Испанская серенада - Дженнифер Блейк

Двустворчатые двери открывались в холл, из которого наверх вела лестница, терявшаяся в полумраке. Подойдя к ней, Пилар ясно услышала скрип половиц под чьими-то ногами и подумала, что это Рефухио. Она подобрала юбки и направилась к нему.

На первой площадке лестницы лежал труп. Это был немолодой слуга, возможно, мажордом ее тетки. Его застывшие глаза были широко раскрыты. Кровь из глубокой раны испачкала грубое полотно его ночной рубашки. Его убили ночью. На это указывала его одежда, а также свеча, валявшаяся ступенькой ниже.

Пилар заколебалась, боясь перешагнуть через труп и идти дальше. Мрачные предчувствия, обуревавшие ее, переросли в ужас, и холод коснулся сердца. Что здесь произошло? Где тетушка?

Снова послышались шаги наверху. Перекрестив убитого, она осторожно перешагнула через распростертое тело и, опасливо прижимаясь к стене, продолжила свой путь по лестнице.

Верхний этаж представлял собой запутанный лабиринт гостиных и спален. Пилар не могла определить, где находится Рефухио. Она собиралась позвать его, но передумала, сообразив, что нарушить царящую здесь тишину и обнаружить себя раньше времени будет по меньшей мере неразумно.

Она переходила из одной комнаты в другую и наконец подошла к дверям, украшенным более причудливым и богатым орнаментом, нежели остальные. Пройдя переднюю, она оказалась в гостиной, где была огромная печь, выложенная фландрскими изразцами, и, миновав дверь, скрытую за портьерами цвета морской волны, попала в спальню. Кровать с богато украшенными позолотой и орнаментом спинками стояла на возвышении.

На полу перед кроватью лежала служанка в шали, наброшенной поверх ночной рубашки. Ее седые волосы были растрепаны. Женщина, как и мажордом, была убита.

Тетушка Пилар сидела в постели, опираясь о высоко взбитые подушки. На коленях у нее лежала Библия. Ее ночной чепец, сшитый из лучшего алансонского кружева, был отделан розовой лентой. Кровь красной полосой опоясала ее горло. Она была зарезана. Над ней стоял Рефухио, протянув руку к мертвому лицу.

Пилар тихо и придушенно вскрикнула.

Рефухио резко обернулся. Он крепко выругался, спрыгнул с возвышения и, быстро подойдя к девушке, вывел ее из комнаты. Пилар, упираясь, схватилась за дверной косяк.

— Нет, я хочу знать. Я должна знать, она…

— Жива? Нет, разумеется. Она мертва вот уже часов десять, если не больше. Вы ничем не можете ей помочь. Я закрыл ей глаза, и это все, что мы можем сделать.

— Вы думаете, это дело рук дона Эстебана? — Она была близка к обмороку.

— По крайней мере, его наемников. — Рефухио был мрачен. — В противном случае нам придется поверить, что на стороне дона Эстебана сама судьба.

Она покачала головой, словно отвергая столь страшную действительность.

— Как он мог? Как посмел?

— Как? Да очень просто. Он считает, что его желания, его нужды и его воля — превыше всего. Кроме того, убивать ему не в новинку. — Горечь, таившаяся в его словах, не ускользнула от ее внимания.

— Я сожалею, — произнесла она. — Это должно быть для вас напоминанием…

В сумеречном свете этой комнаты с наглухо зашторенными окнами его лицо исказили боль и презрение к себе.

— Это моя неудача.

— Почему? Вы ничего не могли бы сделать.

— Мог, если бы подумал об этом. А вместо этого я мчался, преследуя химеру, невыразимо тоскуя по совершенству, которого нет в природе. Я действовал неверно с самого начала.

— Вы здесь ни при чем, — безжизненным голосом отозвалась Пилар. — Вашей вины здесь нет. Если бы я не впутала тетушку в мои дела, она была бы жива.

Он долго смотрел на нее застывшим взглядом.

— Вы хотите пожертвовать собой вместо меня или разделить мою вину? Это ни к чему не приведет. Мне нужно, чтобы какое-то чувство вело меня.

— Я думаю, ненависти для этого будет достаточно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но выражение несколько смягчилось.

— Да, — ответил он, — хотя существуют стимулы не менее эффективные, но более приятные. О них мы поговорим позднее. У смертного одра, особенно такого, как этот, нам не помешает быть осторожными.

Она поняла его намек.

— Я знаю, что вас здесь не должны видеть, но есть вещи, о которых я обязана позаботиться. Надо сообщить властям, послать за священником, проследить, чтобы мертвых обмыли и нарядили…

— Если вас обнаружат здесь в моем обществе, последствия будут весьма неприятны.

— Тогда вы должны уйти до того, как кто-нибудь придет. Со мной ничего не случится, уверяю вас.

— Откуда у вас такая уверенность? Что, если сюда явится убийца? Или ваш отчим?

— Но я не могу так просто уйти, — запротестовала Пилар, оглянувшись на постель.

— Вы не можете остаться. Неужели вы думаете, что дон Эстебан, зайдя столь далеко, оставит вас в живых? Останьтесь в этом доме — и к утру здесь будет еще один труп.

— Но это не ваше дело. Я уверена, что власти…

— Представители власти знают свое дело — по крайней мере, те из них, кто не слишком тесно знаком с доном Эстебаном. Но они не смогли защитить вашу тетку.

— Но ведь я не могу вернуться с вами в горы!

— Почему бы и нет? У вашей тетки, несомненно, есть друзья и родные, которые проследят за тем, чтобы все было сделано как надо. Вы не можете позволить, чтобы ваше чувство вины стало для вас западней.

— Все далеко не так просто. Что я буду делать, если отправлюсь с вами? Что со мною станет?

— Не слишком ли поздно вы забеспокоились? Вы уже достаточно осквернены пребыванием в моем обществе.

— Я вовсе не это имела в виду. — Беспокойство светилось в ее темных глазах. — Даже если не брать этого во внимание, разве вы не видите… — Слова замерли у нее на губах.

Быстрым жестом он приказал ей молчать и сам застыл, прислушиваясь. Пилар еле дышала, но ничего не уловила. Затем она услышала доносившийся с улицы тихий свист, предупреждавший об опасности.

Рефухио обхватил ее за талию своей стальной рукой и потащил в противоположный конец дома. Они шли через тихие пыльные комнаты, затем по задней лестнице: их шаги гулко простучали по каменным ступеням. Пробравшись между столами в буфетной и в кухне, оказались перед огромной деревянной дверью. Рефухио обеими руками взялся за широкий железный засов и толкнул дверь плечом. Дверь распахнулась, и они оказались в патио за домом.

Когда Пилар и Рефухио подошли к бассейну, с улицы донесся перестук копыт. По-видимому, дом окружали.

Они услышали какой-то приказ, немедленно повторенный кем-то за воротами патио.

— Это стража? — шепотом спросила Пилар.

— Одному Богу известно, — ответил Рефухио, не глядя на нее. Прищурившись, он смотрел на деревья, растущие рядом со стеной.