Момент истины (В августе сорок четвертого) - Владимир Богомолов

В совершенстве владеет стрелковым оружием, приемами защиты и нападения. Особо опасен при задержании.

Словесный портрет: рост — высокий; фигура — средняя; волосы — русые; лоб — широкий; глаза — темно-серые; лицо — овальное; брови — дугообразные, широкие; нос — толстый, прямой, с горизонтальным основанием. Броских примет не имеет.

В середине июля сего года в группе агентов, также обмундированных в форму советских офицеров, находился на переправочном пункте немецкой разведки в местечке Дальвитц близ Инстербурга (Восточная Пруссия), ожидая переброски в тылы Красной Армии».

«Срочно!

Егорову

Сегодня, 16 августа, в тылах корпуса, севернее местечка Заболотье, окружена и после отказа сдаться уничтожена остаточная группа противника в количестве девяти человек.

В составе группы, кроме двух немцев, офицеров отдела „1-Ц“ штаба 9-й германской армии капитана Эриха Гебба и обер-лейтенанта Гельмута Штиля, продвигались в западном направлении семь власовцев, из них трое в форме РОА (без знаков различия), а четверо в советском военном обмундировании с погонами и красноармейскими книжками сержантов частей 1-го Белорусского фронта, очевидно, захваченными у убитых ими советских военнослужащих.

При ликвидации группы взято восемь автоматов, в том числе четыре ППШ, девять пистолетов, пятнадцать гранат, а также коротковолновая, приемо-передаточная радиостанция немецкого производства, выпуск 1943 г., в рабочем состоянии.

Среди документов обнаружены: таблицы цифрового кода, перешифровальные блокноты с вырванными использованными листами, немецкие топографические крупномасштабные карты с нанесенным на них маршрутом движения из района Бобруйска, личные письма и фотографии.

Судя по записям в блокноте капитана Гебба, в пути группой дважды велось наблюдение за железной дорогой: в первом случае — трое суток, во втором — около двух. Пункты наблюдения не указаны, и установить их не представилось возможным.

Как явствует из маршрута, 12 или 13 августа группа проследовала северной опушкой Шиловичского лесного массива, где, судя по отметке, устраивала привал. Не исключено, что захваченная нами рация является разыскиваемым передатчиком с позывными КАО.

«Срочно!

Буняченко

Рацию и все документы ликвидированной группы немедленно доставьте в розыскной отдел Управления.

25. В ПОЛДЕНЬ НА АЭРОДРОМЕ

— Ты хотел танцевать от текста — танцуй! — сумрачно сказал Алехин Таманцеву и взял папиросу, предложенную Поляковым. — Благодарю.

Они стояли втроем у «виллиса» на краю аэродрома, возле одноэтажного здания отдела контрразведки авиакорпуса. В руке Поляков держал несколько листков — он только что прочел Алехину и Таманцеву дешифровку и ориентировку о Павловском.

— Разрешите, — попросил Таманцев у Полякова и взял листок с текстом.

— Ждешь его как манны небесной… — с досадой заметил Алехин и нетерпеливо прикурил. — Благодарю… А первый перехват, от седьмого августа?

— С тем, очевидно, задержка… — Поляков недовольно шмыгнул носом. — Приказание о внеочередной расшифровке касалось обоих. Очевидно, задержка… Шифр сложный, а они еще, наверно, меняют ключ. Я буду звонить и напомню.

— Квалифицированная разведсводка… — рассматривая текст, проговорил Таманцев.

— И все?

— Наблюдение за перевозками… за железной дорогой… — глядя в текст и напряженно соображая, не сдавался Таманцев. — Это… должно быть, резидентура…

— И все? — не унимался Алехин.

— А что, в Москве тоже так думают, — с почти неуловимой иронией сказал Поляков; он посмотрел на второй лист и прочел: — «Судя по тексту, вы имеете дело с крупной квалифицированной резидентурой, действующей с заданием оперативной разведки в тылах вашего и сопредельных фронтов. Очевидно наблюдение за железной дорогой на линии Гродно — Белосток; не исключены челночные маршруты Вильнюс — Белосток (через Гродно) и Вильнюс — Брест (через Лиду — Мосты — Волковыск)…»

— И все?

— Нет, почему же… — Поляков посмотрел в текст. — «…предлагаю принять активные меры… Обращаю Ваше внимание… Обеспечьте… докладывайте…»

— Да, из этого шубы не сошьешь, — возвращая листок с текстом, сказал Таманцев. — Кстати, территориально Белосток и все, что южнее Гродно, — Второй Белорусский фронт.

— Но все остальное-то наше! И в эфир они выходят у нас.

— Есть место выхода рации в эфир, есть текст и кое-какие улики, а зацепиться не за что… — вроде бы рассуждая вслух, неторопливо произнес Поляков. — Скверно… Безусловно наблюдение за железной дорогой, причем не визуальное, со стороны, а где-то на станциях…

— Будто под брезент заглядывают, — заметил Алехин.

— Маршрутники или фланеры?[21] — спросил Таманцев; он во всем любил конкретность, определенность.

— Очевидно, стационарное наблюдение,[22] — глядя на Полякова, предположил Алехин.

— Скорей всего комбинированное… — сказал подполковник. — Это опытные, знающие свое дело люди…

— Судя по тексту, не немцы и, очевидно, не аковцы.

— Я же говорил: агенты-парашютисты! — воскликнул Таманцев.

— Возможно, — уклончиво сказал Поляков; он, как всегда, до последнего не хотел отсекать и другие версии. — Причем связанные с агентурой, оставленной немцами на оседание… Попытаемся установить, в каких пунктах ведется наблюдение…

— Тут нужен анализ движения эшелонов по всем этим линиям…

— Все, что касается анализа движения, я беру на себя… — заявил Поляков и взглянул на следующий лист: — Теперь Павловский… Независимо от того, имеет он отношение к разыскиваемой нами рации или нет, его необходимо взять! Не теряя времени и непременно живым. И тех, кто с ним, — тоже!.. Поручить это придется Таманцеву.

— А кто же у меня останется? — попытался улыбнуться Алехин.

— Я!.. Другого решения у меня нет. Дадим ему двух человек от Голубова. Возможно, нужна продуманная, тщательно организованная ловушка или засада — действуйте по обстоятельствам. Но займитесь этим сегодня же, немедля!.. Одновременно, — он перевел взгляд на Таманцева, — сделайте все, чтобы до вечера отыскать этих двух, что были вчера на хуторе, и разобраться с ними.

— Хозяин хутора некто Окулич, — сказал Алехин, — характеризуется положительно. Во время оккупации был связан с партизанами. Ничего компрометирующего на него нет.

— Тем лучше. Поедешь насчет засады — заскочи к нему и поговори…

26. АЛЕХИН

К Окуличу я заехал по дороге, но его не оказалось дома, и поговорить с ним в этот день мне не удалось.

Для организации продуманной, тщательно подготовленной ловушки, для того, чтобы как-то обставить и разрабатывать связи Павловского, у нас просто не было времени. Реальным же было устройство засады в местах вероятного появления Павловского, точнее, в одном из мест — на большее у нас не хватило бы людей.

Таким местом мне прежде всего представился северный край Каменки, где у околицы проживала тетка Павловского, Зофия Басияда, единственная его близкая родственница в этом районе. Мысль о ней не оставляла меня все утро в Лиде, о ней более всего я размышлял и приехав на Каменские хутора.

С участковым милиционером мне повезло. Немолодой и не очень грамотный, он обладал мужицкой сметливостью, памятью и хитрецой. Он партизанил в этих местах, знал здесь многих, причем держался с крестьянами запанибрата, и разговаривали с ним охотнее, да и откровеннее, чем со мной или с любым незнакомым человеком. Сняв пилотку и погоны, я работал под видом сотрудника милиции, впрочем, никому не представлялся.

Поводов для бесед с местными жителями у нас оказалось более чем достаточно. Четыре дня назад невдалеке от Каменки обстреляли воинскую автомашину, шофер и сопровождающий были убиты, из кузова растащили около сорока комплектов военного обмундирования. Последнее время в округе участились ночные кражи, преимущественно продуктов, из амбаров и погребов; в двух случаях предварительно были отравлены собаки. Забирали в основном муку, сало, а в одном месте умудрились без шума унести кабана весом пудов на десять — хозяева даже не проснулись. И еще был ряд разных дел: подпольное акушерство, пьяные драки, подделка документов, попытка членовредительства с целью уклонения от мобилизации и тому подобное.

Откровенностью, разумеется, нас не баловали. Все, что удалось мне узнать, складывалось по крупицам, выуженным в разговорах на отвлеченные темы, причем в услышанном отсутствовало единогласие, необходимое для уточнения и перепроверки, — сведения были во многом противоречивы.