Форсайт (СИ) - Лукьяненко Сергей Васильевич

Оставив его биться с яйцами, я взял смартфон — на экран была выведена видеозапись. Я запустил воспроизведение.

Говорил сам Миша. Он сидел на фоне стены, телефон держал на вытянутой руке: изображение слегка подрагивало.

— Михаил! Это записываешь ты сам, но находящийся в форсайте! Человек, которого ты спас, — Никита. Он вроде нормальный чел, не прессуй его. Найди и пообщайся. Никита всё расскажет, можешь ему доверять. И поосторожнее, ладно? Уверен, что оживёшь, если варг сожрёт?

Я покосился на Михаила — тот деловито размешивал на сковородке яичный лёд. Запись эту он, конечно, уже просмотрел несколько раз.

— Во втором классе тебе… то есть нам нравилась Наташка, с которой мы сидели, — продолжал Миша. — А потом мы чихнули, из носа вылетела сопля, Наташка сказала «фу», и мы пересели. Мы никому никогда про это не рассказывали. Это чтобы тебя окончательно убедить.

— На экране я, сто проц, — подтвердил Михаил, когда я отложил смартфон. — Ночью опять отрубался, когда ты ушёл. Потом обнаружил эту запись... Никита, так что такое форсайт и кто ты такой?

Я восхищённо покачал головой.

Ай да Миша! Мне и в голову не приходило писать письма или оставлять записи самому себе. Я ведь был уверен, моя более поздняя личность всё и так помнит.

— Ты не знаешь про форсайты? — поразился я. — Честно?

— Нулём, — сказал Миша, скребя по сковородке вилкой. — Писатель такой был, Фредерик Форсайт. И ещё это «предвиденье» по-английски, я помню.

Он вернулся от плиты со сковородой, честно разделил вторую порцию по обоим тарелкам. Сел напротив.

— Ну, рассказывай.

— Несколько лет назад часть людей на Земле стала видеть странные сны, — сказал я. — Про мир после глобальной катастрофы, где почти нет людей, нельзя смотреть в зеркала, бродят чудовища...

Михаил сосредоточенно жевал, глядя на меня.

— При этом мы вроде как попадаем в свои собственные тела, только в будущем, — продолжил я. — Это и называется «форсайтом».

— Понял. — Михаил отломил кусок замороженной булки и стал подбирать ей крошки яичницы. — То есть ты сейчас человек из прошлого — в теле себя в настоящем?

Я кивнул.

С моей стороны я был человеком из настоящего в будущем, но какая разница.

— А мне запись оставил я сам из прошлого, когда оказался в моём теле... Где в этот момент был я? В прошлом?

— Нет. Не слыхал про такое. Наверное, просто отрубился.

— Понятно. — Михаил прислонился к стене и о чём-то задумался.

— Ты мне веришь? — спросил я.

— Пожалуй. Нечестно получается. Я из прошлого в себя попадаю, а я из будущего назад — нет.

Как-то он странно отнёсся к моему рассказу. Словно это и впрямь было для него полной новостью.

— Михаил, так что случилось? Почему мир стал таким?

Он вздохнул. Снял очки, достал из кармана тряпочку и очень бережно протёр линзы.

— Никита... Расскажи, а как оно всё было раньше?

Очкарик без очков сразу становится другим. Михаил теперь выглядел беспомощным и растерянным.

— Ой, блин... — сказал я, соображая. — Нет, серьёзно, что ли? И все так, да? Раньше... раньше было иначе. Хорошо было, только мы не понимали. А что ты помнишь, с чего всё началось?

— Года четыре назад, — сказал Михаил. Вздохнул, нацепил очки. — Я вроде ещё совсем пацан был. Встал утром, в квартире пусто, электричества нет. Свет такой странный... красное небо с облаками. Я смотрю в окно и понимаю, что это неправильно, что всё было не так. А вот как — не знаю. Во дворе шумят, выглянул — народ собрался, обсуждает, что случилось. Но немного народа. Так... я потом прикинул... процентов десять от тех, кто в доме жил. В некоторых квартирах все остались, в других, наоборот, никого. Мобильники ещё работали. Я помнил, как звонить, как разблокировать. Как по интернету лазить. Всё отрубалось потихоньку, странно так... Интернет через три дня только полностью лёг.

— Так про интернет ты, выходит, помнишь, — сказал я с сомнением.

— Помню. Много чего помню. Москва столица России. Лондон из зе кэпитал оф зе Грейт Британ. Волга впадает в Каспийское море. Дважды два — четыре. Я всё помню! Кроме обычной жизни. Как эта Волга выглядела, а как выглядело море... Смысл только понимаю. Я потом искал книги, видеозаписи. Странно так — небо голубое, люди толпами ходят... моря, леса, пустыни... Так и было, да?

— Да.

— Вот гадство! — возмутился Миша.

— И ты так живёшь с тех пор?

— Так и живу. Все живут, кто с собой не покончил. Понемногу приспособились. Поняли, что зеркала опасны, стали их бить. Зима не очень холодная, можно и с плёнкой или листом пластика, особенно если найти квартиру с электричеством.

— Откуда берётся электричество?

Михаил пожал плечами. Встал, снял с плиты ковшик с почти закипевшим молоком. Восхищённо сказал:

— Не свернулось, круто... Я лоханулся, морозилку в этой квартире не проверил. Электричество, говоришь? А откуда газ берётся? Никто не знает! Почему одни продукты стухли, а другие свежие? Серпарды ещё эти... — он зевнул и махнул рукой. Достал из шкафа две кружки, налил молока себе и мне. — Как ночь провёл, Никита? Я заметил, решётка погнута...

Он испытующе смотрел на меня.

— Девочка-змея, — объяснил я.

— Хорошо, что укрылся, — очень серьёзно сказал Михаил. Отпил ещё слишком горячего молока, морщась, но не в силах удержаться. — Она днём хорошая, мирная. А вот ночью лучше не попадаться.

— Сожрёт?

— Задушит. Обовьётся и раздавит. И будет бормотать при этом: «Холодно, так холодно, так одиноко, согрейте меня...» Потом сожрёт... А может, это ниблы грызут...

Он передёрнул плечами.

— Хотел её пристрелить. Но ночью как-то ссыкотно, а днём жалко.

Михаил снова зевнул. Виновато сказал:

— Не выспался, извини...

— А из Москвы уйти мысли не было? — спросил я.

— Уйти? — Он как-то нехорошо хихикнул, опустил подбородок на грудь. — Мысли-то были...

— Ну? — насторожился я. — Михаил? Разморило тебя?

Миша поднял голову.

Я вздохнул.

— Привет, Миша.

— Здравствуйте, Никита! — Он обвёл кухню глазами. — Ого! Тут газ есть! Я вас нашёл или вы меня?

— Ты меня. Ты, который из будущего.

— Всё нормально? Он запись посмотрел? Поверил?

Миша явно изнывал от любопытства и был горд собой.

— Посмотрел, поверил.

— Вы поговорили? — Миша уставился на недопитый стакан с молоком. — Или только ели?

— Он ничего не помнит, — объяснил я. — Никакого События, никакой жизни до него. Однажды проснулся, а мир вокруг такой.

Миша вскочил, едва не приложившись головой о полку с какими-то запылёнными вазочками и фарфоровыми фигурками. Опасливо посмотрел вверх.

— Всё забываю, что я тут высокий... Правда, очень высокий?

— Богатырь, — мрачно ответил я. — Короче, местные ничего нам не расскажут, потому что они ничего не помнят. Для них этот мир единственный, который им знаком.

Миша начал прохаживаться по кухне взад-вперёд, как-то очень легко заполнив её всю.

— Я подозревал! Я когда местных расспрашивал, они все бормотали «ничего не помню», «ничего не знаю». Значит, это они всерьёз!

— Мне так вообще не отвечали.

— Ха! Знаешь, когда у тебя большой пулемёт — отвечают!

Я невольно улыбнулся.

Пулемёт — он располагает к откровенности.

— Пришёл бы ты минут на пять позже, — вздохнул я. — Что-то мне Миша-старший рассказать собирался. Про то, почему он не покинул Москву.

— И так до часа ночи ждал, чтобы ты точно заснул, — обиделся Миша.

— А чего так долго?

Миша вдруг заметно покраснел.

— Под фонарём нас с Леной увидел? — понял я. И попытался пошутить: — Ну... ты тоже с девушкой ушёл.

— Ха! Она тут с папой! — возмутился Миша. Постоял у плиты, потом выключил газ. — Надо экономить. Хорошее место.

— Думаешь, кончится?

Он пожал плечами. И предложил:

— Навестим Нюру? Мне интересно, она помнит, что ночью было, или нет?