Элита. Взгляд свысока - Ирина Волчок

— Нет, — тоже тихо и зло ответила Валентина, отобрала у мужа бутылку, сделала несколько глотков из горлышка, отдала бутылку назад и вытерла руки о скатерть. — Я не хочу десятую часть. Десятую часть ты своей секретутке отдашь. А законной жене — половину. И дочери. Я не десятую часть знаю. Я много знаю. Я знаю, где документы на ту квартиру. Понял? И дом на мамочку записал. Пенсионерка домик купила. За полтора лимона, ага. На трудовые сбережения. Нет уж, дорогой, половина — и спи спокойно.

— Про документы — это ты зря, — искренне огорчился полковник. — Кто много знает — тот мало живет. В деле еще пять человек. Меня сдашь — они к тебе придут. Да и не сами придут, пацанов пришлют. А пацаны не такие вежливые, как я. Знаешь, что пацаны с тобой сделают? Знаешь, телик смотришь… Догадываешься. И с Настёной они то же самое сделают. А я вас уже не смогу отмазать. Поняла? Дура. Мне спокойней тебя прямо сейчас шлепнуть. Хоть за Настёну психовать не буду, к ней-то одной разбираться по-любому не придут. Без матери остаться, — конечно, хорошего мало… Но все-таки две бабки есть, вырастят. А если все пучком будет — так я потом на княгине женюсь. Ничего маманя для нашей дочурки, а, Валька? По-моему, очень ничего. Уж по крайней мере — не такая пьянь вонючая, как ты, дорогая.

— Ой, да кто ж это у нас такой трезвенник? — издевательски пропела Валентина. — Уж чья бы корова мычала… Как будто с трезвых глаз к секретутке поперся. Козел. Да мне-то что? Мне не жалко. Хоть женись на этой шлюхе. Да за тебя и шлюха не пойдет, кому ты нужен, козел. Ишь, разбежался — на княгине он женится! Зачем ей за плебея выходить? Аристократы нынче в моде, она кого-нибудь почище найдет… Сорок процентов — и свободен. И женись на ком хочешь. Настёна — мне, алименты — со всех видов дохода.

— А рожа не треснет? — злобно начал полковник. Замолчал, отхлебнул из горлышка бутылки, поцыкал зубом и неожиданно мирно добавил: — Сорок процентов минус касса. Ты чужое скрысятничала, дорогая. У тебя же еще партнеры есть, они такую подставу не поймут.

— Ой, а то я не знаю, что это за партнеры! — вскинулась Валентина. — Все эти партнеры — твои шестерки! Не поймут они! Объяснишь — поймут. Зарплату получать — так все понимали…

— Это да, — согласился полковник. — Это ты кругом права. На сто процентов… Но маленькая поганенькая тонкость: они-то в кассу не лазили. По документам весь долг на тебе висит.

— Подумаешь, долг, — буркнула Валентина. — Чего я там брала? Копейки. Жить-то на что-то надо было. Когда ты деньги домой нёс? Всё вкладывал, козел. Довкладывался… Я должна была как-то крутиться? Расходы на хозяйство и вообще… И так на всем экономила.

— Доэкономилась, — злорадно сказал полковник. — По бухгалтерии на тебе долгу почти сто тонн.

— Фигня, — равнодушно пробормотала Валентина. — Вычти из сорока процентов… Ладно, спать пойду. И так сегодня ни хрена не выспалась.

— Сто тысяч долларов, дорогая.

— Чего-о-о? — изумилась Валентина. — С какого это перепугу? Ты не борзей! Ты на меня свои заморочки не повесишь!

— Да это твои заморочки, — хладнокровно заметил полковник. — Сама же бумаги подписывала… Ну что, будем договариваться по понятиям? Вынь-ка еще пузырь, выпьем за взаимопонимание и взаимовыручку…

Александра вдруг сообразила, что стоит и подслушивает чужой разговор. Подслушивает! Какой стыд… Она потихоньку отступила от занавешенной бамбуком двери, пошла в детскую, но на полпути остановилась и нерешительно повернулась к кухне. Поговорить-то с ними все-таки надо. Хотя о чем с ними говорить после того, что она услышала? Лучше бы она ничего не слышала… Нет, это правильно, что услышала! Теперь, по крайней мере, она точно знает, что ребенка надо защищать! От обоих! Господи, как можно защищать ребенка от собственных родителей?

В детской она первым делом осторожно, чтобы не проснулась Настёна, подтащила два кресла к двери вплотную, поставила их друг напротив друга, улеглась, не раздеваясь, на эту импровизированную кровать и попыталась придумать способ защиты ребенка от родителей. Ничего не придумывалось. Наверное, потому, что было очень страшно. Она все время вспоминала, как убили ее маму, и думала, что ее саму убьют точно так же. Будут стрелять в отца Настёны и убьют всех, кто окажется поблизости. А стрелять обязательно будут, бандиты всегда стреляют друг в друга.

Так и уснула, измученная страхом.

Утром никто не приходил в детскую. Александра проснулась раньше Настёны, потихоньку оттащила кресла от двери, осторожно выглянула в коридор. Никого не видно, никого не слышно. Глубокая разведка принесла утешительные результаты: хозяев в квартире нет, в кухне одна Оксана Петровна, сидит, пьет чай. Все чисто, все убрано, все перемыто и не воняет вермутом. Портвейном тоже не воняет.

— Выспалась? — Оксана Петровна приветливо, хотя и немножко сонно, поулыбалась, похлопала глазами, позевала и с удовольствием отметила: — Хорошо день начался, да? Прихожу — а этих уже и нету. Умотали ни свет — ни заря. Записочку оставили: обедать не придут. Удачный день.

День и вправду получился удачный. Настёна была веселая, живая, любознательная. Все время что-то спрашивала, безбожно коверкая слова. Охотно повторяла новые, смеялась сама над собой, если не сразу получалось. Хорошо поела в обед, после обеда сразу уснула. И Александра поспала, взяв с Оксаны Петровны честное слово, что та сразу разбудит ее, если что… А если ничего — так через часок разбудит.

Через два часа Александру разбудили обе — и Оксана Петровна, и проснувшаяся только что Настёна. Очень веселились по поводу того, что она сердится, почему не разбудили раньше, как она просила. Повели ее пить чай и есть плюшки с маслом и с медом. Потом все вместе спели «Я на солнышке лежу, я на солнышко гляжу». Потом Оксана Петровна пошла готовить ужин, а Александра с Настёной пошли гулять на детскую площадку во дворе. Погуляли, пришли, стали рассказывать друг другу впечатления. Удачный день получился.

Вечер получился еще удачней. Александра нервничала, ожидая прихода хозяев. Она придумала: надо убедить родителей Настёны, что девочку необходимо отправить в детский санаторий. У нее, мол, нарушены сон, аппетит, осанка, координация… В общем, что-нибудь нарушено, по ходу разговора будет ясно, что им покажется наиболее убедительным. Есть сейчас хорошие детские санатории? Наверняка есть, для детей из этого социального слоя хорошие санатории были во все времена. А если не санаторий — так хоть больница. Отдельная палата — и чтобы никого не пускали, даже родителей. Особенно родителей…

Первой домой пришла Валентина, довольно поздно, в одиннадцатом, раздраженная, с трясущимися руками, но трезвая. Сунулась в детскую, молча постояла над спящей дочерью, пошла из комнаты, хмуро мотнув головой Александре: за мной… Пришли в гостиную, Валентина вынула из сумки пухлый конверт, бросила на стол, без предисловий объяснила:

— Завтра ты с Настёной уезжаешь. На две недели. Машина будет рано, часов в десять. Успеешь собраться?

— Конечно, — сказала Александра. — Какие Настины вещи следует взять? Я имею в виду: если другой климатический пояс, то надо учитывать погодные условия. Разницу температур и так далее.

— Какой там пояс, — хмуро буркнула Валентина. — Недалеко поедете, под Москву. На дачу одну закрытую… Ну, там что-то вроде санатория. В общем, не важно…Ничего особенного брать не надо, там все есть. Чего не окажется — закажешь. Привезут. Денег на всякий случай я тебе тут положила. Но не вздумай за что-нибудь платить, за все уже заплачено. Хоть в этом от моего козла какая-то польза… Ты почему не спрашиваешь, с чего это вдруг санаторий?

— Я еще вчера собиралась сказать, что Насте хорошо бы отдохнуть в санатории, — призналась Александра. — Воздухом подышать. В городе дышать нечем. В ее возрасте такая атмосфера просто опасна.

— В моем возрасте такая атмосфера тоже опасна… — Валентина привычно полезла в бар и зазвенела бутылками. — Ни хрена себе! Коньяк кончился… А, нет, не кончился, вот еще целая. Коньячку тяпнешь?

— Спасибо, я не могу, — холодно сказала Александра. — Я же все время с Настей.

— А, ну да, — согласилась Валентина. — Ты молодец, тебя не собьёшь. А я приму сорок капель. Устала как собака. На работе неприятности. Да еще этот козел бодягу замутил… Разводиться придется. Ты почему не спрашиваешь, с чего это вдруг разводиться?

— Развод — это личное дело, — осторожно сказала Александра. — Личными делами других людей интересоваться не следует.

Она очень старалась не показывать радости. Тогда ей почему-то казалось, что для Настёны все складывается удачно.

— Развод — это не личное дело, — наставительно сказала Валентина. — Развод — это финансовая операция. Ох, и напьюсь я сегодня… Не день был, а параша. Везде облом. Одна радость — козел мой уехал на четыре дня. Кого-то до электората повёз. Как же, не может электорат без них прожить. Без козлов этих. Ладно, иди. Не бойся, я к Настёне переться не буду. У меня соображение все-таки есть. Не то, что у этого козла… А припрусь — так ты меня не пускай. Ты сможешь, ты ответственная…