Исторический материализм - Герман Гортер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Империализм и милитаризм — любимцы и баловни крупной буржуазии, смертельные враги пролетариата. Средний класс колеблется между любовью и ненавистью, и подавляющая часть его плетется за сильными.
Радикальная социальная реформа — страшное привидение для богатых собственников, и опора, которая даст рабочим возможность сделать прыжок к власти. Средний класс, как маятник, качается из стороны в сторону между обоими полюсами.
Таким образом в политических идеях классов отражаются отношения производства и собственности: современная техника приносит крупному капиталу монополию, крупные состояния; средний класс она приводит к зависимости от капитала или ставит его в промежуточное положение между собственностью и бедностью; у пролетариев она отнимает всякую личную собственность, всякую личную силу.
Политическое мышление классов, это — духовное отражение производственного процесса с его отношениями собственности.
Возражение.
Представляется слишком механическим воззрением, будто целые классы мыслящих людей вынуждаются думать по одинаковому. И противники выдвигают это возражение.
Но кто хотя бы на минуту задумается над тем фактом, что классы движутся своими интересами, что их классовый интерес, это — вопрос о бытии или небытии их, как класса, тот не удивится этому и не остановится перед таким возражением: классы сами защищают свое существование. Если даже отдельный человек ни перед чем не останавливается, чтобы поддержать свое существование, то в еще большей мере это относится к классу, который благодаря объединению действий и своей общественной организации в тысячи раз сильнее, чем отдельный человек.
Но в конце–концов каждый человек ведет политическую классовую борьбу в меру своих способностей. Рабочему стоит только оглянуться вокруг себя, — и станет ясно, что ясный, пламенный ум и горячее сердце много скорее услышат веления развитой техники, чем какой–нибудь ночной колпак, малодушный, заячья натура. Революция в технике идет быстро, люди же следуют за ней несколько медленнее. Однако в конце–концов за ней следует масса, в конце–концов следуют все. Власть общественных производительных сил непреодолима.
Мы прямо видим, что миллионы пролетариев следуют зову современной техники сначала медленно, потом все быстрее и массами переходят к социал–демократии.
Итак, индивидуум имеет большое значение в развитии общества; энергичные, пламенные, чуткие, ревностные ускоряют движение своего класса, напротив, глупые, инертные, равнодушные замедляют его; но ни один человек, каким бы гениальным, ревностным и пламенным он ни был, не может заставить общество идти в направлении, противоположном развитию техники, и никакой глупец, ленивец или безучастный не остановит течения. Общественное бытие всесильно. Индивидуум, противодействующий ему, будет уничтожен, и даже его противодействие определяется общественным бытием.
5) »Переворотный законопроект» (Umsturzvorlage), — так для краткости был назван законопроект 1894 — 95 года, направленный против партий, угрожающих переворотом, т.е. В первую очередь, если не исключительно, против социал–демократии. «Каторжный законопроект» (Zuchthausvorlage) 1899 года получил это название за параграф, предусматривавший наказание заключением в каторжной тюрьме за некоторые действия бастующих рабочих. По названию он должен был дать охрану рабочим и предпринимателям, «желающим трудиться» (arbeltswilligen), вопреки решению своих коллег, в действительности задавался целью уничтожить право коалиций и разбить профессиональные союзы рабочих.
Е. Нравы и нравственность.Мы покончили с так называемыми низшими областями духа и переходим теперь к так называемым высшим: к нравам, нравственности, религии, философии, искусству. Господствующие классы ставят эти области выше первых, потому что первые все еще слишком сильно связаны с материей, между тем как вторые витают, по–видимому, выше всего материального. Право, политика, естествознание, как бы высоко ни стояли они в духовном отношении, все же имеют дело только с земным, материальным, иногда с неприятными вещами и отношениями. Напротив, философия, религия, мораль, искусство представляются чисто духовными, прекрасными, небесными. Адвокат, член парламента, инженер кажутся чем–то менее возвышенным, чем художник, священник и философ.
Мы неохотно принимаем это деление. Тем не менее можно признать правильным, что искусство, философия, религия и мораль и для нас представляют большие трудности. Именно потому, что господствующие классы превратили эти области в сверхъестественные отделы, отрешенные от всякой связи с землей, с обществом, в чисто духовные отделы, и это мнение, как предрассудок, проникло во все умы, в данном случае труднее раскрыть связь между мышлением и общественным бытием. От нас здесь требуется удвоенная ясность, так как в этом в удвоенной мере заинтересованы рабочие. Понимание истины в этом пункте создает сильных борцов.
Мы начинаем с наиболее простой из этих четырех областей, с нравов. Необходимо проводить строгое разграничение между нравами и нравственностью. Нравы, это веление % для определенных случаев, нравственность — нечто всеобщее. Например, у цивилизованных народов нравы таковы, чтобы не ходить голыми, нравственность требует у них любить ближнего как самого себя. О менее простом, о нравственности, морали мы будем говорить после нравов.
Два ясных примера очень общего характера из нашей собственной эпохи, из такой области, которую рабочий повседневно наблюдает собственными глазами, показывают, в какой мере нравы изменяются благодаря переменам в производственных отношениях.
Прежде нравы были таковы, что рабочему классу не подобало помышлять об общественных делах. Рабочие не только были лишены всякой возможности оказывать влияние на правительство: даже и мысль их не обращалась к этим делам. Их внимание пробуждалось только в эпохи большой напряженности, во время войны с заграницей или борьбы между государями, князьями, дворянством, духовенством и буржуазией; тогда всякий старался привлечь рабочих на свою сторону; тогда бывали моменты, когда рабочие чувствовали, что на карту поставлены и их интересы; тогда они принимали участие в борьбе или позволяли себя использовать. Но здесь не могло быть и речи о постоянном участии в политической жизни.
Теперь все это совсем по–другому. Теперь не просто многие рабочие принимают участие в политической жизни: в странах, где пролетариат подготовлен социал–демократией, он превратился в класс, принимающий в политике наиболее энергичное участие.
Раньше добрые нравы требовали, чтобы по вечерам рабочий был дома, теперь — и чем дальше, тем больше, — нравы таковы, чтобы рабочий вечером отправлялся в собрание своего профессионального союза, своей партии или пролетарского культурно–просветительного общества.
Эти нравы возникают в силу классового интереса, классовый интерес — вследствие отношений собственности. Кроме указанного, господствующие классы раньше были заинтересованы и в том, чтобы рабочие были бережливы, спокойны, скромны, раболепны и только при совершенно особых поводах занимались политикой. А так как рабочий класс благодаря тогдашней технике был слаб, то ему пришлось допустить, чтобы господствующие классы навязали ему все это. Ему это проповедовали жрецы, лакеи господствующих, школы, а впоследствии и газеты.
Теперь классовые интересы рабочих сделались другими; это изменила техника, в то же время она сделала рабочих достаточно сильными для того, чтобы не подчиняться по–прежнему господам. Благодаря классовым интересам, нравы приобрели теперь иной характер: тот, кто не организован, является теперь глупым, проникнутым апатией, плохим рабочим, а ревностный организатор — хороший рабочий.
Ибо — ведь это всякому ясно, не так ли? — хорошим или плохим кого–нибудь называют в соответствии с нравами.
Теперь хорошо противоположное тому, что было хорошим раньше. Вон, на улицу, в собрание или на демонстрацию, вот что хорошо теперь. Потому что техника теперь обещает рабочему классу победу, а победа рабочих хороша для них и хороша для всего общества.
Когда наш товарищ Генриета Роланд–Гольст как–то сказала, что понятия о добром и злом «переменялись местами», на которых они сидят, за это на нее сильно обиделись. Но кто, не предаваясь дешевому негодованию, спокойно исследует факты, тот заметит, что различные народы и классы — или один и тот же народ или класс в различные времена одно и то же называли то хорошим, то дурным. Об этом говорит вся история. Здесь мы напомним только о нравах, которыми у различных народов регулируются отношения обоих полов и браки и которые столь различны у различных народов и классов или у одного и того же народа или класса в различные времена.