Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев

Марта, нахмурившись, поднялась:

— Вы нарушаете уговор, Рихард.

— Почему нарушаю? — попытался отшутиться он. — Я же не сказал «навсегда», а только «подольше». По всем законам гостеприимства.

— Знаете, на кого вы сейчас похожи? В этих своих белых доспехах? — задумчиво перебила его Марта. — На рыцаря… Из легенды. Белый рыцарь! Так будьте же им до конца. И не смотрите на меня так. Пожалуйста…

— «Мой глаз и сердце издавна в борьбе… — вздохнул Лосберг. — Они тебя не могут поделить».

— Рихард! — запротестовала она. — Вы опять…

— Да не Рихард — Вильям… Шекспир… Ему-то можно, надеюсь? «Мой глаз твой образ требует себе, а сердце в сердце хочет утаить, рудами изнурен, хочу уснуть… Блаженный отдых обрести в постели… Но только лягу — вновь пускаюсь в путь… в своих мечтах — к одной и той же цели…»

Марта отошла к распахнутому окну, зачарованно вслушиваясь в музыку бессмертных строф, — они плыли над вершинами сосен, над медленными стаями облаков, над сияющей вдали полоской моря и будто вдыхали горячую, трепетную душу в этот необъятный простор…

—  Любовь — недуг, моя душа больнаТомительной, неутолимой жаждой,Того же яда требует она,Который отравил ее однажды.Мой разум — врач, любовь мою лечил,Она отвергла травы и коренья.И бедный лекарь выбился из силИ нас покинул, потеряв терпенье.

Стихи текли и текли… Одурманивали, завораживали тонкой, лукавой, таинственной прелестью. Стряхнув оцепенение. Марта тихенько, неслышно ступая, вышла из комнаты.

Под вечер Озолс подкатил в своей повозке к подъезду Лосбери и, махнув Петерису, заковылял по дорожке к дому. Еще весь в бинтах и наклейках, с палочкой в руке, он все же возвращался бодро, хорошо потрудившись за день. Как бы там ни было, а худа без добра не бывает. Может, и неспроста судьба привела его с дочерью в этот шикарный господский дом? Он остановился было перевести дух и полюбоваться розами — они росли здесь повсюду, — как вдруг заметил вышедшую на крыльцо Марту. У дочери в руках был небольшой чемоданчик.

— Ты что это? — удивленно спросил он. — Куда собралась на ночь глядя?

— В поселок. Ты Петериса отпустил?

— Отпустил. Ну а все-таки? Разве завтра нельзя съездить?

— Нет, я пойду сейчас, — тихо сказала она.

— Да что случилось? — заволновался Озолс. — Объясни толком.

— Так… Ничего… Просто я не могу здесь больше оставаться.

— Тебя обидел кто-то? — понизил голос отец. Ты скажи — я должен знать.

— Нет-нет, — поспешно возразила она. — Пожалуйста, не волнуйся. Никто и не думал меня обижать. Наоборот, только я пока поживу у Бируты.

— Ничего не понимаю, — нахмурился Озолс. — Никто не обижал, а уходишь. Ты хоть подумала — хорошо ли это? По отношению к господину Лосбергу.

— Подумала, папа. Потому и ухожу. Не хочу, чтобы о нас с ним болтали разное…

— Не хочешь! — укорил отец. — Болтовни боишься? А человек огня не испугался. Эх ты! — Он забрал у дочери чемоданчик. — Пошли!

Но Марта не двинулась с места.

— Я и без вещей уйду.

— Уходи! — Озолс бросил чемоданчик на траву. — Ты сбежишь, а мне куда? Тоже бежать? Христа ради к людям проситься? Обо мне ты хоть подумала?

Марта в нерешительности молчала.

— Дождись, по крайней мере, пока он на ноги встанет, — испуганно оглядываясь на окна, торопливо добавил Озолс. А я тем временем, глядишь, под крышу заберусь.

— Хорошо, — согласилась Марта. — Я останусь. Пока не снимут бинты. Но больше — ни дня!

Дверь в комнату Рихарда была открыта, Озолс заглянул. Лосберг, выпростав из-под одеяла забинтованные руки, медленно разгибал и сгибал пальцы.

— О, господин Лосберг, вы уже совсем молодцом!

Стараясь не стучать протезом, Озолс вошел в комнату, почтительно присел на краешек стула рядом с кроватью.

— У меня нынче тоже удачный день, — похвалился он. — С плотниками поладил, обещают до зимы под крышу подвести.

— Что-то вы рано расхрабрились. Побереглись бы, — заботливо заметил Рихард.

— Я-то что… Вот вам досталось. Беда… — А мне — только трубку пришлось выкинуть. Дыму наглотался на всю жизнь. Надо спешить. И так стесняем вас — неудобно.

— О чем вы говорите? Ваша дочь лечит меня лучше всяких врачей.

Озолс удовлетворенно хмыкнул, не спеша извлек из кармана лист бумаги.

— Вот, была страховая комиссия. Так ничего и не установила. А в поселке думают, что это поджог.

Рихард удивленно посмотрел на старика.

— А что, разве сложно? Подкинул паклю на чердак — и все. Тлеет себе помаленьку, а сам уже далеко. И концы в воду.

Лосберг задумчиво прищурился, словно не решаясь разгадать намек.

— Кому вы помешали?

— Да, видно, уж помешал. Рассчитался кто-то сполна.

Рихард долго молчал, затем многозначительно проговорил:

— Может, вы и правы. В душе человеческой есть очень глубокие тайники.

Поздно вечером Зента, управившись с делами, сидела ка кухне. В очках, в наброшенном на плечи теплом платке, она склонилась над библией, шепотом повторяя сотни раз читаные строки. В окно стучал дождь, шумел, гулял, неистовствовал ветер. В доме было тепло, потрескивал огонь в плите. Зента так увлеклась, что не слышала, как открылась дверь. Остановившись на пороге, Артур — в мокром брезентовом дождевике, с чемоданчиком — улыбаясь, смотрел на мать. На лучики морщин вокруг глаз, на рано побелевшие волосы, на загрубевшие в работе пальцы, бережно листающие пожелтевшие страницы. Подошел, осторожно обнял ее за плечи.

— Сынок! Наконец-то… — Она вскочила, радостно захлопотала. — Раздевайся, ты же совсем мокрый. А я как знала: картошки наварила, рыбы нажарила.

— Хорошо! — Артур блаженно потер над огнем руки. — Хорошо все-таки дома.

— Конечно, хорошо, — согласилась мать. — Пивца свежего выпьешь?

— Да уж налей. — Жестом фокусника он достал из чемоданчика новенькие пивные кружки — расписанные, сверкающие глазурью, — поставил их на стол.

— Ой, какие славные! — обрадовалась Зента. — Заработок-то не весь потратил?

Парень не ответил, вновь склонился над чемоданчикам.

— А это тебе, — в руках у Артура была добротная шерстяная кофта.

— Ну зачем ты?.. — укоризненно проговорила мать. А руки невольно потянулись к подарку, глаза засветились радостью.

— Носи на здоровье, теплая. — Скрывая смущение, он бодро принялся за еду. — Ну, какие новости? Ты не болела тут?

— Некогда болеть, сынок. Я ведь теперь в коптильне работаю.

Артур удивленно опустил ложку:

— Ну? Открыли все-таки?

— Там и Айна, и Магда… Да чуть ли не все наши женщины.

— Как платят?

— Очень даже неплохо.

— Я видел, Озолс уже дом налаживает? — как бы невзначай поинтересовался сын.

— Кремень — человек, — уважительно ответила Зента. — Из такой передряги вышел — и на ногах.

— А где они живут?

— Все там же, в Лосбери, — помедлив, ответила мать.

Артур отодвинул тарелку. Спросил, стараясь казаться спокойным:

— Что… и Марта? До сих пор там?

— Ну а где же им еще быть? — мягко возразила она. — Господин Лосберг, говорят, еще в постели. Как же ей за ним не поухаживать? Сам подумай. Нищими остались бы, если бы не он.

Артур поднялся из-за стола, походил по комнате, взял фуражку.

— Я пойду, мама.

— Куда?

— К Рихарду.

— К Рихарду?

— Надо пойти навестить, — отводя глаза, пробормотал он. — Все же неудобно.

Зента недовольно качнула головой, стала собирать посуду.

— Что я могу? — с горечью сказала она. — Был бы отец — не пустил бы. А я… — и вдруг попросила: — Не ходил бы ты, сынок, не унижался…

Он думал долго, тяжело. Все же упрямо сказал:

— Пойду!

Выйдя из дома, Артур решительно двинулся было в сторону Лосбери, но, не пройдя и сотни метров, неожиданно сбавил темп — сомнения, по всей видимости, тревожили его душу. Он низко опустил голову, вглядываясь себе под ноги, словно там была не твердая земля, а зыбкое болото и каждый неосторожный шаг мог оказаться гибельным. Именно в этот момент его заприметила Бирута.

— Артур! — окликнула она. Девушка возвращалась, видать, откуда-то издалека — ее туфли были основательно покрыты пылью. — Вы когда вернулись? Только что? А где же мой? Небось, в трактир завалился?

Артур невольно залюбовался ею: в простой крестьянской одежде, с ярким румянцем на тугих щеках, Бирута была мила и женственна. И еще подумалось, что Лаймону с такой девушкой, наверное, значительно проще.

— Как же — в трактире… Прямо из лодки, в обнимку с будущим тестем…

Румянец на щеках девушки стал еще ярче.

— А ты туда? — показала она взглядом в сторону Лосбери. — Ох, и скучала она здесь без тебя — все уши мне прожужжала.