Путь воина: Неофит - Людмила Перова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент кто-то позади него захлопал в ладоши.
Всё внутри Гордея похолодело от ужаса. Какой дурак! Он расслабился и забылся, сейчас на него нападут, скрутят и отведут в деревню. Меч слишком далеко — он не успеет ни сбежать, ни дать отпор. Выронив из рук самодельную острогу вместе с добычей, Гордей развернулся на звук.
На берегу ручья стоял маленький человечек с огромной вязанкой хвороста за спиной. Он глупо улыбался беззубым ртом, а в его руках был меч Гордея.
— Положи где взял. Это мой меч! — грозно закричал Гордей.
Мужичок отрицательно мотнул плешивой головёнкой и повторил за юношей.
— Мой меч.
— Делай, что говорю! А иначе я сейчас вылезу из воды и вломлю тебе, дурак! — прикрикнул Гордей.
Он спешно начал выбираться на берег, но скользкий камень под ногой подвёл его и Гордей, не удержав равновесие, упал лицом в бурный поток, подняв тучу брызг.
Мужичок отскочил от кромки воды и, указывая пальцем на ошалелого, мокрого Гордея, начал приплясывать и выкрикивать:
— Дурак! Дурак! Дурак!
Гордей зарычал, как волк, оскалился и ринулся на берег.
Мужичонка завопил и бросился наутёк в высокие заросли папоротника орляка. Меч он и не думал бросать.
Далеко он не убежал — помешал тяжелый груз за спиною. Гордей свалил неудавшегося вора с ног, ударил наотмашь по лицу, разбив мужичку нос. Тот тонко и жалобно заскулил, прося пощады, но у Гордея накопилось столько злости и ненависти к людям, что пред его глазами снова встала алая, туманящая сознание, пелена ярости.
— Ты пришёл, что бы украсть последнее что у меня осталось! Ты один из них! Один из тех, кто хочет меня поймать! — кричал он раз-за-разом нанося удары по лицу и ребрам мужичка.
Гордей не слышал криков о пощаде, он осыпал это тщедушное и визжащее существо градом ударов, вымещая на бедном сборщике хвороста всё свое отчаянье и горе. Только, когда голоса загонщиков и звуки ударов в жестяные гонги стали отчётливо слышны, Гордей прекратил избиение и, подхватив меч, бросился наутёк.
Отовсюду доносился шум прочёсывающих горный склон отрядов. Но волхв не стал идти проторенной сотнями ног дорогой. Он хорошо знал эти места и выбрал одинокую крутую тропу, ведущую к ручью на безлюдном левом склоне горы.
Берендей бодро поднимался по горной тропе, ему было далеко за шестой десяток, но годы не смогли одолеть волхва. Оставив Берендею ловкость и силу, время отступило.
Вокруг алыми и рыжими в крапинку зёвами покачивали головками на тонких стеблях горные лилии, дикий лук выбросил высокие мясистые стрелы, увенчанные лиловыми шарами соцветий. По обеим сторонам тропы кучерявились резные листья папоротника. В воздухе черно-золотыми каплями гудели дикие пчёлы, высоко в ветвях деревьев на разные голоса перекрикивались птицы.
Но Маженна не замечала всего этого великолепия горной природы, она следовала за своим наставником не поднимая глаз от перепаханной узловатыми корнями сосен красной земли.
— Думаешь о Любомире? — спросил девушку Берендей.
Маженна кивнула.
— Всё что тебе нужно знать, что он оказался просто неверен. Забудь его. Всё уладиться, ты ещё молода, у тебя впереди ещё много хороших дней. Ты снова полюбишь.
— Я так не думаю. — покачала головой девушка из глаз её снова потекли слёзы. — Моё сердце разбито, я больше никогда и никого не смогу так полюбить, как любила Любомира.
— Прости меня, девочка. Я старый дурак, снова заставил тебя плакать. Я уже и забыл как это больно, когда тебе разбивают сердце. — вздохнул волхв.
— Вы тоже любили, дядюшка Берендей? Кто разбил ваше сердце? — удивилась Маженна.
— Ну, я ведь не всегда был волхвом. — усмехнулся старик. — И не всегда был старым. Однажды, это было очень давно, тогда я жил в столице, я полюбил девушку. Она была очень красивая, покладистая нравом и добрая, совсем как ты. Но её родители решили, что она должна выйти замуж за человека высокородного, а я придворный писарь, был совсем не подходящей партией для Свенталии.
— Свенталия, какое редкое и красивое имя. — задумчиво произнесла Маженна. — А она любила вас, дядюшка Берендей?
— Больше всего на свете. Но она была хорошей дочерью и пожертвовала нашей любовью ради блага семьи и княжества. А я ушёл с должности писаря, что бы больше не бередить ей сердце своим видом, покинул Артос и приехал сюда, в Белые Липы, что бы забыть мою любовь и научиться мудрости у прежнего волхва.
— Это так печально. И вы больше никогда не виделись со Свенталией?
— Виделись и не раз, но для нас и наших чувств уже было слишком поздно, девочка моя.
— Я тоже хотела бы ещё хоть раз увидеть Любомира. Только на секундочку — попрощаться! — прошептала Маженна.
— Будь осторожна Маженна, боги всё слышат и твоё желание может исполниться. — предупредил девушку волхв.
Они еще немного поднялись вверх по склону и Берендей объявил:
— Ну вот, смотри какая добрая поляна! Здесь мы сделаем привал. Ручей совсем рядом, я поймаю нам рыбы на ужин. Разведи огонь и можешь накопать корней рогоза, чтобы после запечь их в углях.
Вечерние сумерки подступили быстро, в котелке на огне булькала ароматная похлёбка, жарилась на прутьях форель.
Увидев, что Маженна опять загрустила, Берендей протянул ей только что вырезанную из камыша свирель:
— Вот, попробуй сыграть, музыка отлично лечит сердце от тоски. А тем временем будет готова еда.
Маженна приняла из рук волхва дудочку, попробовала взять несколько нот. Над ручьём, в след за ароматным дымком костра, полетела к звёздам нежная мелодия. Маженна очень старалась, вкладывая в каждый аккорд свою душу, она изливала, вместе с мелодией, свою невысказанную грусть. Казалось всё вокруг замерло вслушиваясь в эти звуки. Всё кроме сердца, человека, окутанного темнотой, стоявшего на другом берегу ручья и внимательно ловившего каждую ноту.
Берендей поднял лысую голову:
— Добрый вечер. Сейчас в лесу холодно и сыро, не стесняйся, подходи к нашему огню, согрейся — вежливо предложил он темноте.
— Ах-ха-ха! дядюшка Берендей, вы сами с собою разговариваете? — рассмеялась Маженна, после игры на дудке ей и правда, стало легче на душе.
— Совсем нет. — возразил волхв. — Смотри, там в камышах сидит Гордей.
Маженна ахнула, спряталась за спиною волхва. Гордей попятился, готовый в любую минуту убежать прочь, но Берендей был совершенно спокоен.
— Тихо, Гордей. Здесь только я и Маженна. Иди к