Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман - Ростислав Самбук

— Так, святой отец, может, прекратим эту игру? Вы разоблачили себя, хотя нервы у вас действительно железные.

Каноник не отвел глаз. Смотрел мрачно, как на провинившегося ребенка.

— Я не люблю провокаций, господин… — не знал, как назвать, — господин начальник. Уже поздний час, и вы должны сказать, в чем обвиняете меня…

— Вот что, ваше преподобие, — серьезно сказал Трегубов, — при уровне современной техники мы этот люк рано или поздно поднимем. Думаю, за полчаса управимся. Но не советовал бы вам чинить нам препятствия — попытка запутать следствие только отягчит вашу вину.

Каноник сокрушенно перебирал четки и беззвучно шептал молитву.

— Вы слышите меня? — повысил голос Трегубов.

Каноник не ответил. Аккуратно спрятал четки, пощупал рукой в углу над люком и потянул за кольцо. Крышка пошла легко — священник и правда был хорошим хозяином и регулярно смазывал петли.

Трегубов первым полез в темное отверстие. Посигналил оттуда фонариком. Но Левицкий, не ожидая приглашения, уже протискивался вниз.

Просторное подземелье заканчивалось крутой каменной лестницей, за ней была низкая дубовая, обитая железными полосами дверь. Левицкий налег плечом — не скрипнула. Трегубов саркастично улыбнулся:

— Дюймовка, ее голыми руками не возьмешь. Спустите сюда каноника! — крикнул он Ступаку.

Отец Валериан скользнул в узкое отверстие, как угорь. Он уже овладел собой, потому что смотрел спокойно и даже вызывающе.

— Ключ?.. — показал Трегубов на дверь.

— Очень сожалею, но ничем не могу помочь господину. — Каноник наклонился вперед, как бы кланяясь, и его голос зазвучал искренне: — Я не спускался сюда года два, ключ хранился у отца эконома монастыря… Он недавно умер… очевидно, передал все хозяйство старосте…

— Куда ведет дверь?

— В бывшую монастырскую усыпальницу.

— Из собора есть ход в нее?

— Не слышал о нем…

Левицкий подошел к люку.

— Подайте мне топор, — попросил Ступака, — и, может, где–нибудь найдется лом.

Тупой топор отскакивал от мореного дуба, оставляя на нем только царапины, но Левицкий бил и бил, дверь жалобно стонала, словно повизгивая под ударами. Его сменил Трегубов — он обладал незаурядной силой, и с третьего или четвертого удара раскрошил доску у замка. Хотел бить дальше, но в подземелье спрыгнул Ступак с ломом.

— Одолжил у соседского дворника, — сказал он, хотя никто не требовал пояснений.

Трегубов уступил лейтенанту место, и тот ударил так, что исклеванная топором доска сразу затрещала. Через несколько секунд замок сбили. Трегубов пнул сапогом дверь, шагнул внутрь. Почти сразу Левицкий услышал его радостное восклицание и бросился вслед за ним. Ничего не увидел — полковник закрывал плечами узкий каменный коридор, — но когда он нагнулся, удалось заглянуть и Левицкому. Не поверил глазам: о мокрую каменную стену оперся человек со всклокоченными волосами, с окровавленным лицом и в разодранной гимнастерке.

Точно, Кирилюк!

— Как вы попали сюда, капитан? — спросил Трегубов, но, сразу поняв неуместность своего вопроса, крикнул: — Врача сюда!

— Дайте мне напиться. — Кирилюк сделал шаг, покачнулся, и Трегубов поддержал его.

Побежали за водой. Левицкий пропустил Петра впереди себя.

— А–а, святой отец! — встретился тот взглядом с каноником. — Рука у вас крепкая и бьет хорошо, но все же не рассчитали. Или голова у меня каменная? А, святой отец?!

Каноник попятился.

— Арестовать! — приказал Трегубов. — А вы, капитан, немедленно в госпиталь.

— Там склад оружия. Карабины и автоматы в гробах, — будто не слышал его Кирилюк и кивнул на отверстие.

— Разберемся! — уверенно ответил Трегубов.

Владелец особняка на окраине принял гостей приветливо. И действительно был рад: наконец–то мог свободно, не таясь, поговорить, позлословить о Советской власти, вспомнить добрые старые времена, зная, что все это найдет искренний отклик в сердцах собеседников. Щедро накрыл стол, поставив все, что было, не пожалел и самогона. Это добро не переводилось: Ярема Лизогуб гнал сам и даже потихоньку приторговывал — что поделаешь, скромной зарплаты бухгалтера не хватало, а пускать в ход золотые десятки, закопанные в саду под яблоней, не хотелось. Лизогуб твердо верил, что Советы продержатся недолго, а золото есть золото, лишь бы нашлись деловые люди…

В буржуазной Польше у Лизогуба была небольшая гостиница с рестораном, тоже небольшим, но там всегда вертелись девицы, охотно посещавшие клиентов в номерах. Гостиница и ресторан давали приличный доход, с девиц Лизогуб тоже брал свой процент — жить можно было, и Ярема Андриевич всегда умилялся, когда вспоминал те дни. Глупец, последний глупец — он еще фрондировал против правительства, записался в ОУН. Смотри–ка, своего, национального, захотелось! Теперь этого национального сколько угодно, бери, жри его — под ногами валяется, но — увы! — нет уютной гостиницы, ресторана с джазом, и девицы поразбежались… Вот и приходится по вечерам гнать вонючий самогон. Еще слава богу — домик на безлюдье и забор высокий, да и участковый уполномоченный — свой человек. Прекрасный мужик: любит и лишнюю сотню положить в карман, и от литра самогона не отказывается. Зато не беспокоит Ярему по мелочам, а когда нужно — и предупредит: так, мол, и так, сегодня проверка документов; или: пришла жалоба — гонит самогон. Завтра придем проверять. А проверка такая: если участковый один, то возьмет с собой бутыль; если еще с кем–нибудь, то облазит все уголки, накричит на Лизогуба, напугает… Золотой человек, знает ведь, что аппарат в подполье, в сарае. Но попробуй найди этот ход!..

Потому–то и решил Ярема Андриевич рискнуть. Когда стемнело, открыл ворота в сад. Тихонько, не включая фар, загнали в сарай машину. Запасные номера Заставный (умный паренек, он сразу же понравился Лизогубу) прихватил с собой, а судя по всему, автомобиль понадобится…

Сливинский, как только познакомились, принялся расспрашивать Ярему Андриевича, но тот отложил деловой разговор до вечера.

— За столом, — подмигнул он, — разговаривать легче.

— Свой человек, черт бы его побрал, — обрадовался Семен Хмелевец, — все понимает!

Когда выпили по первой, пан Модест начал издалека:

— Дело у нас деликатное, и мы надеемся, пан, на вашу помощь.

Лизогуб, подхватив на вилку кусочек селедки, согласно кивнул головой.

— Насколько нам известно, у вас останавливался пан Северин Воробкевич…

Лизогуб пожевал селедку и снова кивнул.

— Был у него большой желтый чемодан из крокодиловой кожи? — оживился Сливинский.