Ныряльщица за жемчугом - Анна и Сергей Литвиновы

— В три ночи. Народ уже был никакой. Выпивки-то всегда полно. Я, хоть и не пила, устала жутко. Только и мечтала, как сейчас в постель упаду… а Золотой вдруг ко мне подходит, морда виноватая: «Изабель, народу, мол, слишком много, укладывать некуда. А выгонять нельзя — все пьяные. Может, типа, ты, трезвенница, выручишь? Домой спать поедешь?» Ну, я психанула, конечно, и уехала. Сюда. А тут такое…

— А сколько на приеме народу было?

— Я считала, что ли? Человек сорок, не меньше.

— И домой отправили только тебя?

— Так я же говорю, все остальные набухались. Ты ведь журналист, сам должен знать, как на светской тусовке пьют!

— А кто знал, что у тебя в квартире посторонние люди?

Изабель задумалась:

— Э… ну… многие. Я сразу, как приехала, про эту вашу пробную ночь рассказала. И все надо мной смеяться начали, что неизвестного кого в квартиру пустила.

— А кто знал, что ты поехала спать именно в салон?

— Ну… тоже многие, — потупилась девушка. — Они просто все начали насмехаться: мол, была у лисы избушка ледяная, у зайца лубяная. Смотри, Изабель, дождешься, тебя из собственной квартиры вообще выживут! Что я должна была отвечать?

— И сколько человек это слышало?

— Ой, я помню, что ли? Десять, может, двадцать. Вокруг меня всегда куча народа толчется.

— Хорошо, — сменил тему Полуянов, — когда ты приехала сюда, дверь в салон была заперта?

— Ты понимаешь, — смутилась Изабель, — когда я повернула ключ, мне вроде показалось, что замок слишком легко открылся. Но у нас он такой… символический. Поэтому я не встревожилась.

— А сигнализация?

— Да у нас ее нет, — вздохнула девушка, — не успели еще поставить.

— А почему ты именно мне позвонила? В пять утра? — пристально посмотрел на нее Дима.

— Ну, я подумала, — начала растерянно объяснять Изабель, — рыбок моих явно тот же придурок убил, кто фотографию бабы Леры прислал. А я про ту фотку только тебе рассказывала. Вроде как, получается, ты один и в теме. Слушай, а хочешь, я вообще тебя найму? Будешь моим частным детективом? За деньги?!

Прелестно! Просто прелестно!

Однако статья для «Молодежных вестей» и правда может получиться неплохой. В любом случае он уже здесь и глупо упускать эксклюзив, который сам идет в руки.

Полуянов извлек из портмоне фотографию Изабель — ту самую, что распечатала ему совладелица салона красоты, где мулатка сидит с мертвенно-бледным лицом и неестественно уложенными на подлокотниках кресла руками, и протянул ей:

— Ты не у этого фотографа, случайно, сегодня в гостях была?

— Дима! Ты просто гений! — воскликнула Изабель.

— Я знаю, — не стал скромничать Полуянов. Задумчиво добавил: — Значит, его фамилия Золотой… Давай, рассказывай все, что знаешь об этом типе.

Ключ повернулся, входная дверь скрипнула.

Митрофанова ахнула, торопливо вернула бумажку на место, захлопнула ящик, бросилась прочь из гостиной и на пороге комнаты едва не сбила с ног домработницу Истоминой.

— Здрасте, — растерянно пробормотала она.

— Здравствуй, здравствуй. — Тамара Кирилловна наградила девушку неласковым подозрительным взглядом. — И что ты тут делаешь, интересно? — Оглядела комнату вострыми глазками, констатировала: — В сервант лазила, сразу вижу. Зачем?

— Иг-грушки рассматривала… — смутилась Надя.

— Самое то занятие. Для шести утра, — хмыкнула женщина. — Кому другому рассказывай: игрушки она смотрела! В ящиках небось рылась. Да ладно, не отпирайся. Мне бы тоже интересно было. Лизка сама виновата, что чужих людей в квартиру пустила. Где она сама-то?

— А вы не знаете?

— Ну, это ведь Лизочка! Вечно у нее суматоха, пожар. Позвонила, перебулгачила меня посреди ночи, нагородила с три короба, что какие-то срочные дела, а тебя из квартиры некому выпустить, и попросила — тетя Тамарочка, выручай. А ты чего без мужика-то своего ночевать пришла?

— Да беда в том, что я пришла как раз со своим мужиком. С Димой, — горько вздохнула Митрофанова. — А Изабель ваша — в пять утра! — звонит и рыдает. Помогите, спасите. Помочь больше некому.

— И твой что, поехал спасать? — изумленно спросила экономка.

— Дима, во-первых, джентльмен, а во-вторых — журналист, — ответила Надя.

— Ну Лизка! — всплеснула руками женщина. — Ну негодница! — Взглянула на Митрофанову жалостливо и вдруг предложила: — Хочешь, я тебе кофе сварю?

У Нади ни малейшего желания не было оставаться в логове врага хотя бы лишнюю минуту, однако разум подсказывал: приглашение стоит принять.

— Пойдем, пойдем. — Тамара Кирилловна ласково приобняла ее за плечи, потянула за собой в кухню, усадила, захлопотала над джезвой. Споро, умело — не чета Изабель! — накрывала на стол, вздыхала:

— Нет, я, конечно, всегда знала, что Лизочка без царя в голове, но сегодня что-то вообще за гранью. Надя, ты на нее только не обижайся. Она хорошая. Просто привыкла, что мужиками может вертеть. А те — дураки! — нет бы рявкнуть, рот разинут и носят ей тапочки, будто собачки комнатные. Но Лизочка наша, не подумай, не гулящая какая-то. Просто у нее манера такая: любую проблему — даже крошечную — на других перевешивать.

— Но они с Димой едва знакомы! — возмущенно отозвалась Надя.

— Наверное, сегодня ей нужен был именно журналист, — вздохнула женщина. — А других кандидатов, кроме твоего милого, у нее под рукой не оказалось.

Тамара Кирилловна разлила по чашкам кофе, сердито шлепнула их на стол и добавила укоризненно:

— Но я и на мужиков удивляюсь! Почему они-то позволяют, чтобы из них веревки вили? Твой Дима просто послать ее, что ли, не мог?

— Она ведь в трубку рыдала! Мол, у нее беда и помочь совсем некому.

— Артистка, ох артистка! — поджала губы экономка. — А мне звонила — такая спокойная, даже веселая.

— Так, может, — ахнула Надя, — она просто все придумала? Только чтобы Диму вытащить?!

— Нет, нет, — тут же закудахтала Тамара Кирилловна. — Лизочка не такая! Специально интриговать не будет. Да и мозгов, между нами, у нее на это не хватит. Но ты, конечно, бдительность не теряй. Парня своего больше с ней не отпускай ни под каким предлогом, чего бы там ни городили. Сама-то Изабель соблазнять его не будет, но мужик — он ведь по натуре слаб. Начинает вроде просто помогать, а потом хоп! — сам не заметил, как втрескался по уши.

— А какое она вообще имеет право на посторонних людей свои проблемы вешать? — возмущенно проговорила Надя.

— Ну… — смутилась женщина, — девчонки посреди ночи на помощь не побегут, а мужчины у Лизочки сейчас не имеется.

— Да быть не может! — У Нади перед глазами тут же встали фотографии с мальдивскими объятиями.

— И зря не веришь. Это только со стороны кажется, будто красота — страшная сила. Но ведь баба — коли сама эффектная — и от своих мужиков будет требовать ого-го-го! Да еще отец девчонке голову дурил с самого детства: «Ты моя принцесса! Недоступная, неподражаемая! Только принцу тебя отдам!» А на трон, коли заберешься, слезать обидно. Еще и общаться с мальчишками ей негде было. С восьми лет в школе бывала от случая к случаю. Все по сборам каталась, а там одни девчонки. В общем, — грустным голосом подвела итог Тамара Кирилловна, — помыкать мужиками Изабель научилась, а пару себе так и не нашла.

— Неужели и не влюблялась никогда? — невинным тоном поинтересовалась Надя.

— Ах, да, ты ведь по ящикам рылась, фотки видала, — хмыкнула экономка. — Лизка с Юрием на Сейшелах целую пачку нащелкали. Там у них та-акая любовь была…

— И что? Чем все кончилось? — поторопила Надя. Она была бы чрезвычайно рада узнать, что писаный красавчик прекрасную мулатку подлейшим образом бросил. Да еще, очень желательно, в положении.

— Да грустно все кончилось, — вздохнула Тамара Кирилловна. — Два месяца назад умер Юрий.

— Отчего?

— Шок. Как это называется… атипический?

— Анафилактический?

— Во-во. Аллергия у него оказалась.

— На что?

— Тебе-то какое дело? Ты врач, что ли? — нахмурилась Тамара Кирилловна.

— Да нет, не врач. Мама просто медсестрой работала, много чего про медицину рассказывала.

— Ну а мне медицинские байки рассказывать некогда, — буркнула домработница.

Не слишком вежливо. Да и сочувственный, почти ласковый тон бесследно исчез. А Надя-то надеялась еще про отказ в возбуждении уголовного дела расспросить, узнать, в какую такую историю едва не влипла гражданка Истомина.

Однако ее чашка из-под кофе пуста и сварить новый Тамара Кирилловна не предлагает.

— Я тогда поеду? — поднялась Надя.

Домработница бросила взгляд на часы:

— Ну да. Семь утра, метро давно ходит.

Надя спустилась в новеньком лифте на первый этаж. Миновала идеальные почтовые ящики, ухоженные пальмы в аккуратных горшках. Попрощалась с вежливым старичком-консьержем, прошла по стерильно выметенному двору, увидела — в ста метрах! — станцию метро. И поняла, что все еще хочет — очень хочет! — жить здесь.