Пресс-центр - Юлиан Семенов

Вэлш посмотрел на телефонную трубку с изумлением, не мог найти слов, чтобы заключить беседу, подумал: "И это про нас-то говорят как про костоломов, а?! Какая все-таки несправедливость! Мои люди выполняют то, что им предписано уставом и руководством, а Дигон одной рукой толкает человека в пропасть, а в другой держит цветы, чтобы возложить их на крышку гроба".

19

Директор ФБР еще раз перечитал запись телефонного разговора и спросил своего помощника, ведавшего наблюдением за высшими чиновниками администрации:

- Вы убеждены в том, что Майкл Вэлш крутит свой бизнес в Гаривасе без санкции босса?

- Этого я утверждать не могу. Я утверждаю лишь то, что он встречается с людьми Уолл-Стрита, соблюдая все законы конспирации. А от своих, если есть санкция босса, не конспирируют.

- Подождем, - подумав, заметил директор ФБР. - Умение ждать - это больше, чем наука или талант, это призвание... Конечно же, оптимальным решением этого любопытного дела была бы организация прослушивания бесед Вэлша... Я понимаю, что мы не имеем права записывать его разговоры без санкции босса, но ведь можно продумать, как подкрасться к нему со стороны его собеседников...

- Вы дадите мне санкцию на прослушивание разговоров Барри Дигона? - Помощник директора ФБР улыбнулся. - Я стану считать этот день первым в новом временном отсчете...

- Посоветуйтесь с нашими финансистами, - заметил директор ФБР. - Из тех, кто контролирует банки и связан с оппозицией в конгрессе. Может, вам подскажут какую-то любопытную зацепку, связанную с вывозом капитала, или что-нибудь в этом духе... Может, у них есть что-то на людей Дигона, тогда мы получим право послушать дедушку... Мне нужен повод, малейший повод, ничего, кроме повода...

20

14.10.83

Майкл Вэлш обычно просыпался в шесть часов; несколько минут лежал, не открывая глаз, силясь вспомнить сон; он верил снам, и очень часто днем с ним случалось то, что виделось ночью; потом, если ночь была пусто-темная, полное отключение, он собирался перед началом дня, четко выделял основные задачи и только после этого поднимался с кушетки (спал в библиотеке, перед сном обычно читал, порою среди ночи вставал к столу, не хотел тревожить Магги, она опала очень чутко; перебирался в комнату жены только на "уикенд", когда позволял себе роскошь отключать телефон или, того лучше, уезжать с ней на ферму) и отправлялся на гимнастику. Он разминался недолго, радуясь тому, что наступил день; все те недели, что он на свой страх и риск играл в "Корриду", были до того тревожны и рискованны, что по вечерам он не находил себе места, мечтая, чтобы скорее прошла ночь и началась ежедневная круговерть, которая засасывала, убаюкивала, давала привычное ощущение надежности.

Во время гимнастики он все время слышал в себе самом музыку из фильма "Рокки", когда неистовый Сталлоне - ах, какой замечательный художник, как много всевышний отпустил одному человеку: и режиссер, и актер, и драматург, да и боксер отменный - бежал по Филадельфии и возносился по ступеням храма закона, его окружали болельщики, и он скакал, как молодой жеребец, а комментаторы так его и называли "жеребец"; все-таки странная мы нация, то, что у других, особенно в Испании или России, звучит как оскорбление, у нас вполне приложимо к настоящему мужчине.

Затем Вэлш принимал холодный душ и шел на кухню, это был самый любимый уголок дома: Магги уже приготовила овсянку на сливках, можно десять минут поболтать перед тем, как придет машина, выпить кофе, послушать сына. Дик по-настоящему увлечен нейрохирургией, будет толк; если с "Корридой" все пойдет так, как задумано, можно помочь ему с приобретением лицензии на клинику, огромное поле для эксперимента, своя рука - владыка. Люси убегала в школу первой; в этом году надо решать, в какой колледж стоит поступать, девочку интересует международное право, будь оно трижды неладно, права нет вообще, тем более международного, у кого больше силы, тот и победит, а эту победу, какой бы бесчестной она ни была, припудрят правоведы, им за это и платят деньги. Как отвлечь ее от этой затеи? Говорить в лоб нельзя - грех топтать иллюзии молодости, все свое приходит в срок, да здравствует эволюция мысли, постепенность и еще раз постепенность; девочка имеет на это право, поскольку я принял на себя тяжелое бремя игры со временем, всякое убыстрение чревато, но и промедление тоже... Милый мой человечек, она уже собрала денег на первый курс, как-никак две тысячи долларов...

(Действительно, Люси в прошлом году проработала месяц в универмаге упаковщицей, а потом помощником продавца в отделе детских игрушек; зимние каникулы поделила на две части: рождество праздновала дома, а в оставшиеся дни нанялась мойщицей автомашин на бензозаправочной станции, платили хорошо, не скупясь.)

По дороге в Лэнгли, особенно когда машина вырывалась из города, Майкл Вэлш закуривал свою первую сигарету, тяжело затягиваясь; с невыразимым наслаждением ощущал сухой аромат "лаки страйк", вот уж воистину солдатские сигареты, какая-то в них сокрыта надежность, право слово... Впервые он закурил эти сигареты, когда семнадцатилетним мальчишкой с войсками Паттона ворвался в маленький немецкий городок и увидел штабеля трупов - расстрелянные военнопленные, истощенные, одни кости; гримаса ужаса и одновременно избавления на лицах; воронье кружит, и белые тряпки на домах "сдаемся"... Второй раз он закурил эти же сигареты ими снабжали армию, - когда его подразделение захватило золотой запас третьего рейха; приехали офицеры; мешки с золотом вскрывали, взвешивали каждый брусок, упаковывали наново, шлепали сургучными печатями (запах чем-то напоминал ладан, у него был друг Иван Вострогов, вместе ходили в русскую церковь, с тех пор в памяти отложился этот особый, загадочный запах) и укладывали в "студебеккеры". Его поразил и обидел вид товарного золота; какая-то серятина, ничего романтического, дьявольского в этом металле не было, если не смотреть на страшное клеймо свастики. Только назавтра, когда колонна грузовиков ушла, Вэлш ощутил странное чувство. Это была не обида, нет, скорее недоумение или же ощущение несправедливости: они, солдаты, отбили это золото, выставили охрану, берегли как зеницу ока, как-никак военный трофей, а потом приехали молчаливые старики в форме, которая сидела на них, словно на корове седло, и, не поблагодарив даже за службу, не выдав ни цента премии, не поставив ни бутылки виски, увезли клад в неизвестном направлении, ку-ку, мимо...

Когда он начал работать в Центральном разведывательном управлении, при Аллене Даллесе еще, ритм работы увлек его; он свято верил, что все, исходящее из Лэнгли, посвящено одному лишь: борьбе за демократию, за идеалы свободного мира, против красной тирании, которая методично, не останавливаясь ни на день, пульсируя, разрасталась, проникая во все регионы мира.

После того, как Даллес заметил его - Вэлш был привлечен к разработке операции против Кастро на Плайя-Хирон, дело планировал лось лично им, хотя Кеннеди понимал, что тот возражать не станет, тем не менее он привык свои коронные операции замышлять и разрабатывать единолично, - рост молодого разведчика стал стремительным. Когда Даллес после провала его операции вынужден был уйти, ибо Кастро неожиданна для всех - легко и убедительно победил, борьба против интервентов оказалась воистину всенародной, надежда на выступление оппозиции не оправдалась, он рекомендовал Вэлюа своему преемнику; директоры могут (и должны) меняться, служба не имеет права на прерывание.

Вэлш перешел в тот сектор, который организовывал надежные крыши для "благотворительных фондов"; его личным детищем был фонд "Американские друзья Среднего Востока". Поначалу газетчики - в глубине души он восторгался ими, ненависти в нем не было, "пусть победит сильнейший", а он себя слабым не считает, состязание угодно прогрессу - получили информацию, что фонд финансирует Кэйлан, и это было правдой, нежелательной правдой, ибо люди знали, что еще со времен войны тот был "богом финансов" и проводил головоломные операции по финансированию акций ОСС (10) в Мадриде и Португалии, под боком у нацистов... Тогда-то он завязал довольно прочные связи в Северной Африке, оттуда с Ближним и Средним Востоком; был создан тайный пул-сообщество финансистов и промышленников, в основном, из Техаса, которые заинтересованы в надежных контактах ЦРУ, рассчитывая получать точную информацию из первых рук, Лэнгли надежнее страховой компании, самой мощной; деньги потекли рекою, Вэлш легко платил, перекупая на корню редакторов газет, местных шейхов, вождей племен, генералов; скандал в прессе удалось замолчать; ему пришлось поработать над операцией "прикрытия", поднять все материалы; его подчиненные - он это поначалу чувствовал, лотом лишь убедился в правоте своего ощущения - не хотели отдавать всего, кое-что берегли, утаивали, и не столько из корыстного интереса, такого рода данных Вэлш не сумел получить, не пойман - не вор, сколько из соображений оперативной целесообразности на будущее. Однако он подсчитал, какую прибыль извлекли из "фонда" три нефтяные компании Техаса - более семидесяти миллионов долларов; эта сумма показалась Вэлшу астрономической, и тогда впервые родилась мысль: "А ведь вот на кого я работаю... Что означают мои скромные сто тысяч в год в сравнении с их десятками миллионов?!"