1812. Полководцы Отечественной войны - Владимир Бояринцев

Кутузов дал согласие на своё назначение лишь при условии, что брат императора Александра – Константин будет удалён из армии, ибо Кутузов не может ни наказать его, если он плохо себя поведёт, ни наградить, если он хорошо себя проявит. Кутузов, безусловно, знал, что убеждённый в непобедимости Наполеона великий князь публично высказался за немедленное прекращение военных действий, так как «они не могли продолжаться, потому что русская армия практически более не существует…»

При этом истинное своё отношение к назначению Кутузова Александр I выразил в письме к сестре, где писал: «В Петербурге я нашёл всех за назначение главнокомандующим старика Кутузова: это было единственное желание. То, что я знаю об этом человеке, заставляет меня противиться его назначению, но когда Ростопчин в своём письме ко мне от 5 августа известил меня, что и в Москве все за Кутузова, не считая Барклая-де-Толли и Багратиона годными для главного начальства, и когда, как нарочно, Барклай делал глупость за глупостью под Смоленском, мне не осталось ничего другого, как сдаться на общее мнение».

Имя Кутузова, как главнокомандующего русской армией, в этот тяжёлый момент называлось армией и всей страной. Поэтому Александр I не мог противиться его назначению главнокомандующим.

Но, назначив Кутузова главнокомандующим всех русских армий, Александр I продолжал вмешиваться в военные дела: Кутузов знал, что, кроме двух армий, Багратиона и Барклая, которые поступили под его личное непосредственное командование у него имеются ещё три армии: Тормасова, Чичагова и Витгенштейна. Но Кутузов знал, что командовать ими будет царь, а он сам может их только уговаривать, чтобы они поскорее шли к нему спасать Москву и Россию. Вот что он пишет Тормасову: «Вы согласиться со мной изволите, что в настоящие критические для России минуты, тогда как неприятель находится в сердце России, в предмет действий ваших не может уже входить защищение и сохранение отдаленных наших Польских провинций».

Император же соединил армию Тормасова с армией Чичагова и отдал под начальство своего любимца – адмирала Чичагова, которому Кутузов писал: «Прибыв в армию, я нашёл неприятеля в сердце древней России, так сказать под Москвою. Настоящий мой предмет есть спасение Москвы самой, а потому не имею нужды изъяснять, что сохранение некоторых отдалённых польских провинций ни в какое сравнение с спасением древней столицы Москвы и самих внутренних губерний не входит». Чичагов и не подумал немедленно откликнуться на этот призыв.

Памятник в селе Царёво-Займище, где М. И. Кутузов принял командование над русской армией

Назначение Кутузова было радостно встречено армией, оно означало, что скоро будет положен конец отступлению. Солдаты говорили: «Приехал Кутузов бить французов». Сам же Кутузов, встретившись с войсками, сказал: «Ну как можно отступать с такими молодцами».

Хвала тебе, наш бодрый вождь,Герой под сединами!Как юный ратник, вихрь, и дождь,И труд он делит с нами.О, сколь с израненным челомПред строем он прекрасен!И сколь он хладен пред врагомИ сколь врагу ужасен!О, диво! се орел пронзилНад ним небес равнины…Могущий вождь главу склонил;Ура! кричат дружины.

Из воспоминаний А. Б. Голицына: «Известно всем, сколько явление Кутузова в армию ободрило всех. Он прибыл в Царёво-Займище и в этот же день распоряжался всем так, как будто бы всё от него проистекало с начала кампании. Ничто для него не было ново. Он всё предугадывал и был главнокомандующим в полном смысле слова». Это было 29-го августа по новому стилю.

Осмотрев позицию у Царева-Займища, Кутузов не одобрил её, он решил не давать немедленно сражение войскам Наполеона и продолжил отступление к Можайску, но ему было ясно, что долго тянуть с генеральным сражением император ему не позволят.

За это время армия получила подкрепление – 15 589 человек под командованием Милорадовича, затем в неё влились 7 тысяч Московского и 3 тысячи человек Смоленского ополчения. К этому времени общие потери Великой Армии составили не менее 150 000 человек. Растянутость коммуникаций, враждебность населения к захватчикам, нехватка продовольствия и фуража, действия партизан, болезни, дезертирство и, конечно же, постоянные сражения с русскими войсками сильно ослабили наполеоновскую армию. Разница в численности двух армий резко сократилась, а в артиллерии было даже некоторое превосходство у русских.

Глава 2. «День Бородина»

М. Ю. Лермонтов и «Бородино»

В 1837-м году исполнялось 25 лет со времени Отечественной войны 1812-го года. В связи с этим Лермонтов обращается к одному из наиболее драматических и важных моментов этой войны – к Бородинскому сражению, которому ещё в 1831-м году он посвятил стихотворение «Поле Бородина». На основе этого юношеского произведения Лермонтов создает теперь глубоко народное по форме и содержанию «Бородино». В этом стихотворении отразились размышления поэта о роли народа в великом событии национальной истории, о прошлом и настоящем России.

Белинский писал, что основная идея «Бородино» – «жалоба на настоящее поколение, дремлющее в бездействии, зависть к великому прошедшему, столь полному славы и великих дел… Это стихотворение отличается простотою, безыскуственностию: в каждом слове слышите солдата, язык которого, не переставая быть грубо простодушным, в то же время благороден, силён и полон поэзии».

Стихотворение «Бородино» имеет форму своеобразного диалога поколения поэта с поколением героев войны 1812-го года. Такая форма позволила включить в стихотворение простой и вместе с тем удивительный по яркости и точности рассказ старого солдата-артиллериста.

«Бородино» Лермонтова стало подлинным шедевром русской поэзии и не только отразило патриотические чувства поэта, но и явилось настоящим гимном русской нации и русскому народу.

– Скажи-ка, дядя, ведь не даромМосква, спалённая пожаром,Французу отдана?Ведь были ж схватки боевые,Да, говорят, ещё какие!Недаром помнит вся РоссияПро день Бородина!

– Да, были люди в наше время,Не то, что нынешнее племя:Богатыри – не вы!Плохая им досталась доля:Немногие вернулись с поля…Не будь на то господня воля,Не отдали б Москвы!

Мы долго молча отступали,Досадно было, боя ждали,Ворчали старики:«Что ж мы? на зимние квартиры?Не смеют, что ли, командирыЧужие изорвать мундирыО русские штыки?»

И вот нашли большое поле:Есть разгуляться где на воле!Построили редут.У наших ушки на макушке!Чуть утро осветило пушкиИ леса синие верхушки —Французы тут как тут.

Забил заряд я в пушку тугоИ думал: угощу я друга!Постой-ка, брат мусью!Что тут хитрить, пожалуй к бою;Уж мы пойдем ломить стеною,Уж постоим мы головоюЗа родину свою!

Два дня мы были в перестрелке.Что толку в этакой безделке?Мы ждали третий день.Повсюду стали слышны речи:«Пора добраться до картечи!»И вот на поле грозной сечиНочная пала тень.

Прилег вздремнуть я у лафета,И слышно было до рассвета,Как ликовал француз.Но тих был наш бивак открытый:Кто кивер чистил весь избитый,Кто штык точил, ворча сердито,Кусая длинный ус.

И только небо засветилось,Все шумно вдруг зашевелилось,Сверкнул за строем строй.Полковник наш рожден был хватом:Слуга царю, отец солдатам…Да, жаль его: сражён булатом,Он спит в земле сырой.

И молвил он, сверкнув очами:– Ребята! не Москва ль за нами?Умрёмте же под Москвой,Как наши братья умирали!»И умереть мы обещали,И клятву верности сдержалиМы в Бородинский бой.

Ну ж был денёк! Сквозь дым летучийФранцузы двинулись, как тучи,И всё на наш редут.Уланы с пестрыми значками,Драгуны с конскими хвостами,Все промелькнули перед нам,Все побывали тут.

Вам не видать таких сражений!..Носились знамена, как тени,В дыму огонь блестел,Звучал булат, картечь визжала,Рука бойцов колоть устала,И ядрам пролетать мешалаГора кровавых тел.

Изведал враг в тот день немало,Что значит русский бой удалый,Наш рукопашный бой!..Земля тряслась – как наши груди,Смешались в кучу кони, люди,И залпы тысячи орудийСлились в протяжный вой…

Вот смерклось. Были все готовыЗаутра бой затеять новыйИ до конца стоять…Вот затрещали барабаны —И отступили бусурманы.Тогда считать мы стали раны,Товарищей считать.

Да, были люди в наше время,Могучее, лихое племя:Богатыри – не вы.Плохая им досталась доля:Немногие вернулись с поля.Когда б на то не божья воля,Не отдали б Москвы!

Русский советский писатель, литературовед, заслуженный деятель искусств РСФСР доктор филологических наук Ираклий Андроников писал: «Лермонтов не только изобразил битву так, как её мог увидеть и запомнить рядовой участник сражения – человек из народа, но и рассказал о ней простым языком, пересыпанным народными выражениями и прибаутками: «постой-ка, брат, мусью», «ну ж был денёк», «у наших ушки на макушке», «полковник наш рождён был хватом», «спит в земле сырой», «отступили бусурманы». О неприятельской армии «дядя» говорит в единственном числе – по-народному: «французу отдана», «ликовал француз».