Жизни - Татьяна Ролич

она вспомнила о Сергее, и ей стало стыдно, что она о нем совершенно забыла. И что-то ее зацарапало, и ей стало неловко, когда она вспомнила, как они счастливо жили в последнее время.

Это был сигнал, что ее счастью, к которому она привыкла, которое уже не замечала, угрожает зародившееся желание перемен. Это стремление к новым ощущениям готово было разрушить налаженную жизнь двух людей.

И Лилечке стало страшно и жалко чего-то, и неожиданно это чувство перешло в чувство раскаяния за те дерзкие мысли, которые с такой настойчивостью крутились у нее в голове.

И только сейчас она вспомнила, что разрушение грозило и счастью Елены, которая не ждала с этой стороны угрозы, и поэтому так откровенно рассказывала Лилечке обо всем, что происходило в ее личной жизни. И как любая обычная женщина не стеснялась делиться своими сокровенными мыслями, посвящая Лилечку в свои сложности и огорчения.

Лилечка почувствовала, что она в своих желаниях и мыслях идет куда-то не туда, что все это еще можно остановить. Оно только в ней и существует, и никто об этом не знает. Но одновременно мечта была так соблазнительна, и так хотелось испытать что-то, отчего Лилечка и мучилась, ища выход.

И неожиданно для себя самой, она произнесла.

«Гоподи! Спаси мою грешную душу». Она стала про себя повторять известные ей молитвы, и вдруг почувствовала, что на душе становится легче. Так дьявол отступал перед разрушительной силой священных слов.

Лилечка забылась тревожным сном, где была такая путаница, что она непроизвольно ворочалась с боку на бок, не находя спокойствия телу, которое горело, как в огне. Она просыпалась несколько раз, и опять погружалась в тревожный сон, и, наконец, уснула.

Наутро, уставшая от ночных кошмаров, она встала с головной болью. Выпила чашку кофе, и тут зазвонил телефон. Она взяла трубку и посмотрела на часы. Был час дня.

– Лиля Яковлевна, это Семен Анатольевич.

Лилечку ударило током. Она собралась, но голос ее немного дрожал.

– Да, я слушаю.

Она замолчала, не зная, что сказать.

– Мне очень понравился вчерашний вечер. Я давно хотел побывать на каком-нибудь интересном мероприятии.

Он явно волновался и говорил, чтобы не молчать. Это придало Лилечке уверенности.

– Мне это приятно слышать.

Лиля внезапно оборвала речь. Она снова так заволновалась, что пришлось дышать глубже, чтобы успокоиться.

– Я хотел Вам предложить сходить куда-нибудь.

– Вы знаете, Семен Анатольевич, я сейчас так занята, что вряд ли у меня будет время.

Она не стала продолжать, она была довольна собой.

– Ну, хорошо, я, как-нибудь, позвоню, если у меня будет что-то интересное для вас.

– Звоните…

Лилечка торжествовала. Она победила саму себя, и в этот момент она поняла, что это чья-то невидимая рука, отвела ее в нужном направлении.

Глава 24

В квартире Андрея Степановича поселилось молодое счастье. Наташа и Александр переживали тот единственный период своей жизни, который не у каждого бывает. Двое полюбили, и без оглядки отдавались счастью, не думая ни о чем, живя в другом мире, ярком и сверкающем, наполненном бесконечным счастьем принадлежать друг другу, и испытывать удовольствие от близости.

Иногда они включались в обычную жизнь, но счастье осознания, что рядом есть близкий человек, преображало все вокруг необыкновенным образом. Им было хорошо вместе, и казалось, что жизнь всегда будет такой, и ничего другого не нужно – только вдвоем, только вместе, не разлучаясь ни на минуту.

Ревностно наблюдал за этой идиллией Александр Македонский, он ждал, когда это безумие закончится, и Александр придет в нормальное состояние.

Андрей Степанович звонил, и очень радовался тому, что Наташе хорошо в его квартире. Наташа всегда задавала один и тот же вопрос.

«А когда ты приедешь?»

Андрей Степанович, находившийся в непонятной для него ситуации, уклончиво отвечал «Не знаю» и продлевал командировку.

В Университете Наташа была на хорошем счету. Немногие знали, что она внучка Андрея Степановича. Так, по крайней мере, ей казалось. В последнее время она особенно увлеклась темой, которой занимался Андрей Степанович. Он очень хотел, чтобы она пошла по его стопам.

Идеи деда нравились Наташе. Ей нравилось сидеть в архивах, ездить в экспедиции, писать курсовые, посещать семинары, но сейчас все это отошло на второй план. Главное место принадлежало любви. Но учебу она старалась не запускать. У нее это получалось. Это трудно совмещаемое, каким-то образом сосуществовало вместе.

Александр изредка заезжал домой забрать какие-то вещи, и мать ему все время задавала один и тот же вопрос:

– Ты что, собираешься жениться? – на что Александр мрачно отвечал:

– Ну что ты все заладила.

Но мать, пытаясь, все-таки, что-то узнать, настаивала.

– Как что? Раз ты не живешь дома, значит, у тебя есть девушка.

Раздраженный ее любопытством Александр, защищался от этих вопросов самым простым способом, чем возбуждал у матери еще большее любопытство. Александр-Македонский неодобрительно наблюдал за своим подопечным.

– Разве сразу надо жениться? Ты же сама меня учила, что пусть все идет своим чередом.

Александр быстро собирал сумку. Ему неприятно было находиться лишнюю минуту дома, тем более, что вопросы мамы задевали его за живое. Он и сам чувствовал какую-то неопределенность в отношениях с Наташей. Это его напрягало, и именно в это место попадали вопросы мамы, доставляя Александру неприятность.

А она стояла, не зная, что еще спросить. Она переживала, что сын сейчас уйдет, и неизвестно, когда придет в следующий раз. Она чувствовала, что ему неприятно дома, что ее вопросы его раздражают.

Он был для нее отрезанным ломтем, и это ей было тоже тяжело осознавать. Ей как- будто уже и делать нечего. Она переживала, что не может ему материально сейчас помочь и, как бы оправдываясь перед собой, сказала:

– Я сегодня не могу тебе дать денег, отцу сделали операцию.

Она остановилась на половине фразы, уловив, что Александру это было неприятно услышать, и не потому, что отцу плохо, а это могло нарушить его спокойствие. Она это прочитала по его равнодушным глазам, которые ничего не выражали.

– А что? Серьезно?

Он отвернулся, чтобы мать не видела его равнодушного лица, он не мог на нем изобразить никакую эмоцию, у него всегда были с отцом плохие отношения. Так сложилось, и мать знала это. Ее огорчало это, но она делала вид, что все нормально.

– Очень. Операцию сделали, но швы плохо заживают, да и всякое разное к этому еще.

Она замолчала, вспоминая какие она пережила минуты отчаяния, и без всякой поддержки со стороны сына.

– Что всякое? – поинтересовался Александр, чувствуя, что матери плохо.

– Ну, гистология. Анализы плохие. Все может очень быть нехорошо.

Только теперь до Александра дошло, что ситуация серьезная.

– А когда ты к нему пойдешь?

– Я у него пропадаю почти круглосуточно, так что взяла отпуск за свой счет.

Она вынула носовой платок и приложила к глазам, и тогда только Александру стало как-то не по себе. Он почувствовал свою вину перед родителями. Он их практически бросил