Нефритовый тигр - Александра Сутямова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пожалуйста, помоги её купить.
– Вы из тех, кто скупает своих земляков? Забудьте!
– Нет. Она точно не из моей страны.
– Тогда для чего?
– Сказала же, мне её жаль.
– Знаете, отец всегда говорит: «Теперь это собственность нашего Царства». Они сами виновны в том, что не боролись за свою свободу.
– В чём виновен ребёнок, не обладающий достаточной силой, чтобы дать отпор взрослому не-человеку, которому взамен стыда и здорового ума выдали оружие?! – возмущение Соны достигло предела. Девушка всегда с большим интересом читала про исторические личности, обожала смотреть исторические фильмы и сериалы, но только сейчас, столкнувшись с непробиваемой стеной укоренившихся в сознании предков традиций, она поняла, что то были всего лишь фильмы и книги.
– Я же говорил, ни один торговец не согласится продать вам свой товар.
– Ты переоцениваешь законопослушность людей, – выдохнула Сона. – Прошу, лишь узнай цену.
* * *
– Жу! – мать выбежала вслед за сыном. – Постой же! Тебе ведомо моё слабое сердце – я не смогу тебя нагнать.
Юноша остановился:
– Не беспокойся, я скоро.
Подойдя, Аи взяла руки сына в свои и, глядя прямо в глаза, произнесла с усталостью:
– Я знаю, вы привели в дом рабыню. Расскажи и не смей ничего скрывать.
– Простая сирота с улицы, – пытался добавить непринуждённости голосу Чжу Жу.
– Вы можете назвать её другим именем и домыслить новую жизнь, но смыть клеймо, что я видела на её руке, невозможно. Это не девочка, а рабыня Царства. Что мы скажем отцу, когда придёт время платить за неё налог? Ты же знаешь, что с нами будет…
– Больше не посмеет! Если брат не может нас защитить, это сделаю я!
– Сынок, разве можно противиться воле старшего?! Твой отец – закон в доме, так гласит «Шэнцы Му»[61].
– В «Священном слове» так же сказано, что мужу надлежит оберегать жену, а отцу детей!
– Он оберегает, – не веря собственным словам, внушала сыну испуганная женщина. – По-своему, но он лучше знает, как до́лжно поступать. Благодаря ему у нас есть дом и еда…
– Благодаря твоей семье, мама, и тому, что ты делаешь чёрную работу по дому! Как хозяйка может целую ночь чистить котлы и выносить отхожие вазы за опьяневшими гостями?!
– Порой приходится немного сдерживаться в тратах. Мы не можем позволить себе новые руки. Подожди, станет лучше.
– Когда, мама?! Отец тебе так говорит? А после вновь едет в Бай Мэн Коу, где живёт в дорогих гостиных домах и угощает торговцев в порту?!
– Ты ещё мал, а потому не можешь понять.
– Я отказываюсь понимать. Я не Кун[62], чтоб не замечать беды в нашей семье!
– Кун – хороший сын и брат. Тебе не вспомнить, но для меня это словно вчера, и он говорил то же, что и ты. Однако время идёт, и человек начинает мыслить по-иному.
– Брат к невестке относится так же.
– Молюсь лишь о том, чтобы ты не поступал так со своей семьей, сынок… – мать, сдерживая слёзы, гладила сына по красной от злости щеке.
– Поверь, я могу всё решить сам. Кун в пятнадцать, противоположно мне, помогал отцу и всего год спустя женился. Мама, в нашем доме два ребёнка – мои сёстры. Когда ты сможешь видеть во мне мужчину, но не мальчика, гоняющего по двору домашнюю птицу?!
– Прости… Я боялась того, что ты вырастешь. Дети так невинны… А взрослые… – она заплакала, вторя бесцельно посеревшему небу.
Жу взял маму – самое драгоценное, что у него было – за плечи и притянул к своей неожиданно широкой груди. Теперь Аи казалась ему более хрупкой и слабой, вовсе не той, какой он привык её видеть. Парнишке хотелось зарыдать вместе с ней, выпуская наружу глубокую обиду на мир, дабы тот увидел, насколько несправедлив! Но Чжу Жу помнил, что он – мужчина и опора, а значит, теперь слёзы ему не позволительны.
Они стояли так несколько минут, залечивая скрываемые долгими годами душевные шрамы. Когда-то давно, после очередной ссоры со страшим братом, маленький Жу бежал к Аи, зарываясь в подол её рабочего платья. Заботливые руки матери поднимали его высоко-высоко, туда, где он был недосягаем для обидчика. Там его прижимали к мягкой тёплой материнской груди, откуда он слышал родное дыхание и немного неправильный, но успокаивающий ритм близкого сердца. Сейчас же Чжу Жу старался успокоить галоп под рёбрами, выдававший его злобу, неуверенность и страх. Наверно, это и значит стать взрослым.
Пришло время вспомнить о приличии. Аи отстранилась от сына и, достав платок из рукава, привела лицо в порядок.
– Знакомый твоего цзюцзю[63] состоит на службе в Суде. Найди сюэтуфа Цай Лю Ши[64]. Он уважает нашу семью. Записей о ней не будет, а потому жить в городе она не сможет, но с табличкой Ми Лу[65] станет дозволено уйти и жить в деревне. Раз уж вы привели её в дом, то она – наша забота.
– Я не очерню твоего имени, мама. Ни твоего, ни твоей семьи, – с этими словами новый временный глава дома уверенно вышел из ворот.
Аи же вернулась в комнату и подсела к о чём-то размышляющей Соне.
– Воистину, имя Ми Лу тебе подходит как нельзя кстати. Потерянная душа… – отстранённо произнесла женщина. – Я назвала её так, потому что считала, будто у потерявшей родителей девочки есть надежда… А сейчас мне приходит на ум лишь одно сказание, о том, как Дух пустынь Йин Ман[66] скрыл от воина Шэн У[67] его разум:
«В последнем бою всё войско пало, и лишь он, доблестный Шэн У, искалеченный, возвращался домой через пустоши. Воину было ведомо, что дома нет никого, кто мог бы о нём тосковать, отчего он начал медленно терять рассудок. Тогда-то ему и повстречался Дух пустынь. Шэн У умолял Духа забрать у скитальца сердце и разум, дабы прекратить страдания. Дух молитвам внял. Спустя время воин вернулся в родные места, но более их, как и себя, не узнавал. Потому и был прозван потерянной душой».
– …Ми Лу не произнесла ни слова со дня, как попала в мой дом. А её взгляд меня пугает, настолько он пустой. Быть может, Дух сжалился и над ней, забрав душу, дабы та не томилась в теле? Скажи, что пришлось пережить этой девочке?
Сона, ставшая невольным свидетелем разговора во дворе, поняла: отпираться бессмысленно. Она достала документ рабыни из комода и передала Аи.
– Значит, она из Государства Западного солнца… – женщина комментировала записи, – …продали жители деревни за долги
