Проклятие семьи Грин - Стивен Ван Дайн

– Доброго утра честной компании! Невеселый повод для визита, да? – Сибелла присела на ручку кресла и принялась нервно качать ногой. – Кому-то мы насолили. Чет, бедолага! Не смог даже умереть на боевом посту. Войлочные тапки, бог мой! Какой прозаический конец для заядлого любителя гольфа!.. Ну, полагаю, вы хотите спросить, что мне известно. С чего начать?

Она швырнула недокуренную сигарету в камин, уселась в кресло лицом к Маркхэму и положила на стол свои тренированные руки с длинными тонкими пальцами.

Маркхэм несколько минут ее изучал.

– Когда в комнате вашего брата прогремел выстрел, вы читали в постели, так?

– Эмиль Золя, «Нана», если быть точной. Купила, потому что мать запрещает. Оказалось ужасно скучно.

– Что же вы сделали, когда услышали выстрел? – Маркхэм старался держать себя в руках.

– Отложила книгу, набросила кимоно и несколько минут постояла у двери. Потом выглянула. Было темно, тихо, в общем, жутковато. Добропорядочной сестре следовало бы пойти проверить, что там бухнуло, но, честно сказать, я струсила. Поднялась – нет, вру – бросилась наверх по черной лестнице, вытащила из постели нашего изумительного Крайтона[36], и мы вместе пошли к Чету. Дверь была не заперта, и Спроут бесстрашно ее открыл. Чет сидел с таким выражением, будто увидел призрак, я сразу поняла, что он мертв. Спроут подошел к нему и дотронулся, а я ждала на пороге. Мы спустились в столовую. Спроут куда-то звонил, потом сварил гадкий кофе. Спустя примерно полчаса пришел этот джентльмен, – она указала головой на сержанта. – Вид у него был пасмурный, и от кофе он благоразумно отказался.

– Перед выстрелом вы ничего не слышали?

– Ничего. Все рано легли. Последнее, что помню, был нежный, любящий голос матери, которая выговаривала сиделке, что она такая же бессердечная, как и мы, и требовала, чтобы утром та принесла ей чай ровно в девять и не хлопала дверью. Затем до половины двенадцатого воцарились тишина и спокойствие.

– Сколько продолжалось это затишье? – спросил Вэнс.

– Ну, мама обычно заканчивает песочить домочадцев около половины одиннадцатого. Так что затишье длилось примерно час.

– И вы не слышали в это время в коридоре никакого шороха или скрипа осторожно закрываемой двери?

Девушка равнодушно покачала головой и достала из кармана маленький янтарный портсигар.

– Нет, извините уж. Впрочем, кто угодно мог сколько угодно хлопать себе дверьми по всему дому. Моя комната в глубине, и шум с реки и Пятьдесят второй улицы заглушает практически все.

Вэнс поднес спичку к ее сигарете.

– Вы, я смотрю, нисколько не испугались.

– А смысл? – Она обреченно махнула рукой. – От судьбы не уйдешь… Но я еще рассчитываю пожить. Кому я насолила, в самом деле? Разве что бывшим партнерам по бриджу. Так они все ребята безобидные и на крайние меры не пойдут.

– У ваших родственников тоже на первый взгляд не было врагов, – произнес Вэнс как бы между прочим.

– Тут нельзя сказать наверняка. Мы, Грины, страшно скрытные. Отчий дом прямо-таки пропитан подозрительностью. Все друг другу врут. А уж секретов у каждого! Масонская ложа позавидует. Конечно, их убили не просто так. Не для того же, чтобы поупражняться в стрельбе.

Секунду она задумчиво курила.

– Хоть убей, не пойму, какая здесь причина. Конечно, Джулия была вредная и противная, но она на улицу практически носа не показывала и своими комплексами изводила в основном домашних. Впрочем, когда злобные старые девы срываются с цепи, они способны на совершенно феерические вещи. А вот Ада… Как говорится в алгебре, неизвестная величина. Один отец знал, откуда она взялась. Бездельничать у нее особенно не получается – мать нагружает работой. И все-таки она молодая и смазливая. Без изюминки, однако, – ядовито добавила Сибелла. – Кто знает, какие знакомства она завела вне священных чертогов? А Чета вообще не любили. Никто никогда слова доброго ему не сказал. Кроме тренера по гольфу. И то потому лишь, что Чет платил ему неприлично много. Как ему удавалось настраивать всех против себя, ума не приложу! Так что в его прошлом наверняка найдутся заклятые враги.

– Я смотрю, вы изменили свое мнение относительно виновности мисс Ады, – равнодушно заметил Вэнс.

Сибелла посмотрела пристыженно.

– Я тогда немного переборщила, да? – Но почти тут же в ее голосе появились упрямые нотки. – И все равно, она здесь чужая. Коварная кошечка. Она будет в восторге, если нас всех укокошат. Единственный человек, кому она нравится, – это кухарка. Однако сентиментальной Гертруде нравятся все. Она кормит чуть ли не половину бездомных кошек и собак в окрестности. Летом у нас на заднем дворе настоящий зверинец.

Вэнс помолчал некоторое время, затем вдруг поднял голову.

– Как я понял, мисс Грин, вы считаете, что стрелял кто-то посторонний.

– А есть другие мнения? – спросила она тревожно. – Я слышала, что оба раза, когда нас посещал этот неизвестный, на снегу перед домом находили следы. Разве они не указывают на человека извне?

– Совершенно верно, – поспешно ответил Вэнс, стремясь развеять страхи, вызванные его вопросами. – Они, несомненно, указывают, что в дом оба раза проникали через парадную дверь.

– Вам не о чем беспокоиться, – добавил Маркхэм. – Я сегодня же распоряжусь, чтобы особняк был взят под усиленную охрану до тех пор, пока не останется ни малейших сомнений, что опасность миновала.

Хис кивнул, изъявляя полное согласие.

– Так точно, сэр. С этой минуты двое моих ребят будут круглосуточно дежурить у парадного и черного входов.

– Как это щекочет нервы! – воскликнула Сибелла.

– Мы вас больше не задерживаем, мисс Грин. – Маркхэм встал. – Буду очень признателен, если до конца дознания вы не покинете свою комнату. Если хотите, можете, конечно, навестить мать.

– Премного благодарна, я лучше посплю, наверстаю упущенное. А то так и состариться недолго. – И она приветливо махнула рукой на прощание.

– Кто следующий? – Хис стоял, раскуривая потухшую сигару.

Не успел Маркхэм ответить, как Вэнс предостерегающе поднял руку, прося тишины, и подался вперед, напряженно вслушиваясь.

– А! Спроут! Подойдите на минутку.

Старый дворецкий незамедлительно явился на зов. Спокойный и услужливый, он остановился перед нами с выражением бессмысленного ожидания на лице.

– Нет никакой нужды маячить среди портьер, пока мы тут заняты делом. Если нам что-нибудь понадобится, мы вас позовем.

– Как скажете, сэр.

Спроут направился к выходу, однако Вэнс его остановил:

– Раз уж вы здесь, ответьте на один-два вопроса.

– Слушаю, сэр.

– Во-первых, хорошенько подумайте и скажите: вы не заметили ничего необычного, когда запирали дом вчера вечером?

– Нет, сэр, – уверенно ответил дворецкий. – В противном случае я бы утром сообщил об этом полиции.

– И вы не слышали никакого шума, когда ушли к себе? Скажем, что где-то скрипнула дверь?

– Нет, сэр. Было очень тихо.

– В котором часу вы заснули?

– Не могу сказать точно, сэр… Позволю себе предположить, что, вероятно, в двадцать минут двенадцатого.

– Вы очень удивились, когда мисс Сибелла разбудила вас и сообщила, что в комнате мистера Честера стреляли?

– Сэр, я был в некоторой степени поражен, но постарался не выказывать чувств.

– Уверен, вам это с блеском удалось, – сухо заметил Вэнс. – Но я имел в виду другое: новая трагедия в этом доме стала для вас неожиданностью?

Как ни вглядывался он в Спроута, прочесть мысли дворецкого было решительно невозможно – каменное лицо хранило тайны так же надежно, как гладь морская.

– Простите, сэр, я не понимаю, о чем вы, – последовал равнодушный ответ. – Предвидь я, что мистера Честера собираются, так сказать, убрать с дороги, я, вне всяких сомнений, предупредил бы его. Это мой долг, сэр.

– Не уходите от ответа, – сурово сказал Вэнс. – Вы предполагали, что за первой трагедией последует вторая?

– Если позволите, сэр, пришла беда – отворяй ворота. Нам не дано знать, что готовит день грядущий. Я не заглядываю в будущее, но стараюсь бодрствовать…

– Ох, Спроут, ступайте. Ступайте уже! Если меня потянет на туманную риторику, я почитаю Фому Аквинского.

– Да, сэр. – Дворецкий деревянно поклонился.

Не успели еще стихнуть его шаги, как в гостиную бодрым шагом вошел доктор Доремус.

– Вот ваша пуля, сержант. – Он бросил на стол крошечный свинцовый цилиндр неопределенного цвета. – Повезло так повезло. Вошла в пятое межреберье, потом – по диагонали сквозь сердце и застряла в задней подмышечной складке у края трапециевидной мышцы. Нащупал ее прямо под кожей и достал перочинным ножом.

– Меня вашей абракадаброй не испугаешь, – ухмыльнулся Хис. – Главное – вот она, пуля.