Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени - Николас Хеншелл

2 Campbell P. R. 1988. P. 59-60.

были более ответственны перед своим господином, чем офиссье. Но наличие некоторых бюрократических черт еще не делает их бюрократами в полном смысле слова.

И государственные секретари, и другие чиновники Бурбонов своими действиями даже отдаленно не напоминали бюрократов XIX столетия.1 Они считали свои записи личной собственностью и хранили их в семейных архивах, полагая, что это место подходит для их хранения лучше, чем архивы государства, интересам которого, как думают историки, они служили. Функции, выполнявшиеся чиновником XVII века, мало соответствовали тому, что в наше время назвали бы должностными инструкциями. Они определялись, если говорить наименее бюрократическим языком, положением человека в иерархии родственных связей, которые основывались на законах общественного уважения и лояльности, совершенно чуждых XIX веку. Наше знакомство с институтом интендантства показало, что внешние проявления обманчивы. Положение человека определяло его должность, а не на–оборот.2 Важнейшим фактором была возможность оказывать влияние на короля. Поэтому в то время не было отчетливой границы между службой придворной и государственной: дворянин–постельничий, такой как, например, д'Омон, мог воздействовать на политику страны не меньше, чем государственный секретарь. Дошедшие до нас факты не оставляют сомнений в существовании плавающего айсберга, основная часть которого была скрыта от глаз стороннего наблюдателя. В письмах, дневниках и мемуарах тема патроната проходит красной нитью, а государственные архивы переполнены прошениями об оказании покровительства. Историки стали проецировать категории XIX века на людей XVII столетия. Однако вместо этого им следовало просто прислушаться к их голосам.

Провинциальные институты привязывались к центральной власти через посредников, которые распределяли королевские милости, чтобы обеспечить поддержку короны в провинции. Обычно они выходили из среды низшего и среднего дворянства, создавая противовес грандам и придворной знати, имевшей собственные группы клиентов. Прованс дает нам ярчайший пример того, как функционировала система патрон—посредник— клиент.3 Так, парламент города Экса состоял из клиентов двух соперничавших между собой gros bonnets (важных персон, «шишек»), Анри де Фор–бен–Меньера, барона д'Оппед, и Шарля де Гримальди, маркиза де Режюсс. В разное время они были посредниками, использовавшими свои связи для политического давления на парламентариев. Оппед был клиентом Кольбе-

• Campbell P. R. 1988. Р. 54.

2 Campbell P. R. 1988. Р. 60.

3 Kettering S. 1986. Р. 40-67, 104-111.

ра, который нашел в нем бесценного союзника в деле управления штатами, парламентом и муниципальными властями Прованса. Такие агенты были особенно необходимы для укрепления связей центрального правительства с южными и западными провинциями Франции.

Более пятнадцати родственников и клиентов Оппеда занимали высокие посты в городском правительстве Экса. Кроме того, он имел значительное влияние в провинциальных штатах. В 1664 году, накануне собрания штатов, он доносил Кольберу о том, что этот орган, состоящий преимущественно из его клиентов, наверняка выполнит все пожелания министра. Поскольку интендант Прованса тоже был клиентом Кольбера, последний мог целиком положиться на Оппеда, специалиста по улаживанию локальных конфликтов. Открывая двери перед избранными и гарантируя предоставление мест тем, кто мог быть наиболее полезен, он обеспечивал своим сторонникам различные материальные выгоды. Оппед вмешивался в споры на стороне своих клиентов, когда требовалось обойти очередь ожидающих выгодного места или когда традиционные методы действия оказывались явно недостаточными. В 1661 году он попросил министра Сегье вмешаться вход судебного разбирательства в интересах своего двоюродного брата. За предоставление посреднических услуг Оппед брал комиссионные, так как часть королевских милостей распределялась среди его друзей и родственников. Процесс был циркулярным. Поскольку Оппед получил известность благодаря своим высокопоставленным друзьям, число его сторонников росло все быстрее. И чем больше он поддерживал центральное правительство в Провансе, тем большими милостями осыпал его Кольбер.

Каждый министр получал множество писем от провинциальных посредников, стремившихся описать прочность своего влияния и дискредитировать соперников. На расстоянии 400 миль государственным секретарям было довольно сложно составить единую картину происходившего в провинции. Режюсс потерпел поражение потому, что его репутация оказалась подорванной инсинуациями Оппеда: он лишился положения посредника, но сумел сохранить свои доходные коммерческие связи. Соперничество при дворе осложняло ситуацию в провинции таким образом, который был бы невозможен в командно–бюрократической системе. Пьер де Бонзи, кардинал–архиепископ Нарбонна, манипулировал штатами Лангедока в интересах Кольбера, своего патрона. Его положение осложнилось после предания огласке любовной связи кардинала. Лишенный многих предрассудков, но в то же время принципиальный король в конце концов выслал его женщину из провинции. Более тяжелые последствия для Бонзи имела ссора с интендантом. Если бы они оба работали на Кольбера, то их борьба смягчалась бы лояльностью общему патрону; однако покровителем соперника Бонзи был Лувуа, заклятый враг Кольбера. Бонзи оказался побежденным, после того

как смерть Кольбера лишила его поддержки при дворе.1 Другая сложность заключалась в том, что взаимоотношения между посредником и его клиентами были неустойчивыми, и переходы к другому покровителю происходили довольно часто. За цветистыми уверениями в вечной преданности скрывалось расчетливое отношение к патрону, способному обеспечить еще более крупные выгоды. Некоторые клиенты успешно служили сразу двум хозяевам, так и не сделав окончательного выбора. Тот же принцип действовал и в отношениях клиентов с центральным правительством, и хотя некоторые посредники маскировали свои неблаговидные дела пышной риторикой, Оппед и Режюсс были честны в проявлениях своего эгоизма. Они извлекали из обстоятельств все, что могли: система снизу доверху основывалась на корысти. Клиентела строилась на убеждении, а не на авторитарном командовании, на личной преданности и благодарности, а не на бюрократической иерархии.

Оппед происходил из низшего дворянства, однако его карьера королевского посредника указывает на то, что Людовик XIV постепенно отступал от откровенно аристократических традиций. Предки Франсуа де Кастелла–на, графа Гриньяна, вели свое происхождение от Карла Великого и участвовали в первом крестовом походе. Его величественный замок доминировал над долиной Роны к северу от Авиньона; на фасаде этого грандиозного сооружения располагалось 365 окон, его обслуживали 80 слуг. По воспоминаниям мадам де Севинье, снохи Гриньяна, там всегда находилось больше сотни гостей. Среди них были короли Испании и Португалии, а также многочисленные епископы, кардиналы и послы, направлявшиеся из Франции в Италию и обратно. В качестве генерал–лейтенанта он предводительствовал дворянством Прованса в большинстве войн Людовика XIV, а в 1707 году он, будучи уже стариком, остановил продвижение войск Евгения Савойского во Францию. Он скончался в возрасти восьмидесяти пяти лет, возвращаясь домой из Марселя, где представлял интересы короля на ежегодном собрании местных штатов. К тому времени он фактически стал вице–королем провинции. Однако один из современников Гриньяна отмечал, что граф не имел склонности к администрированию, его истинной страстью были аристократические забавы: охота, пиры и развлечения. В данном случае король вверил свои полномочия потомственному аристократу. И Гриньян, занимавший свою должность в течение четырех десятилетий, не подвел своего монарха.2 Безусловно, взаимоотношения короны с таким человеком могли строиться только на сотрудничестве, а не на приказаниях. Распоряжения не передавались автократически сверху вниз по бюрократической

• Kettering S. 1986. Р. 138-139. 2 Kettering S. 1986. Р. 104-111.

цепочке: уловка заключалась в том, чтобы убедить обладавшие собственным влиянием группировки в совпадении их интересов с интересами короны. Клиентелу можно считать составной частью «абсолютизма», только если его концепция будет основательно пересмотрена.

ЭЛИТА

Людовик XIV был более, чем его предшественники, чувствителен к желаниям грандов. Аристократ до мозга костей, сам он никогда не был более счастливым, чем в те минуты, когда мог посвятить себя вопросам военного планирования или заняться собаками, лошадьми или организацией празднеств. Он понимал, что деятельность военачальников, губернаторов провинций и дипломатов носила по сути аристократический характер: эти должности должны были занимать представители высшего дворянства, а не выскочки, которым пришлось бы склонять голову перед каждым вторым из тех людей, которыми им пришлось бы командовать. Хотя Людовик XIV выявлял фальшивые дворянские титулы и боролся с коррумпированным сеньоральным правосудием, было очевидно, что он не имел намерений назначать робенов на должности, традиционно занимавшиеся «дворянами шпаги». Это позволило справиться с беспокойством аристократов за свое положение, которое возникло в XVI веке. Людовик перестал заменять нелояльных губернаторов провинций дворянами, имевшими более низкий статус, и редко назначал на эти должности тех, кто не имел герцогского титула. Когда было необходимо отстранить от власти семью, в которой губернаторская должность стала наследственной, король старался при этом не нажить себе опасных врагов. Герцог де Лонгвиль, губернатор Нормандии, был одним из лидеров Фронды. Людовик XIV назначил на эту должность более надежного человека, а в качестве утешительного приза дал Лонгви–лю право называться принцем крови, так как он был представителем побочной линии рода Валуа.