Ночная гостья - Хелен Брукс

— Ну, это вряд ли. Теперь у меня большое хозяйство, сама понимаешь, обязательства… — иронически объявил он, кивнув на спящих малышей. — Как ты сказала? Дейзи, Рози, Поппи?

Джина радостно покивала.

— Когда я сочиню кличку для номера четвертого, я тебе сообщу.

— Ну, я пойду? — виноватым тоном спросила девушка.

— Удачи тебе, Джина.

— И тебе удачи, Гарри.

Джина осторожно закрыла дверцу спортивного авто, чтобы не потревожить сон собачьих младенцев. Она в последний раз посмотрела на содержимое переноски и, кивнув Гарри, отступила, чтобы он мог развернуться.

Стоя у крыльца, Джина махала рукой, пока его машина не скрылась за ближайшим поворотом. И сразу же пришло ощущение невероятной тоски. Почти за сутки, благодаря этому озорному большому мальчишке, она прожила отдельную, чрезвычайно насыщенную событиями и переживаниями жизнь.

Даже когда перестал слышаться рев мощного двигателя его автомобиля, она все еще продолжала стоять недвижимо, словно ледяная скульптура.

Все с тем же обледеневшем сердцем, Джина открыла дверь и направилась к своей квартире, которую уже присмотрела для себя одна молодая супружеская чета. Ее же ждало другое, тоже меблированное жилье в Лондоне. Оставалось лишь упаковать по коробкам и чемоданам личные вещи и двинуться в путь, чтобы с новой недели начать совершенно новую жизнь, заставить себя охладеть ко всему, что было дорого прежде.

Но после того, что произошло в последние часы, эта задача представлялась куда как сложной.

Она оставила сумочку в прихожей, машинально посмотрела на свое лишенное косметики веснушчатое лицо, которое совершенно не показалось ей ни задорным, ни интересным, а выглядело таким же унылым, как и ее опущенные плечи.

Сбросив туфли посреди прихожей, она побрела на кухню и машинально стала готовить себе кофе. Затем привычно проверила автоответчик. Мама спрашивала о том, как прошел ее последний день на работе, и напоминала об уговоре поужинать перед отъездом всем вместе в родительском доме. Маргарет справлялась о ее дальнейших планах, Дженис недоумевала, где это она пропадает.

Никто из ее родни не стал звонить на мобильный. Оно и неудивительно, все до одного были в ней уверены более, чем в самих себе. Если Джина не отвечает и не звонит, значит, так надо. Именно так рассуждали те, кто хорошо ее знал. Порой Джину это очень обижало. Мобильные телефоны других девушек трезвонили постоянно по всяким пустякам. А ее мобильник напоминал о себе лишь в самых крайних случаях или сугубо по делу.

С переездом она решила все переменить в своей жизни, даже этот малозначительный пункт.

С чашкой кофе Джина забралась с ногами на диван, укуталась пледом, включила телевизор и принялась бессмысленно переключать каналы. Ничто ее не заинтересовало. Она выключила телевизор и сосредоточилась на запахе и вкусе кофе, разглядывая комнату, долгое время служившую ей гостиной, мысленно с ней прощаясь.

В тумбочке возле дивана девушка нащупала початую плитку шоколада и отломила себе пару долек. Через некоторое время она перестала отдавать себе отчет о движении собственных мыслей, лишь иногда улавливая их обрывки и удивляясь собственной рассеянности и непоследовательности.

В одиннадцать вечера первый раз за весь день глухое и темное пространство ее квартирки огласил телефонный звонок. Но Джина не торопилась ответить. Ждала, пока включится автоответчик. Она частенько так поступала, родные знали эту ее особенность.

Каково же было удивление Джины, когда раздался радостный голос Гарри, который без всяких преамбул объявил:

— Малышку будут звать Цинния! Что скажешь? Ну, если ты, конечно, еще не спишь, что вполне возможно, учитывая, какая бурная ночка выдалась накануне. Я честно изучил перечень названий декоративных растений и остановился на циннии. Представления не имею, как это выглядит, фотография в справочнике невнятная, но имечко, по-моему, недурное. Миссис Ротман одобрила. Она сказала, что это нечто красно-золотистое, мне сразу вспомнились твои волосы… Эй, Джина! Если ты меня слышишь, что тебе мешает ответить?

Джина, можно сказать, дожидалась этого вопроса. Она приложила к уху телефонную трубку, соображая, что сказать.

— В книге также написано, что на языке цветов цинния означает, цитирую, «мысль о далеком друге»… Сладких тебе снов, дорогой далекий друг, — произнес Гарри и, не успела Джина вымолвить слово, положил трубку.

Девушка долго слушала короткие гудки и злилась на свою нерешительность, а затем вовсе разрыдалась.

Чтобы успокоиться, Джина пошла на кухню варить себе очередную чашку кофе. Она вставила ломтик хлеба в тостер и разрыдалась еще сильнее, невольно вспомнив тосты с чаем у Гарри Бридона.

Ей бы и в голову не пришло, что Гарри увлекается кулинарией, что он когда-нибудь отважится взять на себя ответственность хоть за собак, хоть за морскую свинку… И она представления не имела, что однажды он уже был женат.

Значит, есть в нем тяга к семейной жизни, к очагу, к уюту и спокойствию. И пусть он сам этого еще не сознает, но однажды Гарри непременно станет отличным отцом своим детям, таким же мудрым и спокойным, как и его собственный отец Дэйв Бридон.

Обрывки этих мыслей долго не оставляли Джину, поэтому, несмотря на усталость, сон не шел к ней. Она в очередной раз отправилась на кухню, но на сей раз с тем, чтобы сварить себе какао с молоком, после которого надеялась успокоиться наконец и отдохнуть.

Конечно, эта жизнь не закончится для нее безвозвратно. Она будет время от времени возвращаться — не в «Бридон и сын», не в эту квартиру, но в Йоркшир, в родной город, в родительский дом.

Несмотря на студенческие годы, проведенные в столице, Джина всегда считала себя провинциалкой, и не столько по мировоззрению, сколько по темпераменту и стилю жизни. Оттого и теперь она еще с трудом представляла, как приживется в Лондоне.

Просторы предместий вошли в ее кровь. Она приучила свои чувства к тихой поступи жизни, а свои глаза — к вересковым холмам, лесистым долинам, испещренным ручейками и речками, к обветренным камням и открытому небосводу, к темным и тихим ночам.

Она каждый год предвкушала весну с ее благоуханным пробуждением, с тем же нетерпением ждала летнего зноя с пышным цветением трав и осени с ароматами жнивья, она перемогала ветреную звенящую зиму, вдыхая смолянистый запах праздничной хвои…

Джина удалилась в темноту своей спальни и легла на постель. Ею овладела тихая грусть. Она больше не могла ни о чем сожалеть, сокрушаться, плакать. И от этого Джина тоже устала.

Она не заметила, как уснула.