Старшая школа Йокай 2 (СИ) - Кемпф Станислав

Мы приближались к центру озера. Мавки, чьи прозрачные силуэты мелькали среди падающих лучей солнца, иногда проявлялись, проплывали с нами несколько метров и, пощекотав тонкими пальчиками на прощание, снова растворялись в воде. Я улыбался, отшучивался жестами и махал им рукой. Хотя мы и были знакомы с детства, я давно здесь не плавал.

Глаза Кавагути распахнулись.

В центре большого лесного озера находился огромный плоский камень. Посреди него виднелся исполинский меч, просто лежащий плашмя. На середине его лезвия навеки сомкнулись призрачные женские пальцы, но руки не было видно: ее заменяла неоформленная тень. Тонкий луч полуденного солнца падал прямо в крупный драгоценный камень на рукояти, рассыпая вокруг зеленые и синие искорки.

…А обнажившись над его главою,

Луна златая вышла из-за тучи

И, покатившись по небу, легонько

По рукояти чиркнула лучом.

И рукоять алмазами сверкнула,

Бесчисленными искрами топазов

И гиацинтов сказочной работы.

Мы вынырнули. Все, кроме нас с мавкой, были под впечатлением.

— Это то, о чем я думаю?! — Кавагути был буквально не в себе.

Конечно, одно дело — слушать про байки из сокровищницы, а другое…

— Это то, о чем ты думаешь, — мавка пощекотала его одним пальцем по мокрой шерсти на ребрах. — Его вообще-то пытались оставить в кощеевой казне. Но он упорно оказывался в озере — видимо, привык. Видишь ли, крысик, в европейских водоемах в свое время обнаружили прямо-таки дохрена оружия. Крутые археологи — или кто там по озерам ползает, уж не знаю — предположили, что существовал целый обычай затопления оружия после смерти воина. Поэтому, наверное, он после гибели хозяина упорно полз в ближайшую воду. Решили, что раз ему тут нравится, что б его не оставить?

Я заметил, что русалке становилось трудно с нами находиться.

— Мавка, солнце почти полуденное, — отметил я. — Если хочешь, мы еще придем в обозримом будущем, но ближе к вечеру.

— Было бы здорово, — призналась мавка. — Лисик, и ты как-нибудь приходи, у тебя хорошо получается рассказывать.

— Обязательно приду, ты ведь приносишь удачу! Хочешь леденец? — предложила Уэно. — Нам целый сверток с собой дали. Вкусные.

Мавка получила свой леденец и, напоследок махнув хвостом, ушла на глубину.

На обратной дороге я заметил, что Ханаваро Кавагути был непривычно тих и погружен в себя. То, насколько я успел узнать характер и личность приятеля, наталкивало на мысль: я догадывался, о каком другом артефакте он думает.

Впрочем, вмешиваться я не собирался. Пусть сам решает, что для него важно.

Глава 8

«А чай в Японии пьют всё такой же удивительно мерзкий».

Бай Гуан всерьез задумывалась, не прикупить ли напиток попроще и не будет ли это оскорблением для приютившего дома. Пуэрчик там, или что-то ароматное в пакетиках вроде того, чем поила ее крошечная кицунэ, рулившая «хондой»…

— Доброе утро, Бай Гуан-доно, — Акаги Сабуро вошел в столовую и поклонился ей как дорогому гостю. — Как вам спалось сегодня?

— Прекрасно, Акаги-сан, примите мою благодарность, — она поклонилась в ответ, не вставая с европейского стула. — Вы вчера сказали, что хотели бы пообщаться со мной, когда мне будет угодно. Я чувствую себя неплохо и готова обучаться, чтобы заполнить пробелы в своей голове. За более чем полвека многое изменилось.

— Да, конечно, — вежливо улыбнулся старый тэнгу. — У меня к вам один вопрос и одна новость. С чего вы хотели бы начать?

— С вопроса, пожалуй.

— Вчера вы упомянули, что последней известной вам вычислительной машиной была «Энигма». Также вы сказали, что вас запечатали в пятьдесят третьем году прошлого века.

— Верно, — хули-цзин не совсем понимала, куда он ведет.

— Видите ли, «Энигму» и процесс ее взлома окончательно рассекретили в конце семидесятых. А ушли под печать вы за семнадцать лет до этого. Откуда?.. — тэнгу не стал завершать вопрос, но намек на расхождение данных буквально повис в воздухе. «Союзники» продолжали проверять друг друга.

— Элементарно, — улыбнулась лисица. — Также мне прекрасно известно, где именно развеяли прах японского премьер-министра Хидеки Тодзё, повешенного в сорок восьмом по приговору международного трибунала за военные преступления. Я знаю подробности тайного соглашения после Второй мировой войны между разведслужбами США и Великобритании против СССР. И самое жуткое — я в курсе деталей, как японские спецслужбы испытывали биологическое оружие на гражданах СССР.

— Это когда в 1930–1945 годах попавшие в концлагерь «Хогоин» советские граждане отказались работать, после чего были сосланы в специальный отряд Квантунской армии, и над ними проводили эксперименты с чумной бациллой? — наморщил лоб ворон.

— А также с сибирской язвой, тифом и холерой, — мило улыбнулась Бай Гуан. — Всё это я узнала, пока находилась в «офицерском доме» в Нанкине, где японское высшее командование беззастенчиво трепало языком по каждому поводу, считая певичек и актеришек недостаточно умными для восприятия информации.

— Вот позор нации, надо же, — удивился тэнгу. — Вопросов больше не имею, спасибо за пояснение. И вот, собственно, новость. Для вас новость, весь мир-то давно в курсе.

Он протянул ей лист бумаги. Черно-белый лазерный принтер съел подробности изображения.

Надгробный камень — совсем нескромный, угольно-черный, изукрашенный прихотливыми иероглифами. С фотографии смотрела…

— Да, это ваша могила. Располагается в Куала-Лумпуре, страна Малайзия. Редкостной красоткой же вы были в те времена, хочу я сказать. Сейчас тоже отлично, но для сороковых — просто изумительная внешность.

— А что еще известно из моей послевоенной биографии? — решила заодно выяснить она.

— Порядочно. После войны, если верить записям, вы переехали в Гонконг, чтобы сниматься в кино, и вами занялась компания «Грэйт Волл Пикчерз». И до пятидесятого года вы снимались в низкопробных фильмах. Потом вас это утомило, в пятьдесят первом вы вышли замуж за американца, переехали в Японию и прикупили там ночной клуб в Токио. До пятьдесят девятого пели, завершили музыкальную карьеру, через десять лет переехали в Куала-Лумпур, еще раз вышли замуж. В семьдесят девятом выступили в Тайване, чем всех немало удивили. А в девяносто пятом присутствовали в обществе в последний раз на церемонии награждения певиц в Гонконге. Дожили до семидесяти восьми лет и в 1999-м завершили свой земной путь, по поводу чего вам отгрохали вот этот потрясающий памятник.

Тэнгу беззвучно смеялся, смотря на тот мечтательный вид, с которым Бай Гуан слушала собственную биографию.

— Вот как могло бы сложиться, надо же, — она не выдержала и прыснула в кулак. — Я-то думала, что после войны я попробовала кинематограф, разочаровалась в плохих фильмах, где играла преимущественно злодеек с мелодичным голосом, потом унесла лапы в Японию, отлавливать послевоенных болтливых генералов, а дальше всё как в тумане. А что же мой первый муж, он тоже ничего не заметил?

— Он был мелковат, и его мнение не учитывалось в потоке истории. Теперь вы знаете, чем вы занимались и почему вас больше нет в материальном мире.

Акаги плеснул себе в чашку воды с лимоном и сел напротив нее.

— Бай Гуан-доно, — вкрадчиво сказал он. — Пожалуйста, поделитесь тем, что случилось после вашего переезда в Японию. Если мы будем знать, почему шинигами точили на вас свои мертвенные зубы, нам будет легче понимать…

«Как вас использовать», — подумалось ей.

— История не очень длинна, — констатировала лисица и выложила всё с момента убийства первого генерала до момента, когда печать по неизвестной причине упала, открыв ей современную Сайтаму. Стрела осталась неупомянутой.

— Дайте я попробую подытожить. Шинигами Кицуки Миямото собственной персоной выяснил, что вы — это вы, после чего переместил в какое-то место, где маг с Запада наложил на вас заклятие, укрепив этим еще какой-то неизвестный конструкт, скорее всего, печать. Верно?