Оранжевое солнце - Гавриил Кунгуров

Для Эрдэнэ палатка с красным вымпелом на макушке всегда полна тайн. На привалах эта палатка забита людьми; начальник, сидя на ковре, поджав под себя ноги, с картою на коленях, всматривался в кружки, квадратики, треугольники, соединенные паутиной линий. Под каждой линией красные стрелки, они указывают направление. Приглушенный бас начальника отдавал команду. Начальник расставлял машины, агрегаты, людей, как шахматист ударные фигуры. Гудение машин стихло, и над предвечерними гобийскими просторами нависла тишина, казалось, что-то оборвалось, не хватало привычного рокота моторов. На широкой песчаной поляне машины стояли полукругом. Эрдэнэ засмотрелся на небо, такого неба он никогда не видел: плотно-синее, глубокое, отполированное ровно, блестит одинаково и на западе и на востоке. Спешили люди, каждый знал, что ему делать. Ставили палатки, разводили костры. Эрдэнэ — первый подручный мастера и два вторых быстро соорудили палатку, стали готовить ужин. Пришел мастер Бямбу, вытер потный лоб, присел в тени палатки:

— Быстро катится время — сухая трава, гонимая вихрем; вторую неделю едем, начальник недоволен, отыскивает место, где вода сама выскочит из-под земли. Душно. А ведь это еще остатки полугоби. В Гоби я не бывал. Какая же там жара?! Живут люди, довольны, лучшего и не ищут... Поужинаем, отдохнем, завтра выезжаем рано...

Всему свое время, но в экспедиции эта мудрость невыполнима. От палатки к палатке уже передавалась команда:

— Мастера Бямбу — к начальнику!

Эрдэнэ вбивал колышек поглубже, чтобы усилить крепление палатки. Услышав команду, отбросил топор, поспешил за мастером. Не может первый подручный отставать от своего мастера.

У палатки начальника — три верблюда; стоят, как будто глыбы, ног и не различишь, слились с песком, а горбы врезаны в синее небо. Мастер в палатке начальника не задержался. Заседание срочное. Прибыла делегация — пожилой монгол и два ревсомольца. Строят по инициативе молодежи родниковый водопой, просят помочь. Завтра утром группе в пять человек во главе с мастером Бямбу выехать на трех грузовиках на стройку водопоя. После выполнения задания догнать отряд... Начальник скользнул карандашом по карте, указал мастеру, где он найдет лагерь отряда.

В палатке мастера долго не ложились спать... Едва делегаты вошли в палатку мастера, юный ревсомолец загорячился:

— Нашли воду! Мы, ревсомольцы, строим...

Разгоряченного коня надо вовремя осадить, иначе глупо сгорит. Пожилой монгол охладил пыл ревсомольца:

— Воду нашли не вы...

Ревсомолец не обиделся:

— Не мы, а почтенный Дамба.

— Услышал бы Дамба, рассмеялся... Не он нашел, а куланы — дикие ослы. Эти животные чутьем слышат, где под раскаленными песками бьется сердце Гоби — вода... Они роют копытами хулан-хонхор — яму. Гордые животные, досыта напившись, бросают хулан-хонхор, уходят и никогда к этому счастливому месту не возвращаются.

Запрыгала крышка кипящего чайника, Эрдэнэ под одобрительные взгляды Бямбу и гостей вынул из мешка плитку зеленого чая, красиво выхватил нож из ножен, отколупнул большой кусок душистой зелени, раскрошил, бросил в чайник. Все следили за крышкой, как только она подпрыгнула, Эрдэнэ снял чайник с костра, наполнил чашки. Наваристый зеленый чай — всегда желанный спутник длинного разговора. Говорил пожилой монгол:

— ...Старики говорят: худая весть — черная птица, хорошая — светлокрылая. В западной части Гоби, к югу от Бурых скал куланы оставили хулан-хонхор. Вода в этом раскаленном углу Гоби? Арат Дамба обрадовался: надо снимать юрту, кочевать туда, к счастливому месту, к воде. Не спеши, запнешься, люди станут смеяться. Дамба юрту не снял. До восхода солнца оседлал он коня, поехал на поиски хулан-хонхора. К полудню, в самый разгар огнедышащего неба, добрался до каменистых россыпей. Тут-то и подстерегла его беда: лошадь обезножела, не идет, мокрая, дышит тяжело, как загнанная. Знал, что за россыпями благодатные зеленые плешины, тут лучший гобийский корм: хумыль, монгол-трава, тан.

Отдохнул. Взбодрил коня, скормив ему три мучных лепешки, взял его под уздцы, и пошли они, шатаясь, как подстреленные козлы, волоча ноги. Добрались до зеленой полосы. Расседлал лошадь, оставил ее кормиться. Отвязал от седла кожаное ведро с веревкой, мешок с едой; съел кусок вяленого мяса, горсть сушеного творога и пошел.

Солнце склонилось к западной кромке неба, падали длинные тени от высоких гранитных глыб, похожих на черных стражей. Поднялся Дамба на выступ скалы, и разорвал гобийскую тишину его радостный голос: «Хулан-хонхор!»

Спрыгнул с выступа. Гоби обманчива: все дальнее кажется близко. Мелкие барханы — сыпучие волны; минуешь одни, перед тобой другие, есть ли им конец? Дамба выносливый гобиец, а силы его растаяли, будто жир в горячем котле. Ноги не идут. Не сидеть же на сером бугре, пополз. Вот и хулан-хонхор. Глубокая яма, — видно, много копыт куланов тут потрудилось. Вокруг высокие отвалы; надо быть слепым, чтобы не разглядеть — здесь побывали и люди, приложили свои руки; верхнюю часть колодца, чтобы не осыпался, обложили каменными плитами. Лег на живот, глядел в яму, светлел серебряный кружок воды, зеркально-гладкий, словно подернулся льдом, и манил, манил... Дамба спустил кожаное ведро, достал воды. Пил жадно, долго. Напившись, упал на песок, лежал неподвижно. Открыл глаза, между двумя валунами низко нависло фиолетовое небо; и такое оно безмятежное и радостное... Било в виски, сжал их ладонями, и, когда приподнялся, по лицу его пробежала улыбка; он стоял на берегу озера. Как же не улыбаться. На волнах пронзительной голубизны качалась белая луна. Радуйтесь, монголы! В Гоби озеро, переполненное родниковой водой.

Гоби обманчива: озера с родниковой водой не было, это голубой мираж. Дамба вновь лег на живот и уставился на дно ямы, где серебряный кружок воды приветливо светил. Захотелось увидеть свое отражение, но вода вздрагивала, от середины кружка разбегались мелкие волны, отражение расплывалось. Тут-то и вскипела в голове арата догадка: это же родник, у него подземные толчки... Низко склонившись над ямой, услышал мерные всплески, похожие на говорок котла, кипящего на легком огне. Вода беспокойно выталкивала из недр земли новые и новые струйки. Дамба сел на камень, курил и думал. Долго думал. Надо углубить яму колодца, русло опустить ниже уровня воды родника, и тогда струя побежит сильным ручьем, не нужно будет черпать воду ведром, делить глотки воды между сотнями и тысячами жаждущих. Дамба не мог уйти, даже страшился уйти; кто же обрывает умные мысли? Уйдешь, и они уйдут...

Ночевал он тут же, вблизи хулан-хонхора. Сомкнуть глаза не было сил; смотрел на синюю густоту неба, на звезды, которые так близки — протяни руку, хватай любую, прячь за пазуху. За одну ночь и столько мыслей... Худая голова могла бы лопнуть. Лишь вместе с рассветом пришло и светлое решение: «Работа большая — ни одному, ни десяти монголам ее не сделать...»

Светлые мысли гасли, гасли и силы Дамбы. Вспомнились суровые слова гобийской пословицы: «И умирая, о воде не забывай». Сидел на горячем валуне, думал: надо быть ветром, чтобы облететь Гоби; если и облетишь, как убедить гобийцев, что ты счастливец — нашел подземный клад? Смеяться будут. Гобиец скажет «да», если разопьешь с ним мешок кумыса.

Где старости не под силу, одолеет молодое. Дамба выкрикнул: ревсомольцы! Выкрикнул так громко, что эхо долго кувыркалось, перекликалось среди песчаных волн Гоби.

Дамба вернулся в свою юрту, отобрал лучших верблюдов, объездил сомон. Вода!.. Она огонь гасит, но она же рождает и пожар. Зажгла вода сердца и старых и молодых гобийцев. Они поверили Дамбе. Так и родилась народная стройка. Ревсомольцы впереди. Люди трудились уже несколько недель.

...Бригада Бямбу прибыла к месту стройки ранним утром. Было чему удивляться. Разноцветные халаты, войлочные шляпы, белые, красные, желтые косынки и береты украшали, как цветы, скучную песчаную поляну. Шум, гудение машин, визг сыпучих песков под ударами железных лопат, разговоры и смех молодежи в этих пустынных местах были столь неожиданными, что почерневшие от времени и жары угрюмые скалы, казалось, тоже повеселели. Три грузовых машины, цемент, известь и другие материалы, привезенные мастером Бямбу, ускорили дело. Дамба и Бямбу, стоя на коленях в земляном разрезе, прикидывали, вымеряли: пойдет ли вода по руслу, сооруженному для нее из камня и цемента? Бригады вынули уже огромное количество грунта. По обе стороны русла возвышались песчаные отвалы. Завтра их надо отодвинуть, убрать. Эрдэнэ трудился в первой бригаде и жалел, что ему выпало такое короткое участие: приехали они к завершению стройки. Закончился день. Загорелись звезды, огласились глухие просторы переливчатой песней. Никогда песня не оглашала эти серые пустыри. Молодежь не знает усталости, у костров — танцы. Пожилые курили, говорили о травах, о скоте, вспоминали пережитое; разговор неизменно завершался стройкой. Степенно осторожные вздыхали: петь и кружиться в танцах лучше бы завтра, когда все освежат лица водой, пришедшей из недр Гоби.