Владыка Ледяного Сада. Конец пути - Ярослав Гжендович

Когда Ульф появился в широком отверстии пещеры и одиноко зашагал вниз по ступеням, я уже утратил надежду, что он остался жив, и начал опасаться очередного коварства со стороны Шепчущих. Все еще не понимал, отчего они оставляют нас в живых.

– Убираемся отсюда, – сказал Ульф, подойдя ближе. – Я узнал, что сумел, но хочу побыстрее уйти. Мне нужно все обдумать, но, похоже, нам еще придется их использовать.

Мне не понравилось то, что он сказал, но я знал, что дальнейшие расспросы ничего не дадут. Мы покидали долину Шепчущих-к-Тени, и это, по крайней мере, было хорошей новостью.

Когда они шли сюда за мной, Ночные Странники карабкались на скалы при помощи веревок и крюков, потом прошли хребет и спустились на дно долины. Бесшумно и незаметно, как мы привыкли, не хуже императорских следопытов. Но потом проснулись тени, что овладели их разумами, и идущие мне на помощь лишь на волос разминулись с судьбой тех, кто входил в это место. Но теперь мы могли выйти точно так же, как входили и выходили отсюда Змеи – удобным, хотя и отвесным трактом через перевал, называемый Каменными Клыками.

У нас было два ледяных фонаря, скрывающих внутри светящихся существ, как те, что мы использовали в долине Скорбной Госпожи. Пока не опустилась темень, Ульф не позволил пробудить их сияние. Потому мы сходили среди скал и снега в подступающих сумерках. В ту ночь по небу плыли обе луны, и казалось, что снег чуть светится, – я даже замечал, что человек отбрасывает под луной тень. Потому мы продолжали идти без света, но это не оказалось настолько уж сложным, особенно когда глаза привыкли к полутьме.

Ледяной саркофаг постоянно несли двое, на поясах, продернутых сквозь ухваты по его сторонам, а когда дорога становилась более-менее ровной, тянули его по снегу, как санки. Мы часто менялись. Двое приглядывали за ледяным гробом, еще двое следили за дорогой впереди, двое прикрывали тыл с луками и арбалетами в руках.

Было это трудное путешествие, но я помнил, как прибыл в эту страну: связанный, приволоченный на аркане, среди рыдающих пленников, ведомый на смерть, словно ковца.

Теперь же в руке моей было странное оружие, похожее на уменьшенную аркбаллисту, о котором я знал, что оно стреляет метко и быстро, а посланная из него тяжелая стрела может пробить доспех всадника и смести его с седла за сто шагов. На спине я чувствовал тяжесть меча и уже не был ковцой. Я снова был Ночным Странником. Одним из них. Фьяларом Каменным Огнем. Мое новое имя.

Имя воина.

Мы должны были сойти на поляну у основания Прожорливой Горы, где под защитой деревьев остались стреноженные кони, а потом добраться до реки, где уже встать лагерем.

Сходя по склону, мы дважды передыхали, лежа в снегу вокруг саркофага и целясь во все стороны арбалетами и гнутыми корабельными луками Людей Огня. Когда мы шли дальше, то – бесшумно, незаметные в снегу. Кошмары Прожорливой Горы отдалялись с каждым шагом, и все сложнее было поверить в то, что мы видели собственными глазами.

Мы перешли частично схватившийся льдом ручей, а потом вошли в рощу.

Ульф во главе отряда остановился так внезапно, что я едва с ним не столкнулся. Увидел, как он показывает «остановиться и притаиться», а потому сразу присел, поднимая арбалет, однако я не видел ничего, кроме мерцающих сугробов, заснеженных веток и стволов. Все мы присели низко, беззвучно, исчезнув между сугробами, словно духи. Ульф плавным движением снял лук, привешенный в сагайдаке за его спиной, и наложил стрелу. А потом показал сперва «клин, медленно вперед», а потом – «охранять раненого». «Клин» выглядел как «наконечник» в нашей армии. Раненого не было, но у нас была погруженная в сон онемения Деющая. Это означало, что Боярышник и Грюнальди, которые как раз несли саркофаг, должны остаться подле него, готовые к бою, остальные же направились треугольным построением за Ульфом.

Нитй’сефни встал с поднятым луком, целясь вперед, но не натягивая тетиву, – он лишь осторожно ступил вперед.

Спалле с луком шел рядом, а я и Скальник – в полутора шагах позади, целясь из арбалета. Таким-то образом мы вошли между заснеженными кустами и низкими деревцами. Я помнил, как держать арбалет у плеча и что я постоянно должен целиться туда, куда смотрю, а разворачиваться всем телом, с оружием, словно вросшим в плечо, а еще о том, что нельзя держать пальцы на спусковой скобе, пока не собираюсь стрелять – но я все еще не видел ни одной цели.

В десятке шагов дальше я наконец увидел среди деревьев проблеск пламени, а потом и наших коней, окруженных воинами с факелами.

Ульф придержал стрелу, поднял ладонь и показал «развернуть фланги», а потом: «ждать приказ атаки». В этой ситуации мы должны разойтись по сторонам от него и притаиться вокруг поляны. Потому мы пробирались между засыпанными снегом ветвями, держась в тени и избегая света факелов.

Я провалился в снег и вполз под хвойные лапы по-над самой землей.

Хотя воины у наших коней превышали нас числом, я чувствовал удовлетворение оттого, что они оказались высокомерными глупцами, ненамного ловчее, чем домашние Сверкающей Росой. В этой стране чем сильнее были люди, тем чаще гордыня возобладала у них над рассудком. Они стояли на пустой поляне, окруженные лесом и ночью, с четырьмя пылающими факелами, и я держал под прицелом каждого из этих мужей, видел отсветы пламени на их шлемах и нагрудниках, они же не видели ничего, кроме освещенного круга снега в огнях своих факелов.

Я выбрал рослого мужа в шлеме, что заслонял лицо по самый рот, и прицелился ему в пах, где пластинчатая броня заканчивалась кольчужной сеткой. Он стоял почти в центре, потому был моим. Я знал, что стрела арбалета Скальника указывает сейчас на того, который был самым крайним.

Я следил за воином прищурившись, помня, что не следует смотреть прямо на пламя, и ждал.

Услышал рычание и повизгивание обеспокоенных коней и тихий хруст снега.

– И что вы хотите от моих коней? – услышал я голос Ульфа, который появился вдруг в кругу, освещенном факелами. Он спрятал лук и стоял совершенно спокойно, с мечом, укрытым за рукой. – Может, мне чем-то помочь? – добавил ровным голосом Ночной Странник.

Те даже присели от удивления, некоторые до половины вынули мечи из ножен, но на Ульфа не бросились – видимо, они не утратили остатков разума. Я же медленно поднял палец и передвинул запор спуска и вращающийся медный валок, который держал сплетенную из волоса и проволоки толстую тетиву. А потом так же медленно втянул воздух носом, не спуская глаз с той точки, куда указывала моя стрела.

– Мы полагали, что ты ушел за Каменные Клыки, а это значит, что твои кони погибнут тут от холода и голода. Мы долго их искали, – отозвался муж в глубоком шлеме с наносником, похожим на клюв ворона.

– Обычно я оставляю конвойного, – ответил Ульф все еще спокойным тоном, словно разговаривая с соседом, встреченным на охоте. – Интересно, какой была бы его судьба?

– Где твои люди?

– Вокруг нас, – ответил Нитй’сефни. – Среди сугробов и за деревьями. Смотрят на вас и поигрывают тетивами. Мы не знали, кто вы и каковы ваши намерения.

– Вы вошли за Каменные Клыки?

– Сделали то, что собирались. А кони нам нужны, чтобы покинуть ваши земли и больше вам не надоедать.

– Вы видели Шепчущих-к-Тени?

– Мы пошли убить туда Змеев, именно это мы и сделали.

– Если вы живы, то можете провести ночь в нашем городке.

– Значит ли это, что вы, Люди Вороны, предоставляете нам гостеприимство и мир? Поручишься словом вашего стирсмана? Я не вижу его здесь.

– У Кунгсбьярна Плачущего Льдом есть более важные дела, чем торчать в ночи с чужими конями. Однако он ценит людей мужественных и имеющих что сказать, а ночи нынче морозны и длинны. Мы даем вам приют. Сядьте при нашем огне и за нашим столом. Стирсман – тоже человек достойный. Ты ведь не желаешь, странник, презреть его дом? Гляди, я желаю разделить с тобой глоток морского меда.

Мужчина поднял меховой бурдюк, заткнутый пробкой.

Ульф упорно и молча смотрел на него, прямо в глаза, пока тот не кивнул, а его люди не спрятали мечи в ножны. Нитй’сефни повернул свой так, чтобы клинок блеснул в свете лун – и тоже спрятал.

– Мы принимаем ваше гостеприимство, – сказал он. Потом взял бурдюк, напился, сунул пальцы в рот и свистнул.

Сигнал звучал: «Ко мне! чисто!» Не просто «ко мне!» означало, что готовится драка; «ко мне, на помощь!» означало, что дела совсем плохи.

Я встал из сугроба и потихоньку двинулся вперед с чуть опущенным арбалетом, видя, как из кустов выходят и остальные, как и я, облаченные в белое и черное, с полосами белого меха, и кольчуги, закрывающими лицо до самых глаз.

Последними появились Боярышник и Грюнальди, таща по снегу ледяной саркофаг. Мы сошлись со всех сторон прямо к нашим лошадям, не обращая внимания на стоящих между нами воинов.

Я высмотрел свободного скакуна, и только когда подошел к нему, поднял пружинистый предохранитель, что удерживал стрелу в ложе, снял ее и освободил тетиву.