Грозные годы - Джурица Лабович

— Отлично! — воскликнул Гаврош.

— Что же тут отличного, когда оба идут прямо в волчье логово? — покосился на него Шиля.

— Отлично! — повторил Гаврош. — Отлично, что борется не только наша бригада!.. Это и есть революция!

— Ты прав, Гаврош, — согласился Лека. — Революция — это когда борются все трудящиеся под руководством Коммунистической партии...

Гаврош улыбнулся другу. С Лекой у них было много общего. Гаврошу нравились его принципиальность и простота.

— Я гляжу, вы так хорошо во всем разбираетесь, что нашему брату, крестьянину, только и остается, что держаться за интеллигенцию, как пьяному за забор, — пошутил Шиля.

Но Лека воспринял его слова неожиданно серьезно.

— Крестьяне — надежные союзники рабочего класса и мощная опора революции. Союз рабочих, крестьян и революционной интеллигенции — это основное условие нашей победы и успешного строительства социализма.

Шиля задумчиво сказал, что он долгое время не мог найти своего места в жизни, пока не встретил революционеров и не пошел за этими людьми, навсегда ставшими для него идеалом добра и справедливости.

— Возможно, моя ошибка в том, — продолжал он, — что я ждал слишком быстрого осуществления всех своих надежд и желаний.

— Эти желания, Шиля, должны исполниться! — серьезно сказал Лека.

— Хорошо бы, товарищ Лека! — произнес Шиля.

Лека улыбнулся.

Быстро опустился ночной мрак, и вскоре Рогатица уже спала.

8

Агент

Гитлеровским оккупантам стало ясно, что борьба будет упорной и что противник не собирается складывать оружие...

Совещание немецких генералов на Авале продолжалось. Шел третий день... Главной его темой было успешное продвижение Первой пролетарской бригады из Восточной Боснии в Центральную, а также обсуждение общего положения в Югославии. Генерал Кайзерберг после некоторых грубых замечаний Литерса на его счет понял, что спокойной жизни на Авале приходит конец. Со смешанным чувством злобы и страха он слушал, как генерал Бадер, время от времени бросая на него взгляды, полные ненависти, старался охарактеризовать его Литерсу как беспомощного и никчемного труса.

— Кое-кто считает меня храбрецом именно потому, что я живу на Авале, — довольно спокойно произнес Кайзерберг. — По мнению других, Авала — это рай для такого труса, как я. Однако, как бы там ни было, Авала — это ключ к Белграду...

— Генерал Бадер оценивает наше положение в Белграде как очень плохое, а между тем вы ничего не сказали по этому поводу! — перебил его Литерс.

— Я промолчал только потому, что полностью согласен с генералом Бадером.

— Подобный ответ, господин генерал, необходимо пояснить! — снова сказал Литерс.

— Молчание тоже иногда говорит о многом.

— Достаточно того, что генерал Кайзерберг признает свою вину, — усмехнулся Глейз фон Хорстенау.

— Господин генерал Бадер, господин генерал Литерс! Господа! — поднявшись, обратился к ним Кайзерберг. — Мне всегда казалось, что молчание, подобное моему, не следует осуждать. Я, как вы знаете, вследствие полученных ран говорю с трудом... Однако мне придется напомнить вам, что генерал Кайзерберг — это не тесто, которое каждый может месить, как ему вздумается!..

Многие улыбнулись, а генерал Литерс нахмурился.

— Я, безусловно, считаю для себя высокой честью даже просто присутствовать на этом совещании вместе с вами, господа!

— Старая лиса! — прошептал Турнер на ухо Бадеру.

Генерал Бадер, будто не расслышав его, приступил к анализу общего положения в Югославии. Прежде всего он, повернувшись к Литерсу, сказал, что опасность представляет не сама по себе Первая пролетарская бригада, а общий размах партизанского движения на всей территории Югославии.

— Господа, — продолжал он, — в начале декабря фюрер издал секретную директиву о подавлении коммунистического движения на оккупированных территориях. В ней говорится, что любые выступления против третьего рейха или оккупационных властей должны караться смертной казнью или отправкой на работы в Германию...

— Одно замечание! — перебил его Бензлер. — Директива принята 7 декабря, а эта так называемая Первая пролетарская бригада сформирована 21 числа того же месяца!

— Совершенно верно, — подтвердил Бадер. — И поэтому в отношении Югославии руки у нас развязаны. Правда, генерал Бёме тоже ничем не был связан, но об этом после... Его доклады из Белграда были не совсем точны...

— Почему вы так думаете? — резко спросил Литерс.

Генерал Бадер упрямо вскинул голову, его глаза злобно блеснули.

— Мы все здесь не вчера родились, господа! А о генерале Бёме я упомянул только потому, что сейчас все мы принадлежим не себе, а великой Германии, и поэтому от нас постоянно требуется полная искренность!..

— Итак, мы констатировали, что директива фюрера дает нам возможность применять самые суровые меры, — напомнил генерал Хорстенау.

— Именно. А теперь я хотел бы на конкретных фактах показать активность партизанского движения по всей стране. Для примера я познакомлю вас с тем, что произошло в Югославии с 7 по 20 число текущего месяца, то есть в период, непосредственно предшествовавший формированию бригады.

— Интересно! — подняв глаза, воскликнул Литерс.

— 7 декабря... — начал генерал Бадер. — В этот день на шоссе Подгорица — Даниловград был поврежден участок дороги протяженностью в сто пятьдесят метров и перерезаны телефонные провода. Под Рисаном в бою с партизанами итальянцы потеряли сто двадцать человек убитыми и ранеными. Под Купресом партизаны из засады совершили нападение на итальянскую роту, уничтожив при этом два грузовика и захватив пять пулеметов. В Белграде были расклеены листовки и плакаты подстрекательского содержания...

8 декабря партизаны напали на усташский полицейский пост в деревне под Коницем. При этом захвачено в плен шестнадцать усташей. В Писаровине — территория «Независимого государства Хорватия» — партизаны разоружили целый гарнизон. Нова-Варош в руках коммунистов. В Белграде коммунисты совершили покушение на Велимира Даниловича, ближайшего помощника Лётича, и ранили его.

9 декабря пущен под откос поезд под Оточацем.

10 декабря произошла ожесточенная перестрелка между усташами и партизанами в районе Плитвицы. К месту боя подоспели подразделения итальянского кавалерийского полка. В бою, продолжавшемся до ночи, усташи и итальянцы потеряли девятнадцать человек. Разрушена в нескольких местах железная дорога Ниш — Лесковац.

11 декабря партизаны заняли деревню Коричане под Травником, захватив при этом пятьдесят винтовок. Никшичский партизанский отряд отбил нападение подразделений одного из полков итальянской дивизии.

12 декабря проведена диверсия на железнодорожной линии Загреб — Сплит, под откос пущены паровоз и один вагон. В Решковице партизаны нанесли большой урон местному гарнизону. В Белграде — листовки подстрекательского содержания.

— Короче, ни дня без инцидента! — привстав со своего места, сказал генерал Литерс.

— Да, ни одного дня! — подтвердил Бадер. — Следует добавить, что я не располагаю еще данными по Македонии.

— Итак, господа, — произнес генерал Литерс, — как видите, каждый день они проводят по нескольку операций, а с 21 декабря, когда была сформирована эта бригада, календарь событий стал еще более насыщенным. Кроме того, я хочу предупредить вас: получен приказ высвободить для Восточного фронта как можно больше наших соединений, находящихся в Югославии. В первую очередь 113-ю и 342-ю дивизии.

— 113-я уже была на Восточном фронте, — заметил Гельм.

Бадер встал и, подражая Литерсу, прошелся вдоль стола, потом вытащил из кармана портсигар и сказал:

— Все это понятно... Но каким образом высвободить целых две дивизии?

— Сложный вопрос, — подтвердил генерал Хорстенау.

Генерал Бадер хмурился, обеспокоенный непонятным молчанием Литерса. Он чувствовал, что взгляды присутствующих обращены на него, и все же не мог скрыть раздражения. Повернувшись к Турнеру, он заметил ему, что легко давать приказы, не задумываясь над возможностью их выполнения. Потом вскинул голову и без всякой связи с предыдущим надменно проговорил, что поставит на колени этих югославских авантюристов, и добавил, что регулярным частям немецкой армии, вооруженным первоклассной военной техникой, пора бы справиться с горсткой босоногих, почти безоружных бандитов.

— Будьте уверены, генерал Бадер не станет командовать из своего кабинета! — аффектированно закончил он.

— Надо сообщить в Берлин о сложившейся здесь ситуации, — предложил Глейз фон Хорстенау.

— Я хотел бы предложить конкретный план действий, — снова заговорил Бадер. — Вероятно, вам известно, что Бенито Муссолини недавно послал письмо фюреру с предложением объединить усилия немецких и итальянских войск, чтобы еще до начала весны ликвидировать все очаги восстания.