АПОСТОЛЫ АТОМНОГО ВЕКА - ФЕЛИКС ЩЕЛКИН

B. И. Жучихин выполнял необходимые заключительные операции, после снаряжения КД.

Итак, атомная бомба, готова к взрыву: «В. И. Жучнхин и В. П. Буянов, прихватив с собой портативные чемоданчики, в которых были упакованы монтажные инструменты и стенд-эквивалент нагрузки, только было направились к лестнице, как на них зашикали Щелкин и Завенягин и приказали это добро оставить здесь - плохая примета, если что-то уносишь с места работы». После успешного взрыва Курчатов, передав всем поздравления Сталина, пригласил руководство вылететь в Семипалатинск самолетом. Как потом выяснилось на банкет. Отец пригласил с собой в самолет рядовых бойцов из «окна на башке» - Ломинского, Жучихина и Буянова. Эти трое, были, единственными не начальниками, участвовавшими в историческом банкете. Этот простой и естественный для нормального человека жест - делить с людьми не только трудности, но и радости - многое может сказать о человеке: здесь и уважение к товарищам по труду, и доброжелательность, и порядочность, и справедливость, и благодарность за труд подчиненных.

Второй раз отец, видимо, не смог «по-тихому» отколоться от начальства и праздновать новую победу «с народом», как это было 29 августа 1949 года.

ВИДЕТЬ В ЛЮДЯХ ТОЛЬКО ХОРОШЕЕ

Работая в КБ-11, отец общался с сотнями сотрудников, которые с различными просьбами и предложениями обращались к нему. И всех без исключения он звал по имени-отчеству. Сотрудники поражались его памяти. Память, конечно, была отличная. Но кроме нее, была и подстраховка. Кабинет был большой, и пока посетитель шел от двери, секретарша из приемной по прямому телефону всегда говорила: «Кирилл Иванович, к Вам Федор Емельянович Петров». Когда человек редко бывал у него, отец вставал из-за стола, делал несколько шагов навстречу, жал посетителю руку и интересовался, с какой проблемой он пришел, он знал, что мелочей в их работе нет, искренне и с уважением интересовался у сотрудников их мнением.

Упомянув выше о присущей отцу справедливости по отношению к подчиненным, должен сказать, что человек, которому поручено руководить каким-либо ответственным делом, порой вынужден принимать жесткие решения в интересах этого самого дела. Если сотрудник не справляется с работой, и это вредит общему делу - руководитель обязан отстранить его. Я знаю о четырех таких случаях, скорее всего, их было больше. Знаю также, что морально было нелегко принимать эти необходимые для дела решения человеку, от природы доброжелательному к людям. Они оставили рубцы на сердце отца. Меня, ставшего после его смерти на 33 года старше, и сегодня поражает одно его человеческое качество, которого я не встречал ни у кого. Он ни разу ни об одном человеке не сказал ни одного плохого слова. Хотя рассказывал об очень многих людях. Даже людей, которые, как я вижу сегодня, считали себя его врагами, он врагами не считал и о них хорошо отзывался. Даже о столкновениях с руководством (Хрущев, Славский Микоян, секретари Свердловского и Челябинского обкомов) рассказывал только факты, не допуская никаких негативных комментариев по отношению к ним. И это ни в коем случае не боязнь последствий - он с этими людьми, как мы позже увидим, «вступал в схватку», когда они были в самой силе. Это удивительная жизненная позиция - видеть в людях только хорошее.

Уже став трижды Героем, отец внешне - в одежде, в поведении - выглядел весьма просто. Приведу пару примеров, как воспринимали его окружающие, не знавшие его лично. Однажды он, вместе в другом семьи, доцентом Ленинградской консерватории, моей матерью и женой, зашли в фотоателье на улице Горького. Разговорчивый фотограф рассказал, что он снимает много профессоров и героев. Когда доцент в ответ сказала, что они тоже профессора и герои, фотограф искренне и долго смеялся. Позже, когда мать пришла в это ателье увеличить фотографию отца, сделанную на съезде КПСС с тремя Звездами Героя и медалями лауреатов он очень сокрушался и не мог понять, почему отец не пришел к нему сниматься с наградами. Фотограф не зря удивлялся. Я удивляюсь до сих пор.

Мэрия Теофиловна Бровченко, доцент консерватории, К. И. Щелкин, Л, А. Щелкина, Л. М. Щелкина, 1959 год.

Отец надел три Звезды Героя, медаль лауреата Ленинской премии и три медали Лауреата государственной премии - и это без четырех орденов (из которых два - ордена Ленина) и четырех медалей, - всего один раз в жизни (все награды, он не надевал ни разу). И надел не по своему желанию, а в результате блестяще удавшегося розыгрыша свою друзей. Научный руководитель и Главный конструктор Челябинска-70 Щелкин был делегатом съезда КПСС от Челябинской области. В первый день съезда Ванников и Курчатов надели Звезды Героев и знаки Лауреатов, а отец как всегда пришел без наград. В перерыве Ванников Курчатов стали строго ему выговаривать: тебя наградили, выбрали для такого торжественного события, как съезд, а ты пришел без наград, всеми пренебрег, мы этого от тебя не ожидали. Отец принял эти упреки за чистую монету, на следующий день пришел с наградами, а Ванников и Курчатов, договорившись, награды сняли. Увидев отца, оба стали его отчитывать - тебя на съезд выбрали работать, чего ты хвастаешься звездами, не ожидали, что ты такой нескромный. Этот момент и запечатлен на снимке. В этот же день в зале заселений отца снял фотокорреспондент. Эти две фотографии и принесла увеличить в фотоателье мать.

1959 год, XXI съезд КПСС. И. В Курчатов Б.Л. Ванников, К. И. Щелкин

Отец очень любил цирк. Говорил: «По блату под купол цирка не полезешь». Однажды мы пошли на премьеру в цирк на Цветном Бульваре, и, чтобы с гарантией получить билет из брони, отец, помню, надел три звезды. Почему он не фотографировался с наградами и не любил носить их? Из-за скромности? Из-за отсутствия такого чувства, как гордыня? Сам он говорил: «Не хочу делать в костюме дырки». Причину сейчас не установить. Да это и неважно, тем более что практически все награды после смерти отца забрало государство. Получается, что одолжили на время.

Каким отца видели окружающие? Только один пример. С двумя «секретарями» - охраной - он приехал в командировку в Ленинград. Им из Москвы по телефону забронировали места в гостинице. Отец первый подошел к администратору и спросил о броне. Ответ был такой: «Вашему Щелкину дам номер, а вы отправляйтесь в общежитие».

Каким дети - я и сестра Анна - видели отца? Держался он с нами на равных. Если и учил чему-то - то только, как сейчас понимаю, личным примером и ненавязчивыми, необязательными к исполнению советами. О том, чтобы жаловаться ему на кого-то, не могло быть и речи - это мы усвоили с самого раннего детства. Отметками отец никогда не интересовался, но с интересом обсуждал любые вопросы, связанные с учебой. На первом курсе института, когда мы осваивали чертежный шрифт, отец очень активно учился писать вместе со мной и быстро меня обогнал, чем был очень доволен. Позже я узнал, что умение писать чертежным шрифтом ему было необходимо для работы, так как требования к заряду на чертеже общего вида писал лично он. Чертежники тогда к этой работе не допускались.

Отец активно поощрял мои занятия спортом, с раннего детства приобщал к нему. В Ленинграде отец всегда брал меня, еще совсем маленьким, на каток и на санках с ветерком катал по льду. Он очень любил спорт - активно занимался академической греблей, боксом, планеризмом. Регулярно катался на коньках и лыжах. Очень любил плавать. Выбор профессии мы с ним не обсуждали, само собой подразумевалось, что я буду физиком, к этому тогда стремилась половина парней в Союзе. Но отец дал мне совет: получить хорошее образование, чтобы иметь возможность работать в любой области физики, где пожелаешь. Лучшими тогда были три учебных заведения - Физтех, МИФИ, МГУ.

Так я оказался в МИФИ. Второй, очень интересный совет - поменять специальность отец дал мне в 1962 году, когда я после четырех лет работы в Челябин-ске-70 вернулся в Москву по его просьбе. Отец и мать часто болели, сестре было 16 лет. Были моменты, когда родители оба оказывались в больнице, а сестра оставалась одна в коттедже. Так вот, отец посоветовал мне заняться изучением влияния радиации на живые организмы, в новом специализированном институте, который построили по инициативе Курчатова в трехстах метрах от нашего дома. Это очень интересная и нужная работа, говорил он мне. Рассказывал о морском еже, на которого не действуют огромные дозы радиации. Тогда я ничего не понимал. Если вы дочитаете книгу до конца, вы будете знать гораздо больше, чем я тогда о том, как волновали эти вопросы создателей оружия, что творилось в их душах. Однако я был двадцатидевятилетний, самоуверенный и без комплексов, работал конструктором ядерных боеприпасов. Эта работа, действительно очень интересная, ответственная и важная, мне нравилась. Выбор был сделан без размышлений.

Отец очень легко сходился с людьми. Воскресенья обычно посвящались встречам с друзьями, они проходили очень интересно и обязательно весело. Выпивали мало. Разговоры касались любых тем: литературы, музыки, архитектуры, науки, не было разговоров только о работе и политике. Среди друзей и знакомых были и писатели, композиторы, дирижеры, архитекторы, ученые, сотрудники по работе. Что хорошо запомнилось: отец вел себя совершенно одинаково при общении с аспирантами и, например, со знаменитым дирижером или Главным архитектором города Москвы.