Орган времени - Игорь Чичилин

– Я и не приехал, – сказал я, – Сергей Степанович привез меня. Пришел утром ко мне домой, посадил в машину и привез сюда, – это была полуправда.

– Зачем ты приехал? Я же просила тебя.

– Ты просила? – не понял я.

– Да, – она все не смотрела на меня, – я просила тебя отказаться.

Я не знал, что ответить. Это было странно, я просто растерялся.

– Ну-у, – протянул я, – Сергей Степанович привез меня… – снова повторил я, чувствуя себя довольно глупо.

– Мы же договорились, что ты не будешь делать операцию, – сказала она.

– Мы договорились? – искренне удивился я.

Она повернулась ко мне.

– Я считала, что ты согласен со мной.

Она смотрела на меня, как учительница на нашалившего школьника.

– Ты считала, – процитировал я ее. – А что заставило тебя думать так?

– По-моему, мы не чужие люди, – то ли ответила, то ли спросила она.

– Ну и что? – чувствуя себя безумно пьяным, проговорил я.

– А то, что я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Да? А меня ты спросила? Может, я, наоборот, хочу, чтобы со мной все время что-нибудь случалось, – я улыбнулся.

Она отвела взгляд, сохраняя серьезное выражение лица.

– А обо мне ты не думаешь? – отчужденно и несколько обидчиво высказала она.

«Вот так номер!» – подумал я и не стал ничего говорить. Молчание тянулось. Я вспомнил о бутылке и решил предложить Леночке выпить, чтобы как-то разрядить ситуацию. Но прежде чем успел сказать, она произнесла, как-то одновременно и умоляюще, и приказывая:

– Я прошу тебя, откажись, не делай операцию.

– Почему я должен отказываться? – непонимающе спросил я, чувствуя, как винные пары клубятся в голове. Леночка почему-то вызывала их брожение, служа катализатором для них.

– Я прошу тебя.

– Разве это причина? – удивился я.

– А разве мое мнение для тебя ничего не значит?

– Слушай, – я чувствовал, что сейчас или упаду, или меня стошнит, или я воспарю и зависну под потолком от такой игры в нелогичные ответы, – я что-то не пойму, кто из нас пьян?

И уставился на нее стеклянными глазами, вдруг забыв, что хотел сказать. Но потом, словно пузырь поднялся со дна и лопнул на поверхности, выбрасывая мысли, – я вспомнил.

– Давай разбираться, – начал я. – Ты хочешь, чтобы я делал как хочешь ты – так?

Она смотрела перед собой, всем своим видом показывая, что не слышит ни слова.

– Но ты не хочешь делать так, как хочу я, – подозревая, что она все-таки слышит меня, продолжил я. – Так почему я должен делать так, как хочешь ты?

Я вдруг остановился, пытаясь понять, что это я сейчас сказал. Смысл был, это я знал точно, только где-то он затерялся, спрятался под словами.

– Ну, в общем, – я пытался оправдаться, – если тебе все равно, что хочу я, почему я должен слушать тебя? То есть, если нет понимания с твоей стороны, почему ты ждешь, что оно будет с моей?

Вот! Я был горд последней фразой. Это было почти то, что нужно. Но Леночка не оценила мое красноречие. Она считала ниже своего достоинства слушать меня и не слушала. Она была такой же, как давеча Сергей Степанович, – сурова и тверда как камень. Я подумал, что почему-то сегодня мне попадаются одни каменные люди. Может, Медуза Горгона пролетела ночью над городом?

– Ладно, ну его, – решил я размягчить камень, пользуясь вином и пьяной улыбкой, – давай лучше выпьем, – и чуть приподнял бутылку, показывая ее Леночке.

– Не делай операцию, – натянуто произнесла Леночка из своих каменных глубин.

Я подумал, что два каменных человека сегодня уговаривают меня и даже требуют совершить две абсолютно противоположные вещи.

– Да хватит тебе, – с улыбкой примиряюще произнес я, – лучше найди какие-нибудь стаканчики, – и снова хотел открыть бутылку.

– Я прошу тебя, не соглашайся на операцию, – как будто она хотела загипнотизировать меня этой фразой.

– Хм, – недоумевающе произнес я, – только что ведь я говорил – нужно понимать других, чтобы они понимали тебя.

– А я говорю тебе, чтобы ты подумал и не соглашался ни на какую операцию, – настаивала она в уже совершенно приказном тоне.

Ее слова начинали надоедать мне. Это было уже не смешно. Судя по ее виду, она абсолютно ни в грош не ставила меня, похоже, почему-то решив, что может командовать мной.

– Слушай, ты все-таки следи за беседой. Так ведь нельзя разговаривать с джентльменом, – сказал я достаточно серьезно, но потом улыбнулся под конец.

– Да?! А меня можно бросать?! – выкрикнула она в каком-то яростном порыве. – Ты-то следишь за собой?

– Ну все, – протянул я, – крики начались.

– Ты обо мне совсем не думаешь, – так же резко продолжала она. – Ты что, считаешь, можно вот так просто наплевать на меня?

– Ну, хватит, – спокойно и твердо и на удивление трезво произнес я, – будешь кричать – пойду в коридор. Где там, кстати, Сергей Степанович?

– Не надо операцию делать, – вдруг неожиданно умоляющим тоном, почти мгновенно сменив резкость на чуть ли ни слезы, произнесла Леночка, – ну не надо. Зачем тебе это?

– Как это не надо? – я был возмущен и раздражен ее криками и этой резкой переменой, которая показалась мне каким-то хамелеонством, ложью. – Почему не надо? Я как раз собирался идти в операционную с Сергеем Степановичем, когда ты пришла. Он говорит, что там уже все готово.

Хотелось позлить ее и проверить, какое из двух ее состояний было настоящим. И еще больше всего хотелось возражать ей. Чувство противоречия зажглось во мне, я бы, наверно, лучше умер, чем согласился с ней хоть в чем-нибудь.

– Нет, – сказала Леночка все так же умоляюще, – не ходи.

– Почему же? Сейчас он придет, и мы пойдем, – звучало как-то глупо, но дело было не в этом. Самое главное заключалось в смысле сказанного. Я вдруг понял, что действительно готов пойти и что согласен и хочу этой операции. И потом, теперь уже я просто не мог отказаться – это означало бы признать правоту и правильность командной роли Леночки. Такое положение могло завести меня очень далеко, в самое любое болото.

– Я прошу тебя, пожалуйста, откажись, – с легкой дрожью в голосе, но более или менее твердо произнесла Леночка.

– Да нет же, – недоуменно проговорил я, – как ты не понимаешь? Я приехал сюда, чтобы сделать операцию – я ее и сделаю, вернее, Сергей Степанович сделает. Иначе стал бы я сюда приезжать?

Это была ложь. Но это было уже неважно.

– Значит, не будешь отказываться? – легкая, еле уловимая угроза в голосе.

– Нет, – самое искреннее желание быть понятым.

– Тогда я сделаю так, что операции все равно не будет.