Красный дом - Роз Уоткинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хватаю цветы и несу их к раковине, выбрасываю те, у которых уже стали скользкими стебли, и наливаю в вазу свежую воду. У меня дрожат руки. Такое ощущение, будто я попала в чью-то жизнь. Жизнь, в которой нужно принимать много решений, а я понятия не имею, как это делать. Можно подумать, что моя жизнь и без того не была сложной.
Я вспоминаю, как мы танцевали с Пегги. Как легко и плавно скользили по большой гостиной в Красном доме, огибая края кровати Джозефа. Затем она попросила меня проследить, чтобы за Джозефом должным образом ухаживали, и сказала, что другие люди не поймут ценности его жизни. Она была права. А теперь мне нужно решать, уморить его голодом или нет.
Я сажусь на дешевый деревянный стул у небольшого стола в моей кухне и сжимаю голову руками. Мне не с кем все это обсудить. У меня нет лучшей подруги и парня (из этих отношений никогда не получалось ничего хорошего), и я остро ощущаю отсутствие всяких связей. Пегги была человеком, с которым я встречалась почти каждую неделю. Именно она помогла мне уехать из Маршпула и стать Евой. Она оплатила уроки вождения, как только мне исполнилось семнадцать лет, помогла мне поменять имя и фамилию, она выступала поручителем, когда я снимала жилье в Эшборне и начинала новую жизнь. Как я без нее справлюсь?
Самый близкий друг, который у меня сейчас есть, это Маркус, мой начальник. Печально, конечно, если подумать, но теперь и он отдаляется от меня и становится ближе к скучной Серене.
Несколько моих школьных друзей пытались поддерживать со мной связь после того, как я перебралась в Эшборн, но затем я сменила имя и фамилию и хотела оборвать все связи с Селестиной Флауэрс.
Я открываю маленький ящичек в кухонном столе и достаю набор игральных костей. Несколько месяцев назад я увидела их в магазине подержанных вещей. В них было что-то такое притягательное, что я не смогла устоять. Я думаю, что они из слоновой кости, и это ужасно, но это пришло мне в голову не сразу, а гораздо позже, и теперь мне кажется, что, если я их выброшу, это будет бо́льшим неуважением к несчастному слону, чем если я их оставлю. Иногда я использую кости для принятия решений. Хотя это не самый лучший способ принимать решения.
Я решаю, что если выпадет оба четных или оба нечетных числа, то я позволю Джозефу умереть. Если одно будет четным, а второе нечетным, то я сделаю все от меня зависящее, чтобы выполнить волю Пегги и поддерживать в нем жизнь. Его шансы пятьдесят на пятьдесят.
Я бросаю кости. Две шестерки. У меня никогда не выпадают две шестерки, если я в чем-то с кем-то соревнуюсь.
Предполагается, что я позволю Джозефу умереть. Кости сказали свое слово. Но это кажется неправильным. Я обещала Пегги проследить, чтобы ему был обеспечен уход. Как я могу сказать им просто прекратить его кормить? С другой стороны, все остальные, похоже, думают, что это самое милосердное решение. Почему Пегги считала по-другому? Я помню, как она хотела рассказать мне про уход за ним, а я от нее отмахнулась. Она знала что-то, чего не знаю я? Рациональная часть меня видит, что его жизнь – это не жизнь, но есть и другая часть, которая не хочет его терять.
Я звоню дяде Грегори.
Он быстро отвечает и здоровается со мной довольно резко.
– Нам нужно принять решение по Джозефу, – говорю я. – Я не знаю, как будет лучше.
С Грегори никогда не нужно тратить время на пустые светские беседы. Это бессмысленно. Он отмахнется от них, словно слишком занят. Он считает себя очень важным.
– Да, – отвечает он. – Я за то, чтобы последовать совету врача.
– Но ведь на самом деле она не давала советов, не правда ли? Она хочет, чтобы мы приняли решение.
– Совершенно очевидно, что она думает. Следует дать ему умереть. Это самый лучший вариант.
– Хотя на самом деле это не просто дать ему умереть, ведь так? Это прекратить его кормить. Это очень серьезный вопрос, Грегори. А я обещала
Пегги о нем позаботиться.
Я слышу, как Грегори раздраженно вздыхает. Звук усиливается, передаваясь по телефонной связи. Его «Ох!» получается невероятно громким.
– Моя мать поступала глупо, – заявляет он. – Ты не должна повторять ее ошибки. Ты хотя бы представляешь, что означает его содержание и сколько это стоит?
– Нет.
– Он овощ, Ева. В этом все дело! Подсказка уже в самом слове!
Я сглатываю.
– Просто это кажется очень серьезным… на самом деле… Ну, ты понимаешь – лишить его еды.
– Он в любом случае все равно что мертв.
– Бабушка говорила, что есть вещи, которые мне нужно о нем знать. Она сказала: «Все обстоит не так, что ты думаешь». Тогда я не обратила внимания на ее слова. Я сильно беспокоилась из-за ее рака, но что она имела в виду?
– Понятия не имею. Что еще она говорила?
– Просто, что она хочет, чтобы я проследила за обеспечением ему должного ухода. Вообще не было понятно, что конкретно она от меня хотела. Четко она не выразилась.
– Ты знаешь, что уход за ним подразумевает круглосуточную работу? И ради чего? Зачем ему жить? Незачем.
Я чувствую, что начинаю склоняться к тому, чтобы позволить Джозефу уйти. Я смогу продолжать жить как живу, как Ева. Все будет так просто.
– Я думаю, что нам нужно это должным образом обсудить, – заявляю я, удивляя сама себя. – Я могу к тебе приехать, чтобы встретиться?
Стоит мне это произнести, как меня охватывает возбуждение от мысли, что я поеду в гости к тете и дяде. Может, то, что я живу наполовину как Ева, притворяюсь другим человеком, изолируя себя от семьи, и не так хорошо, как я себя убеждала.
– Сюда? В Маршпул? – уточняет Грегори.
Я медлю.
– Да.
– Ты всегда говорила, что не хочешь сюда возвращаться.
Он прав. Я никогда не думала, что Ева выживет после контакта с Маршпулом. Там я для всех Селестина, выжившая во время трагедии жалкая маленькая девочка. Девочка, которая пряталась со змеями. А что еще хуже – возможно, такая же агрессивная, как ее брат. Но я хочу поговорить с единственными, оставшимися у меня родственниками, обсудить состояние Джозефа перед тем, как мы примем окончательное решение о
