Воля рода - Александр Изотов

и свои пытки считают жертвоприношением Чёрной Луне. Ты не представляешь, как они искусны в своём деле, человек в их руках молит, чтобы его убили.

— Понял, — я кивнул, — А в бою они как?

— Серые Хра… — начал было старик, и осёкся, — Что? В бою?

— Да. В открытом честном бою?

— Они… они… — Филиппо даже растерялся, — Не знаю. Постой, сын мой, неужели ты… о, Незримая, храни наши души!

Я хмыкнул.

Нет уж, вашу незримую псину, полагаться на какую-то высшую силу, и надеяться на её милость — не в моих правилах. Сдохну, но попытаюсь сам, чтобы никто не мог отнять у меня право самому решать, жить мне или умереть.

Снова откинувшись на камень, я прикрыл глаза и слушал мир вокруг нас. Мои пальцы легонько постукивали по прикладу магострела, иногда заскакивая в следы от зубов «уголька».

Я слушал…

Нервная паника старика ощущалась мной, как порывистый ветер, бьющий с волнующегося моря. Но меня интересовал ветер эмоций совсем с другой стороны — из пустыни.

Будто лёгкий ветерок, едва поднимающий рябь на морской глади. Но он всё же был, этот отдалённый отзвук удивления, раздражения, злости…

Эти трое, в пустыне… Если их трое, конечно. Они наверняка давно шли за стариком, но не ожидали, что он будет не один.

Рисковать нападающие теперь не будут. Скорее всего, увидели мою тень с винтовкой, и поняли, что кто-то из них вполне может отдать душу Пробоине, если полезут нахрапом.

Умирать никто из них не хотел. Значит, попробуют окружить нас, чтобы выйти на прямую линию огня.

Я открыл глаза, осматривая тёмные гряды барханов, которые было видно из нашего укрытия. Пока что там ещё никого не было, но это дело времени.

— Тим! — меня ткнули в плечо.

Старик всё же протянул мне небольшой кинжал. Неожиданно красивый, с чёрной затёртой рукоятью, когда-то явно инкрустированной камнями — теперь там зияли только пустые гнёзда. Длинное обоюдоострое лезвие было уже подхвачено ржавчиной.

Клинок больше для каких-то парадов или ритуалов, чем для боя. Но выбирать мне не приходилось, и я, кивнув Филиппо, воткнул нож в песок рядом с собой.

Затем притянул за руку к себе старика и прошептал ему на ухо, что делать. Смекалка — самая важная наука в военном ремесле, и так было во все времена.

— Понял, понял, Тим, — Филиппо осторожно потянулся к покрывалу, и я тут же рванул его обратно.

Грохнул новый выстрел.

Старик, как лежал, так и закрылся руками, уткнувшись лицом в песок, и забыл все мои наставления. Тоже мне, напарничек нашёлся!

Не мешкая ни секунды, я схватил его сумку и выбросил из укрытия. Прозвучали сразу два выстрела, один из них метко крутанул сумку, сбивая с траектории полёта.

И тут же я выглянул из-за скалы и поднял винтовку, встав на колено. В перекрестии возникли чёрные точки голов над барханами.

О, да-а-а…

Я не дышу. Время течёт медленно, и последнее сокращение сердца прозвучало, кажется, тысячу лет назад. Да, я помню, что эта винтовка с именной привязкой, но я взломал её ещё там, в жаркой пустыне, когда погибал…

Пальцы помнят. Пальцы знают. И пальцы делают…

Я едва ощущаю, как нажимаю на спуск. Под гром моего выстрела одна из голов дёргается, раскидывая мозги над барханами, и исчезает. Вторая сразу же прячется, но по своей воле.

Тут же, подхватив ещё и нож, я вскакиваю и несусь к ближайшему бархану. Сердце колотится, как бешеное, но все ноющие мышцы молчат.

Всего мгновение назад тело жаловалось, что больше не может. Но сейчас организм знает, что я делаю всё, чтобы спасти нашу задницу, поэтому он молчит. Это потом, когда я напрыгаюсь и набегаюсь, организм даст мне прикурить.

А сейчас…

Я перемахнул через вершину дюны и, упав на пятую точку, заскользил вниз. Хоть и бесполезный, но магострел был со мной.

Съехав в низину, я на мгновение уставился в звёздное небо. Даже как-то не верилось — мы живые, целые, и покинули опасную зону. Всё, Тим, встаём, встаём!

Я вскочил и, пригнувшись, побежал в ту сторону, где предположительно находились наши гости. Меня волновал третий противник, который должен был направиться куда-то сюда, чтобы обстреливать укрытие.

И, по моим расчётам, он должен быть где-то за этим песчаным намётом…

Да, это были солдаты, одетые в форму Царской Армии. И тот самый третий, к счастью для меня, оказался не особо сильным стратегом.

Мой выстрел, прозвучавший несколько секунд назад, обескуражил его, и сейчас он стоял ко мне спиной, пытаясь разглядеть своего сообщника, который издалека, из-за поворота дюны, что-то пытался ему передать жестами.

Я не двигался бесшумно, поэтому в последний момент солдат всё же повернулся на звук. Слишком медленно, и слишком расслабленно.

Прилетевший нож должен был войти ему под затылок, ведь нас учили бить псиоников в импланты… Но из-за поворота головы клинок воткнулся где-то под ухом, и противник без единого звука упал.

Уже через секунду я оказался рядом, подхватывая его винтовку, и выстрелил с колена. Тот умник, который отчаянно жестикулировал за барханом, даже не успел понять, что не так… Здесь тоже оказался заряжен пирусный патрон, и я с некоторым злорадством мысленно сопроводил полёт пули.

Далёкая фигурка даже крутанулась, выписав пируэт. Я опустил магострел и сел на песок, чувствуя какое-то внутреннее опустошение.

Пришло точное знание, что всё, это конец. Врагам.

Сразу же заныли все мышцы, а дыра в желудке напомнила, что там, в скалах, печёная картошка ждёт.

— Вася, совесть имей, — рыкнул я, пытаясь встать сквозь боль в мышцах.

* * *

Надо было видеть взгляд Филиппо, когда я, целый и невредимый, молча вернулся к костру, аккуратно положил свой магострел на покрывало, сел и жадно сожрал картофель. Потом хлебнул из трофейной фляги, посидел пару минут, встал, и снова ушёл за дюны.

Трупы были тяжёлые, но я упорно подтащил всех троих, сложив их возле укрытия. Мародёрство — это всегда плохо. Но не тогда, когда ты сам гол как соко́л, и эти твари пытались тебя убить.

Серые Хранители выглядели совсем обычными солдатами. Увидишь такого и не заподозришь, что он является членом какой-то тайной инквизиции. У всех троих была обычная экипировка царских солдат: магострел, нож, походная сумка.

Когда Филиппо увидел того беднягу, которого я снял первым выстрелом в голову, то старик склонился где-то за скалой, изрыгая бесценный ужин обратно. Ведь защитных артефактов у этих несчастных не