Чужая любовь (СИ) - Васильева Лариса Геннадьевна

Диана Андреевна в отношении сплетен и новостей успевала везде, в свободное от всего время занималась решением с Ритой домашних  заданий  по телефону.  Вышедшую на работу Катю осыпала потоком вопросов, часть из них было о проведённом отпуске, другая часть о личных отношениях с Никитой, совместным с ним проживанием. Будучи не в курсе их расставания и узнав о нём, Диана Андреевна обнаружила у себя способности провидицы и предсказательницы. Екатерина  без энтузиазма отвечала  на её вопросы, которые отошли на дальний план, совсем не волновали и не занимали её мысли.

На время отпуска Елены Николаевны Виктория Валерьевна распорядилась, что  в период отсутствия старшей коллеги замещать её будет Екатерина Сергеевна. Диана Андреевна, всегда ранее замещавшая Елену Николаевну, обиделась, хотя старалась не подавать вида, но скорее на хозяйку, чем на Катю, поэтому интерес к её личной жизни у неё не уменьшился.

А когда Екатерина выложила фотографии, на которых  она была не одна,  количество вопросов и пристрастие коллеги  превысило любой рейтинг. Девушка старалась кратко отвечать на её надоедливые вопросы, представляя Сергея Александровича, как незнакомого мужчину, с которым сфотографировалась ради прикола.

Никто из двух мужчин из взрослой жизни девушки не давал о себе знать. «Я никому не нужна. Если не интернет можно сойти с ума вечерами. Попрошу Веру Павловну погадать мне вечером ».  Вечером она уходила с работы в одиночестве, запирала дверь, сдавала под охрану помещение и шла на маршрутку. Диана Андреевна часто отпрашивалась на полчасика до окончания рабочего дня  и, получив согласие,  убегала к дочери делать уроки.

Наполненная маршрутка с уставшими людьми, спешившими к семьям, где их ждали дети, жёны, мужьям, медленно двигалась по плохо освещённым улицам города, подпрыгивая на выбоинах дороги.

Екатерина видела, как многих девушек встречали с маршрутки волнующие за них мужья или просто любящие мужчины. Катю никто не встречал, и сойдя с автобуса, спешила скорее пройти через плохо освещённые дворы к подъезду.  Она видела, как волнуясь её позднему возращению, Вера Павловна, озабоченно вглядываясь в предзимнюю темноту бесснежного вечера, и ей становилось тепло, и она спешила, туда, где и её ждали.

- Припозднилась  ты, Катерина, сегодня. Скорее бы твоя Елена выходила. Совсем ты замаялась. С Индии такая красивая приехала, поправилась, а теперь опять страх Божий, коленки и те треугольниками торчат, точно кащей. Садись ужинать, я картошки нажарила, а то ты привезла от бабки полный пакет, а не готовишь. Опять на один чай перешла.

- Зря вы старались, есть мне совсем не хочется.

- Хочется, не хочется. Когда тебе говорят, садись есть, значит, садись и ешь.

- Вы мне лучше, Вера Павловна погадайте.

- Погадать? Так и быть погадаю. Сразу, как поешь, так и погадаю.

Катя смотрела, как квартирная хозяйка деловито достала из резной шкатулки колоду карт, проделала с ней несколько странных на взгляд девушки  манипуляций.

- Ну, Катерина, говори, на кого тебе гадать? На женихов что ли?

- Нет у меня женихов. Были, да все вышли. Что на них гадать и так всё ясно. Погадайте на меня. Почему все бросают,  никто не любит, и мать тоже, даже переночевать не предложила.

- Мать, Катерина, это святое. Бог не может быть везде одновременно, поэтому он создал матерей.

Екатерина подсняла карты, и хозяйка занялась привычным ремеслом.

 - Ты говоришь, что и отец у тебя есть, и мать? Карты по-другому легли.

Вера Павловна, молча и сосредоточенно, перекладывала картинки, пожимая плечами и покачивая головой.

- Как карты легли? Что говорят? Говорите. Что вы ничего не видите?

- Старый человек видит хуже, но больше.

- Не молчите.

Теребила за руку  замолкшую Веру Павловну, испугавшаяся затянувшейся паузы Катя.

-Туз пик ей выпал. Прямо лёг.

- Кому выпал? Ну, говорите вы, наконец.

- Нет её среди нас. Умерла твоя мать.

Слова старушки не на шутку испугали Екатерину, никогда не верившую гаданиям. Она бросилась в свою комнату, где оставила сумку с телефоном, который почему-то, именно сейчас, решил поиграть с ней в прядки. Вытряхнув на диван содержимое сумки, Екатерина схватила телефон, найдя номер матери, нажала на вызов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наконец, в телефоне послышались гудки, мать не отвечала. Катя дрожащими пальцами отбилась и ещё раз нажала на вызов. Опять послышались гудки вызова.

Мысленно умоляя мать ответить, девушка ругала себя, что редко звонила, глупо и по пустякам на неё обижалась. Она в этот момент простила все полученные оплеухи, свои детские новогодние сладкие подарки, из которых разрешалось Алексею выбирать понравившиеся ему конфеты.

«Если мамуля так поступала, на это были причины, я тоже не сахар»,- казнила она себя.

Катя вмиг простила постоянные упрёки, унижения, углы и тёмные комнаты. Не дождавшись ответа, не услышав привычного: «Это опять ты? Случилось что-нибудь? Я отдыхаю. Что звонишь?», в полной уверенности, что с матерью случилось самое страшное, Катя набрала номер бабушки, маминой мамы.

Бабушка Ира ответила сразу.

- Бабушка, почему вы мне не сказали, что моя мамочка умерла, почему вы скрыли, не позвонили? Почему, бабушка? Разве так можно? - зарыдала Катя первый раз громко, навзрыд. Она сквозь рыдание слышала, как на другом конце плачет бабуля.

- Катенька, внученька, ты моя горемычная. Откуда ты всё узнала? Кто же рассказал-то тебе? Не плачь, моя хорошая деточка, не рви своё доброе сердечко. Знай, бабушка с дедушкой тебя больше всех на свете любят. И за тебя, нашу внученьку, и за мамочку твою. Давно хотели всё тебе рассказать.

 - Как давно? Я  только две недели как у вас была? Почему  ты мне не позвонила, не сказала?

- Любка не разрешала, говорила, от рук отобьешься, слушаться перестанешь, вот мы с дедом и молчали.

 - Какая, бабушка, Любка?

 - Ну, дочка моя младшая, Любка, мать твоя названная.

 - Так она жива?

- Кто? Любка то? Жива, что ей сделается. Приходила, скандалила, зачем мы тебе на сапоги денег дали, надо было  Алёшке помочь. Дед запрещает Лёшке помогать, говорит, что тунеядец и гроша ломаного от него не получит. Избаловала Любка мальца с детства.

Катя запуталась и не совсем понимала слов бабушки:

«Так, что мать мне не мать. Получается, что настоящая моя мать умерла. А бабушка Нина и дедушка Ваня и папка у меня хоть родные?»

- Бабушка, а кто была моя мама?

=9

- Зоя? Зоечка доченька моя старшенькая была, умница, красавица.  Как приедешь, детка, я тебе всё расскажу без утайки. Фотографии покажу. Приезжай, как сможешь. Мы с дедом пенсию получили.

 После разговора с бабушкой  Катя села в уголок дивана, слёзы текли по щекам, по носу, затеками в рот, падали на грудь. Она плакала по маме, о которой не знала,  не помнила, но сразу полюбила. «Значит, тётя Люба и дядя Серёжа мне не родители. А, где мой настоящий отец. Что дед Ваня и бабушка Нина мне не родные? Но они меня так любят».

- Ну, что с тобой. Смотрю, вскочила, побежала и не возвращаешься. Опять мне тут сырость разводишь. То ревела по своему толстому борову, а сегодня чего ревёшь, какое у тебя горе?

Услышала она голос вошедшей Веры Павловны.

- У меня мама умерла.

- Так, когда это было. Ты, поди, и не помнишь её.

- Не помню, совсем ничего не помню. Почему она умерла?

- Почему, почему? Убиённая она.

- Убили её, маньяк? Кто её убил?

Вера Павловна хотела, что-то ответить, но передумав, вышла из комнаты и вернулась через какое-то время с кружкой.

- Выпей, Катерина, я тебе успокоительный сбор заварила. Не рви сердце, здоровье тебе ещё понадобится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Почему я такая несчастная?

- Хватит себя жалеть.  Несчастная она. Руки и ноги есть и всё остальное на месте. Глупая ты, а не несчастная.

- Меня никто не любит.

- А деды с бабками? Сама хвасталась, на зимние сапоги подсобили. И про отца говорила. Что тебе ещё надо? Сколько круглых сирот на свете, деток малых, несмышлёных. Прекрати  и пей.