Алмазный лабиринт - Олаф Бьорн Локнит

Конан похлопал себя по карманам, вспоминая, куда сунул полученный вчера вечером от Вальдрио ключ. Найдя, с третьей попытки загнал в крохотную скважину, повернул – внутри шкатулки звонко щелкнуло – и откинул крышку. В выложенной ярко-лиловым бархатом коробке лежали два замшевых, туго набитых мешочка и медный, позеленевший от времени, покрытый чеканкой тубус, из тех, в которых хранят папирусы. Содержимое мешочков показалось киммерийцу более интересным, и, вытащив один из них, он развязал тонкий кожаный шнурок, стягивавший горлышко мешка. На гладко оструганные доски стола с сухим стуком посыпался град разноцветных сверкающих камней – от совсем крохотных, с горчичное зернышко, до крупных, не меньше лесного ореха.

– Ничего себе… – пробормотал несколько ошеломленный варвар. – Заплатили, называется…

– Капитан, можем отплывать хоть сейчас, – бодро доложил несколько воспрявший духом Зелтран, заходя в каюту. – Все на местах, горизонт чист, ветер есть… А это что?

– Плата за наши потроха, – мрачно сообщил Конан. – Кому-то я нас продал. И что самое обидное, сам не знаю, кому именно…

– Хорошие камешки, – боцман двумя пальцами поднял один, прищурившись, посмотрел сквозь него на свет и тоном знатока определил: – Сотня золотом, если не торговаться. Много их?

– Вот, – северянин ткнул в распахнутую шкатулку на столе. – Полный мешок.

– И за это мы должны наведаться в Стигию? – уточнил Зелтран.

– Именно, – Конан вытащил медную трубочку, покрутил – она распалась на две части – и извлек тщательно свернутый похрустывающий листок папируса. Зелтран ссыпал камни в мешок, положил его в шкатулку и тоже наклонился над столом, с интересом разглядывая несколько попорченный временем и обстоятельствами пожелтевший листок, тронутый по краям черной каймой огня. На маленьком клочке папируса неведомый рисовальщик некогда изобразил план на редкость запутанного здания со множеством залов, переходов, комнат, коридоров и лестниц. В некоторых местах на лист попала блекло-зеленоватая плесень, бесследно уничтожив тонкие черные линии, и что находилось на этих участках – оставалось неизвестным. Примерно посередине плана нанесенная ярко-красной киноварью стрелка указывала в путанице ходов на какое-то определенное место. Больше никаких пометок на карте не нашлось.

– Это не здание, – решительно заявил боцман после долгого молчания и пристального изучения карты. – Либо его строил совершенный безумец…

– Древние стигийские города иногда походили на одно здание, – припомнил былые приключения Конан. – Но мне тоже кажется, что это не дом. Скорее, лабиринт… или пещера. А стрелка, надо полагать – место, которое нам нужно. Зелтран, ты знаешь, где находится Бухта Красных Скал?

– На границе Куша и Стигии – они посейчас не могут выяснить, чья это земля. Тихое местечко, ни одной живой души в округе… А что, Это там?

– Неподалеку. Ладно, доберемся – посмотрим. Что такое?

Кто-то настойчиво заколотил в дверь, выкрикивая: «Гвардия на берегу!»

– Зелтран, отходим. Быстро. – Конан торопливо скрутил папирус, затолкал в медную трубочку и бросил все это в шкатулку, к мешочкам с камнями, захлопнул и запер на ключ. – Ставим паруса и сматываемся.

Разъезд конных гвардейцев, числом не меньше десятка, застрял на набережной, раздавая налево и направо пинки и пытаясь проехать через скопление сваленных как попало мешков, тюков и ящиков. А по причалу к «Вестрелу» неторопливо, как подобает знатной даме и подруге капитана королевских корсаров, шествовала Санча в сопровождении двух нагруженных свертками и огромным сундуком носильщиков.

Увидев, что на корабле, до которого ей оставалось пройти не более трех десятков шагов, начинается суета, неизбежно предшествующая процессу отчаливания, Санча, широко распахнув глаза, замерла на несколько мгновений, а затем, пронзительно взвизгнув: «Куда – без меня?!», подтолкнула носильщиков и припустила бегом. Гвардейцы, заметив ее, бросили безуспешную перебранку с купцами и судовладельцами на берегу, хлестнули коней и помчались напрямик, расталкивая начинавшую собираться в Гавани привычную толпу.

Полоса блестящей воды между бортом карака и пристанью медленно, но неумолимо расширялась, паруса, округляясь, ловили усиливавшийся ветер, но Санчу уже ничего не могло остановить, и, взвизгнув для храбрости еще раз, она прыгнула, приземлившись на палубу карака и едва не сбив с ног боцмана. Носильщики швырнули вслед ее вещи, но тем повезло гораздо меньше – часть мешков долетела, а внушительных размеров сундук звонко плюхнулся в прозрачно-зеленую воду, подняв небольшую волну и, плавно покачиваясь, отправился на дно.

– Вот только тебя не хватало, – вздохнул Конан, поднимая упавшую девушку. – Чего на берегу не сиделось, а?

– Почему никто не сказал, что утром уходим? – возмущенно спросила Санча, поправляя растрепавшуюся прическу. – Что я в этой вонючей Кордаве не видела? Сбежать хотел, да?

– Угомонись, – посоветовал киммериец, глядя на постепенно удаляющийся берег, где метались упустившие добычу гвардейцы. – Мы и так еле сбежали.

– А что стряслось? – извечное женское любопытство взяло у Санчи верх над досадой, что ее чуть не оставили на берегу. – Опять что-то натворили? В городе шептались, что королевские пираты перебили кучу народу… Это не вы, случайно?

– Случайно не мы, – отрезал Конан. – А о чем еще шептались?

Санча добросовестно попыталась вспомнить:

– Больше я ничего не слышала… Куда хоть идем, можно узнать?

– Подальше отсюда… – недовольно проворчал в ответ северянин, повернулся к корме и крикнул: – Сигурд! Курс на полдень, но только посмей вывести нас к Барахским островам!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

За кормой проворного маленького карака, направлявшегося на юг, оставались пройденные за два дня лиги и ставшая столь негостеприимной Кордава. Светло-синие, сливающиеся с цветом неба и моря паруса, наполненные попутным ветром, чуть слышно звенели, изогнутый нос резал тугие волны, вокруг корабля взлетали радужные брызги и с шипением вырастали пенные валы. Команда частью отсыпалась, частью бездельничала, перекидываясь в кости и поглядывая на горизонт – не появится ли суденышко, которое в его же интересах следует облегчить от груза? Меланхолично тренькала виола – Вайд, смахивающий на тощего драного кота, расположился на канатных бухтах и задумчиво мурлыкал себе под нос старую аквилонскую песенку слышанную от наемников с севера:

Не ведать мне страданий и агоний,Мне встречный ветер слезы оботрет,Моих коней обида не нагонит,Моих следов метель не заметет…

– А повеселее ничего не знаешь, Крысенок? – лениво поинтересовались с нижней палубы. – Тоска заест тебя слушать…