Залив Терпения (Повести) - Борис Бондаренко

Оставалось одно — идти в бухту. Метров двести вдоль гряды и еще сто пятьдесят до берега.

А четверо ни о чем не догадывались, хотя любой мало-мальски опытный моряк сразу увидел бы, что положение их пиковое. Но в них сработал неистребимый инстинкт всех сухопутных людей, наивно полагающих, что берег, даже такой негостеприимный, как этот, всегда лучше и надежнее моря. Берег не качается под ногами и не плюется холодной горькой водой. На берегу, если и упадешь, в худшем случае ушибешься, и только. Берег не выворачивает внутренности, не воняет разложившимися медузами. В общем, берег — это хорошо, а море — плохо.

И они прямо-таки наслаждались видом этого могучего чернокаменного берега, надежно защитившего их от ветра.

Василий смотрел на них и думал о том, как лучше объяснить создавшееся положение. Не испугать, чтобы они не запаниковали, но и втолковать, что дело скверно, очень скверно, и если они не выложатся до последнего — им конец…

И он спокойным, будничным тоном сказал:

— Еще десять минут покурим — и поехали.

Все четверо, как по команде, повернули к нему головы.

— Куда? — словно недоумевая, спросил Володя.

— Домой, куда же еще.

Они переглянулись и снова уставились на него. Володя, явно растерявшись, спросил:

— Елки-палки, а как же это мы выберемся отсюда? Унесет же…

— Надо выбираться, не сидеть же здесь.

— Так… это самое… может, подождать, на лодке кто-нибудь подъедет?

— Кто сейчас на лодке поедет? Нельзя ждать, через час уже поздно будет.

— Почему?

— Шторм подымется — от нашего кунгаса только щепки полетят. Да и ветер может усилиться.

Руслан, скривившись вдруг сразу побледневшим лицом, угрожающе протянул:

— А кто это два часа назад говорил, что ветер не усилится? А, Макар?

— Я, — спокойно сказал Василий. — Только об этом потом будем разговаривать.

— Потом? — Руслан приподнялся с места, словно готовился броситься на Василия. — Когда это потом? И где — в преисподней?

— Ты, салага, заткни глотку! — гаркнул Василий, решив, что на Руслана это подействует лучше всего. — Я тебе покажу преисподнюю! Будешь нюни распускать — и в самом деле ко дну пойдешь!

— Ах ты… — оскалился Руслан, но вдруг торопливо перегнулся через борт и затрясся в судорожном приступе рвоты. Глядя на него, тут же полез к нему и Вадик, но Василий рявкнул:

— К другому борту!

Руслан наконец разогнулся, прохрипел, с ненавистью глядя на Василия:

— Ну, сволочь, подожди, дай только до берега добраться…

— А ну сядь, — сказал Володя. — Нашел время.

Руслан, согнувшись, сел, втянул голову в плечи. Володя, беспокойно рыская глазами по морю, уже сплошь покрытому «беляками», спросил:

— Слушай, Вась, что же делать?

— Я же сказал — идти в бухту. И перестаньте паниковать! — резко бросил Василий. — Ничего страшного нет, отдохнем немного — и тронемся. Только давайте договоримся — без соплей, иначе и в самом деле унесет. Слушать меня беспрекословно, а самое главное — не останавливаться. Бросите весла — конец.

— А если… того, — неуверенно предложил Володя, — невод выбросить? А то смотри — корму вот-вот захлестывать начнет.

— Нельзя, — мотнул головой Василий. И тут молчавший до сих пор Вадик вскочил и диким голосом заорал, выкатывая глаза:

— А-а, сука, нельзя?! Тебе это г… дороже жизни? Давай выбрасывай невод, гад!

И он уцепился за край невода и стал переваливать его за борт. Василий встал, схватил его за руки и так сжал, что лицо Вадика перекосилось. Он стал извиваться и дергаться в руках Василия, но тот сдавил еще, и Вадик сразу затих, жалобно сказал:

— Пусти, больно.

Василий отпустил его и сел на место, спокойно сказал:

— Валерьянки у меня нет, так что если кто вздумает психовать, получит по физиономии. Поймите, черт бы вас побрал, если вы будете выкидывать такие номера — сами же себя потопите. Невод нельзя выбрасывать — перевернемся.

— Почему? — спросил Володя.

— Потому. Не успеем и половины выкинуть, как он нас на дно утянет.

— Черт, а ведь верно, — согласился Володя.

— Слушайте, парни, — сказал Василий. — Ничего страшного нет, поверьте мне. Сейчас тронемся, и от вас только одно требуется — не бросайте весла! Не толкайтесь, не мешайте друг другу. И первым делом — без паники. Другого выхода у нас все равно нет. Всё поняли?

Четверо молчали. Василий видел, что им страшно, и если позволить этому страху овладеть ими — тогда конец. Ему и самому было страшно, как ни уверял он себя и их, что бояться нечего. От этого страха было только одно спасение — работа. И он, ни слова не говоря больше, вылез на нос кунгаса и потянул на себя якорь. Кунгас, лишенный опоры, сразу заболтало, и он услышал, как сзади поспешно схватились за весла. И сам быстро сел и взялся за весла.

— Ну, каторжане, с богом!

Из всех работ, которые им когда-либо приходилось делать, эта наверняка была самая изнурительная и тяжкая. Они даже не знали, сколько времени все это продолжалось. Как ни пытался Василий выправлять ход кунгаса, чтобы держаться поближе к гряде, их быстро сносило. Тогда он разворачивал кунгас и возвращался к камням. Пока прошли гряду, ему пришлось раз семь или восемь проделать этот маневр. Мешала наполовину затопленная шлюпка. Она рыскала, дергала буксирный трос, и Василий подумал, не отцепить ли ее, но решил, что она еще может пригодиться.

Когда гряда кончилась, Василию показалось, что сейчас все они бросят весла. Особенно часто срывались гребки у Вадика. Сначала он матерился, но Василий крикнул ему, чтобы он молчал и не сбивал себе дыхание, и Вадик послушно умолк. Кажется, они поняли, что надо беспрекословно слушать команды Василия. Они не оглядывались на него, но Василию казалось, что даже их спины выражают беспредельную ненависть к нему, втравившему их в эту гиблую затею.

Потом хлынул дождь. За те несколько секунд, когда они бросили весла, чтобы натянуть капюшоны, кунгас отнесло назад на добрый десяток метров. А чтобы наверстать этот десяток метров, понадобилось минут пять. Василий остался с непокрытой головой — часто оглядываться он не мог, и капюшон мешал бы ему ориентироваться.

И все-таки они продвигались к берегу. Гряда камней справа хоть и медленно, но все же отползала назад. Василий видел ее каждый раз, когда разгибался, преодолевая пружинящее сопротивление весел. А над головой неизменно возникало очень низкое, быстро движущееся к горизонту небо, откуда сыпал холодный дождь.

А потом он заметил, что сбоку все время виден один и тот же камень, — большой, черный, обрамленный белой клубящейся пеной. Это могло означать только одно — кунгас стоял на месте. Так было несколько минут, а затем камень стал сдвигаться к носу — их опять сносило.

Надо было бросать якорь. Василий не знал, какая здесь глубина и удержит ли их якорь при таком волнении и ветре, но другого выхода не было. Он резко занес весла назад, рассчитанным движением уложил их на носу и крикнул:

— Гребите!

И выбросил якорь за борт, и когда почувствовал, что он коснулся дна, быстро намотал оставшийся конец на кнехт и крикнул:

— Суши весла!

Кунгас подался назад, дернулся — и медленно потянулся вместе с якорем в море. И — стал. От радости у Василия задрожали руки. Он медленно сел на место и коснулся скользкой оранжевой спины Володи. Тот обернулся, и Василий, улыбаясь, сказал:

— Стоим пока. Отдохнем — и снова.

Володя молча кивнул — говорить у него просто не было сил.

До берега оставалось метров сорок — сущие пустяки по сравнению с тем, что они уже прошли. Теперь оставалась одна опасность — корма кунгаса осела еще больше, и его могло захлестнуть раньше, чем они доберутся до берега. «Надо отливаться», — решил Василий, хотя все тело ломило так, что трудно было пошевелить рукой.

— Давай все на нос, — сказал он.

Никто даже не пошевелился, — может быть, они просто не поняли его. Казалось, что никакая сила не заставит их подняться и снова сесть за весла.

— Я сказал — на нос! — крикнул Василий. — Пока отдохните, а я воду отолью!

Они медленно, неуклюже полезли на нос кунгаса, скользя руками по мокрому настилу. Корма поднялась, и из-под невода хлынула грязная вода. Василий с трудом высвободил придавленные неводом доски, закрывающие пайолы, и взялся за черпак.

Четверо вповалку лежали на носу, тесно прижавшись друг к другу, и даже не смотрели, как он отливает воду. Только Володя наконец поднял голову и взглянул на него, молчаливо предлагая свою помощь. Василий махнул рукой:

— Лежи, я сам.

Он не упускал из виду приметного камня и видел, что якорь хоть и держит, но медленно ползет по дну. «Пора», — наконец решил он, дал себе еще минуту передышки и крикнул: