В зоне тумана - Алексей Гравицкий

Народа в зале суда почти совсем не было. Все было не так, как показывают в кино. Судья в мантии с небрежно расстегнутым воротом и скучным видом, защита, обвинение, еще мама сидела в дальнем углу.

Все выглядело смешно и нелепо. Я ответил на глупые вопросы, как мне казалось, ответил нормально, по-человечески. Но по-человечески и по-юридически, как оказалось, не одно и то же. В этом мой вздыхающий юный адвокат оказался прав.

Признаю я, что такого-то числа при таких-то обстоятельствах нанес телесные повреждения такому-то гражданину? Естественно, я это признаю. Как можно отрицать очевидное?

Считаю ли я себя виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей? Нет, не считаю.

Раскаиваетесь? Поступили бы в подобной ситуации иначе? Нет, поступил бы так же. Считаю, что поступил правильно. Считаю, что был прав на сто процентов…

Вместо сто четырнадцатой статьи я получил сто одиннадцатую. А по ней шесть лет лишения свободы. Почему так? У поломанного мной мальчика оказался правильный папа. А у меня обнаружились дурацкие принципы и не очень опытный адвокат.

Огласили приговор. Стукнул молоточек судьи. Заплакала мама. Тихо, молча заплакала. Никто не видел, как она плачет в дальнем углу. А я видел. И это был последний раз, когда я видел маму.

А потом была камера. Была зона. Были шесть лет. Поначалу мне тоже казалось, что выхода оттуда нет. Но нет, выход обнаружился. Вот только идти потом было некуда. Искать выход, когда знаешь, что есть что-то помимо лабиринта, — это счастье. А вот когда понимаешь, что за этим выходом точно такой же лабиринт, тогда все. Пиши пропало. Куда идти? Зачем идти? И вообще, зачем что-то делать?

13

— Угрюмый, — позвал Хлюпик. После того, как он меня растолкал, мы шли уже больше двух часов. И безумие продолжалось. Тотальная тишина. Как будто мы на самом деле уже не в зоне. А может, мы вправду забрели за периметр?

Я прикинул расстояние, смену направлений… Нет, не похоже. Скорее круги наматываем. Но хоть не по одному и тому же маршруту. В этом я был теперь уверен. Темный узкий коридор плавно перетек в широкий туннель, похожий на бетонную трубу огромного диаметра. Дорожка, правда, сузилась вдвое. По левой стороне ее отгораживал теперь парапет, а за ним по бетонному руслу текла не то подземная река, не то сливаемые невесть кем отходы.

Водичка выглядела вполне обыденной, хоть и мутной. Но я не рискнул бы даже палец в нее сунуть. Хоть бы мне за это и хорошо заплатили. В зоне куда-то лезть себе дороже.

— Чего надо? — не шибко вежливо отозвался я.

— А почему ты Угрюмый? Я приостановился даже.

— «Ромео, о, зачем же ты Ромео?» [3] Ты же говорил, что тебе это и так понятно, — припомнил я ночной разговор.

— Не, почему кличка такая, понятно, — усмехнулся он. — Достаточно на тебя посмотреть. Я же не про кличку. Я — о другом. Зачем так?

Вот оно что. Я ускорил шаг. Товарищ Хлюпик решил из себя доктора изобразить.

— Поживешь с мое, узнаешь, — буркнул, не оглядываясь.

— Да, ладно. Ты немногим меня старше. Тут ведь не в этом дело. Просто обиженный ты.

Поэтому у меня и нет друзей. Не терплю, когда мне лезут в душу.

Резко остановившись, я обернулся и смерил его убийственным взглядом. На сей раз он успел притормозить вовремя. Дать бы ему по лбу. Кулак, словно угадав мысль, взлетел кверху. Во взгляде Хлюпика появилась насмешка.

— Ну, ударь меня, если хочешь.

Он смотрел на меня с превосходством, словно только что узнал обо мне какую-то правду, которой я и сам, может быть, не знаю. И я вдруг понял, что бить его без толку. Даже если я его изувечу до полусмерти, на его роже будет все та же понимающая насмешка. Правда, стукнуть его от этого захотелось еще больше.

— Ты все равно меня не ударишь, Угрюмый, — поведал он.

Руки зачесались еще сильнее. Специально, что ли, он меня подзуживает? Или по глупости?

— С чего ты взял?

— С того. Ты ведь хороший мужик.

Я зло сплюнул, развернулся и быстро зашагал вперед. К черту откровения, метнулось в голове. Но мелькнуло поздно. Воистину язык мой — враг мой.

— Я, между прочим, сидел шесть лет за то, что одного такого, как ты, покалечил.

Странное дело, этот парень на меня уже второй день действует как словесное слабительное. В том плане, что у меня в его присутствии словесный понос.

— Это не важно, — отмахнулся он. — Ты скажи лучше, как тебя зовут.

Не важно ему. Шесть лет за забором — не важно. Хлюпик — одно слово.

— Это важно. А зовут меня Угрюмый. Понятно? Последнюю фразу я произнес с таким нажимом, что позади закашлялись.

— Нет, ты не так понял. Просто… Ну, я не знаю, я ведь на самом деле не знаю, чего у тебя в жизни стряслось. Но ведь нельзя же таким угрюмым жить. Что бы ни случилось, жизнь-то продолжается.

Он поравнялся со мной и пошел рядом.

— У тебя в жизни ничего не происходило еще серьезного, — сказал я ему. — Я тоже когда-то дурным оптимизмом страдал.

— Почему не происходило? — нахмурился он.

— Ну, что у тебя там могло произойти? В лифте застрял. С девкой поругался. Велосипед отняли или в четвертом классе во вкладыши продулся. Иногда случается такое, что жить некуда дальше.

— Так не бывает.

— Ты что, психолог? — не выдержал я.

— Нет. Но всегда есть какая-то цель в жизни. Даже если все совсем плохо.

Я снова остановился и посмотрел на него внимательно.

— У тебя есть цель?

— Есть, — не задумываясь, ответил он.

А у меня нет, — жестко отрубил я. — Понимаешь? Моя жизнь — бесцельное существование. Нет цели. И не предвидится. Поэтому зовут меня — Угрюмый. Потому что я угрюмый.

— Зря. Ты ведь это сам себе придумал зачем-то. И поверил в собственную придумку.

— Идите в жопу, доктор Фрейд.

— И пытаешься отстоять свою придумку. Защитить свое жалкое бесцельное существование. А все потому, что тебе дальше жить страшно. Я заметил. И зона у тебя дерьмо, и люди, и себя ты дерьмом называешь. Не считаешь, а называешь. Ты зону считаешь дерьмом, но если тебя выпустить за пределы зоны, то ничего не изменится. Просто весь мир дерьмом станет.

Я пихнул его плечом и двинулся дальше вдоль желоба с мутной водой. Мы с ней похожи. Оба несемся неизвестно куда и у обоих внутри муть и слякоть.

— А это не так, — донеслось сзади. — Я же вижу, что ты человек неплохой. Просто тебе хорошим быть неудобно.

Он догнал меня через дюжину шагов. Голос его был слегка запыхавшимся, словно дыхание сбилось.

— Проще в дерьме, по принципу: с волками жить, по-волчьи выть. Я ведь прав? Только дерьмо — это не вектор. Это направление жизненного вектора. Хочешь, чтобы жизнь не была дерьмом и люди не были дерьмом, измени угол зрения. Все от тебя зависит.

— Заткнись лучше, — сообщил я. — Мы не на вечере встречи, а в зоне. Так что молчи и не сбивай меня. А то на самом деле стукну.

Я снова отпихнул его и пошел четко по середине коридора, чтобы лишить его возможности идти рядом со мной. Но как освоился, зараза! То простите-извините, а то в душу гадить полез. Не иначе, за своего признал.

Туннель закончился метров через сто. Причем закончился неожиданно. В нос ударил запах сырости. Пространство распахнулось, как раскрывшийся бутон, и мы оказались в огромном помещении. Посреди этого подземного зала раскинулся коллектор, в который втекал ручей канализации.

Отстойник с мутной водой. Если продолжать аллегорию, то, может быть, это намек на то, что бегу на месте. А на самом деле застоялся. От того и муть в душе.

Я замер, оглядывая помещение. Опасности не было. Разве что в коллекторе кто-то живет. Но в воду лезть я не собирался!

— Ладно, прости, — подошел ко мне Хлюпик. — Я не хотел палку перегибать. Так, слово за слово… само получилось.

Вскинутой руки оказалось достаточно. Он недовольно засопел, но умолк. Куда дальше. Я еще раз обвел взглядом помещение. Выхода два. Либо через коллектор, дальний край которого упирается в стену, но между кромкой воды и стеной зазор сантиметров в двадцать. Значит, коллектор сообщается с соседним помещением. Вот только в воду я не полезу. Проще себе пулю в лоб пустить на берегу. Быстрее и вернее.

Второй выход был по другую сторону коллектора. В дальнем углу раскинулась размашистыми сетчатыми пролетами металлическая лестница. Верхний конец ее упирался в черный провал входа. Черт его знает, есть там проход дальше или просто глухая комната, но попробовать стоит. В противном случае придется возвращаться обратно и искать другой путь. А обратной дороги нет.

— Лестницу видишь? — повернулся я к Хлюпику. — Идем к ней. Топаешь за мной след в след.

— Хорошо. А что случилось?

— Пока ничего. Но если не будешь делать, чего говорю, может и случиться.

— А как мы на ту сторону этого бассейна попадем? Взгляд, которым я его одарил, видимо, был достаточно красноречивым. Хлюпик потупился.