Дом на солнечной улице - Можган Газирад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Вы видели, и мы видели, что делали женщины в этом нехзате. История была свидетелем тому, чем были женщины в этом мире, что женщина из себя представляет». – Я подняла голову от газеты и спросила:
– Что такое «нехзат»?
– Это значит движение, политическое или общественное движение, – сказала она.
Я пожала плечами и продолжила. Я не понимала смысла большей части прочитанных предложений.
– «И женщины, что поднялись на вос… стание, восстание…» – Я замолкла и перечитала предложение. – Тетя, что такое «восстание»?
Она схватила газету и сама дочитала остаток проповеди.
– «И женщины, что поднялись на восстание, были теми же покрытыми женщинами из центральных городских районов, из Кума, а также других исламских городов. Те, кто был воспитан монархическим строем, вовсе не участвовали в тех событиях». – Она покачала головой и сказала: – Ладно. Достаточно на сегодня.
Я проскользнула по ковру и плюхнулась возле Азры и Мар-Мар. Стоило мне взять из корзины с пряжей спицы, как мама́н открыла ворота в сад. Она припарковала «Жука» и быстрым шагом прошла к французским окнам. Алый шарфик сполз с головы, а узел съехал с подбородка на плечо. Черные шпильки, которые она старательно прятала в волосах каждое утро, торчали во все стороны, как иголки у ежа. Она отрывисто со всеми поздоровалась.
– Салам, баба́-джан, – сказал ака-джун. – Ты получила визу?
Мама́н села и бросила сумку в угол.
– Они больше не записывают на выдачу виз.
Ака-джун сложил газету и спросил:
– В каком смысле?
– Посольство практически закрыто. Они не предоставляют консульские услуги ни для кого, кроме американских граждан.
– Что ты теперь будешь делать? – спросила Лейла.
Мама́н пожала плечами и потерла глаза ладонями. Под глазами появились темные круги. Она бросила взгляд на Азру и сказала:
– У нас нет чая, Азра-джан?
Азра опустила полусвязанный свитер на колени и сказала:
– У меня до сих пор в голове не укладывается мысль, что твой муж в таком возрасте поехал учиться в Америку!
– Хватит уже! – сказала она. – Как бы мне хотелось, чтобы все вы перестали его критиковать в этом доме.
– Я принесу чай, – сказала Лейла.
– Она устала, Азра. Зачем ты ее заводишь? – сказал ака-джун после того, как Лейла вышла из комнаты.
– Что она будет делать с детьми? – сказала Азра. – Им нужен отец.
– Он не умер, – сказал ака-джун, – он жив. Мы найдем способ помочь им добраться до Америки. Иншалла.
Мар-Мар подбежала к мама́н и всунула ей вязаную шаль.
– Я сама сделала все стежки. Видишь, какая она длинная.
Мама́н поцеловала Мар-Мар в макушку и взяла свисающую со спиц шаль.
– Очень аккуратно, азизам. Все стежки выглядят одинаково.
Я взяла пряжу Мар-Мар из корзинки и стала сматывать ее, следуя за ведущей к мама́н нитью.
– Как мы доберемся до папы? – спросила я.
Она взяла у меня клубок и сказала:
– Посмотрим. Ты закончила с домашним заданием?
– Да, мама́н.
Лейла вернулась с серебряным подносом и предложила всем чай. Азра сложила спицы обратно в корзину и выбрала для мамы несколько стручков фасоли. Она схватила мисочку с цветочной солью, раскрошила высушенные лепестки и посыпала ими фасоль. Она поставила тарелку перед мамой и сказала:
– Поешь. Ты умираешь от голода.
В ту ночь мама́н не пришла спать в гостевую спальню. Она долго сидела на стволе финикового дерева и курила. Слабый ветерок тревожил тени листьев на ней. Широкие листья скрывали ее лицо от лунного света, и я не могла понять, глотает ли она слезы или неотрывно смотрит на небо. Круглый ободок чаши фонтана посверкивал в лунном свете, и время от времени квакали лягушки, разбивая звенящую тишину ночи. Я услышала шарканье тапок ака-джуна по плитке. Его, как и всех нас, мучила бессонница. Он прошел к финиковому дереву и встал рядом с мамой, опершись рукой о толстый ствол. Мама́н раздавила ногой сигарету и встала. Они какое-то время говорили шепотом, а затем ака-джун обнял мама́н и погладил по волосам. Мне хотелось выбежать в сад и втиснуться между ними. Как я желала спрятать лицо в длинной маминой юбке и избавиться от давящей грусти, что была на сердце от сегодняшних плохих новостей. Но я боялась разрушить их мгновение и знала – мама́н будет ругаться, что я слежу за ней вместо того, чтобы лечь пораньше в преддверии учебного дня.
На следующее утро за завтраком ака-джун заявил, что вывезет нас из страны.
– Дело с посольством нешуточное, но мы можем поехать за визой в Германию, в Англию, даже в Грецию, – сказал он, прихлебывая чай.
– Хода омрет беде, – сказала Азра, хваля ака-джуна за его решение.
– Куда вы поедете? – с удивлением спросила Лейла.
– В Германию. Сперва поедем в Германию, – сказала мама́н.
– Когда вы это успели решить? – спросила Лейла.
– Мы говорили вчера ночью. Политическая ситуация становится сложнее день ото дня, – сказал ака-джун.
– Я вчера читала в газете комментарии Хомейни, – сказала Лейла. – Он говорил об исламском учении для женщин. Я боюсь, нам больше не будет разрешено поступать в университеты. – Она поставила свой чайный стакан на блюдце и сложила руки на коленях. – Я думала на днях пойти с тобой в посольство, – сказала она мама́н, – но теперь… можно мне поехать с вами?
Мама́н какое-то время смотрела на нее с открытым ртом, не до конца понимая, что Лейла имеет в виду.
– Ты хочешь поехать в Америку?
– Да. Я хочу учиться в Америке, – сказала Лейла.
Все смолкли. Только Мар-Мар стучала ложкой о стакан, размешивая чай.
– Мой последний экзамен через два дня. Я получу аттестат через пару недель, – сказала Лейла.
Ака-джун глубоко вздохнул. Он разгладил кустистые брови пальцами и бросил взгляд на дрожащие на утреннем ветру смоковницы. Настало время собирать спелые смоквы.
– И давно ты это надумала?
– Я мечтаю об этом какое-то время… но теперь, когда ситуация каждый день становится все хуже… я хочу поступить в университет. Я хочу учиться на врача.
– Секте танхайи, дохтарам[15].
– Я знаю, что это трудно. – Она замолчала.
Азра закрыла лицо руками и покачала головой. Ей не нравилось, что баба́ уехал в Америку и оставил нас дома, разделив семью. Каково ей было принять решение Лейлы уехать? Саба с печальным выражением на лице смотрела на Лейлу. Я видела, что на глаза у нее набегают слезы. Они выросли вместе
