не умаляло настроение герцога.

   Внезапно Иркус, верный конь Кагра, прянул ушами, вскинулся на дыбы и взрыв копытами землю, резко с места, рванул во весь опор. Прочь от поляны, на которой остался его всадник, что спешился, дабы руками потрогать свою величественную добычу. Кляня себя, за то что не стреножил скакуна, герцог было пустился бежать вслед за ним, но быстро понял, что занятие это глупое. А вот умная мысль, что прекрасно тренированный конь, просто так от хозяина не убежит, и на все есть причина, в юную голов пришла далеко не сразу. Точнее эта мысль безмерно опоздала. Потому, что пришла она только тогда, когда Карг заметил вышедшего из лесной чащи, лесного кота. Огромного хищника, самого опасного из всех, что обитали на острове. Неторопливо принюхиваясь гигантский кот, приближался к поверженному оленю. Он не рычал, его шерсть не вставала дыбом на загривке. Но, то как он приближался, и обнажил свои клыки, ясно говорило о намерениях животного. Делится мясом с человеком не точно не желал.

   Еще больший ужас Карг испытал, когда понял, что кот и его самого видит как жертву, а не препятствие. Да и посудите здраво, что мог сделать юноша, у которого меч, лук и даже колчан остались в седельных сумках, что скрылись вместе с верным конем в лесу, против более чем двухметрового полосатого хищника. Но надо отдать юному герцог должное. Поняв, что бежать бесполезно, тот выдернул стрелу из оленя и выставив её перед собой, внимательно следил за приближением полосатой погибели. Нет, Кагр не верил, что может не то что убить этого хищника, он не верил и в то, что сможет его отогнать. Герцог знал, четырнадцать зим, это все что ему отмерил Всевышний. Одинокий человек, даже бывалый воин, в полном обмундировании и тот не имел ни малейшего шанса в такой ситуации, что уж говорить о нем.

   Кагр молился, но не так как монахи, что в его положении приняли бы смерть смиренно, нет. Он молился, шепча знакомые слова одними губам, а его руки до судорог сжимали столь ненадежное древко охотничьей стрелы. Он умрет как мужчина.

   Но этому не суждено было случится...

   14-е сентября 597г. от Р.А. Замок баронов Горсов, йомское герцогство. Вечер.

  -- Отец. Как ты можешь так говорить? - Баронет Маррис, был всего на два года старше своего герцога. Сейчас он склонился над постелью своего родителя.

  -- Сын, это не шутка. Не смей я тебе говорю! - Голос, прикованного к лежаку, владетеля еще сохранил отголоски былой силы.

  -- Отец, я справлюсь! - Баронет нежно поправил спавшее с плеч отца покрывало. В комнате не были закрыты ставни, старый барон не любил застоявшегося воздуха, но вечерний ветер был излишне холоден.

  -- И думать не смей. Есть кому и без тебя заняться этой бедой. - Еще не старый, но уже умудренный жизнью мужчина в расцвете лет, мысленно улыбнулся. Ему нравилась эта горячность в сыне, эта жажда действия, эта беззаветная храбрость и решительность. Но он боялся, за своего единственного наследника.

  -- А не ты ли меня учил, что рисковать своими людьми попусту не следует.

  -- Учил, но это не значит, что ты должен рисковать собой. - Ох, как он похож, на него самого в юности!

  -- Должен отец, должен! Твои наставления, вспомни их! Мне по плечу самому справится.

  -- Нет сын.

  -- Меня учили! Во всем герцогстве нет воина и охотника лучшего чем я! Ты знаешь об этом!

  -- Да. - Сын был прав.

   Барон очень постарался и кроме личного наставничества, его сына тренировали лучшие из лучших. Мечом его учил владеть сам Голгарс, и пусть этот мастер разменял уже пятый десяток, но умение и слава пятилетнего победителя Великих Игр*, такое никакие годы не способны отнять. И когда барону хватало сил выглянуть в замковый двор, он наблюдал как его сын берет две схватки их пяти, в поединках с величайшим мечником, что знала земля Аркаха. А ведь Маррису всего шестнадцать! С луком его учил Барис, за голову которого все соседи барона готовы были отдать приличное количество серебра. Так он их всех замучил своим браконьерством, но лучник, лучник он был от бога. Да трус каких поискать, боится своей же тени. Но как стреляет!! А главное, за что барон прощал этому браконьеру все его прегрешения, этот лучник умел учить. С копьем баронета тренировал Кизим, личный оруженосец барона, что прошел бок о бок с владетелем ни одно сражение. И так больно будет потерять сына, по такой глупости. Ну, что он вбил себе в голову, что должен лично и один всех спасти? И кого всех то, обычных крестьян в самой отдаленной от замка деревушке!

  -- Отец, мне уже шестнадцать. Мне нужно заработать уважение и почет. Ни как сыну твоему, а лично показать, что я чего-то стою!

  -- Ох. - А ведь он сам виноват во всем этом. Он сам хотел видеть сына именно таким. Пей до дна теперь калека, всю чашу исполненных желаний.

  -- Что ты беспокоишься? Как ты говорил, самый страшный зверь это...

  -- Человек сынок, человек, все верно. - Барон понял, что проиграл этот спор. Слишком хорошо он воспитывал сына. Отказ невозможен или этот юноша даже без благословения отца сделает все сам. А это урон отцовскому авторитету. Как не было больно бывалому воину, а теперь покалеченному ветерану, но он сказал. - Ступай сынок. Только вернись живым.

  -- Ты слишком много вложил в меня отец. Что бы я, как твой любящий сын мог позволить, пустить все потраченные тобой усилия понапрасну. - Барон только закрыл глаза в знак согласия.

  -- Благословляю.

  -- Спасибо. - И в порыве чувств Маррис прильнул губами к дрожащей руке отца.

   Барон устало вздохнул. Ему было нестерпимо больно. Болела душа. Он клял себя за свою болезнь, что не позволяла твердо стоять на ногах. Клял, что так воспитал сына. Ругал себя, что не смог найти слов, что бы отговорить своего отпрыска от этого поступка.