Каникулы с невидимкой - Валерий Гусев

Насчет прогулок - это Лешкина заслуга. Он повертелся в холле возле зеркала и начал тяжело вздыхать, разглядывая свое отражение.

– Да… - бормотал он. - Не здорово… Даже узнать трудно…

– Чего ты там бубнишь? - наконец обратил на него внимание Карлсон.

– Похудел, - сказал Алешка, - осунулся. Товарный вид потерял.

– Чего-чего? - Карлсон вытаращил глаза и отложил калькулятор, на котором подсчитывал свои нечестные доходы.

– Увидит наш папа, какие мы бледные, и меньше вам денег заплатит. Или совсем не даст. - Алешка подождал, пока до Карлсона дойдет эта горькая мысль, и сделал вывод: - Нам обязательно гулять надо. Чтобы иметь цветущие щеки.

– Ребенок прав, - вмешалась Баба Яга, посмотрев на Алешку. - Он плохо выглядит. Я бы за такого и рубля не дала. Пусть гуляет. На собачьей цепи.

– Ну уж, мама, - вступился Карлсон, - вы уж, мама, совсем… Карпухин за ними присмотрит.

Баба Яга фыркнула и отправилась к себе, а мы в сопровождении Карпухина пошли в ангар за дровами.

Принесли по большой охапке, с грохотом сбросили их у камина и стали его растапливать.

Во всем этом красивом противном доме нам только камин нравился. Особенно, когда в нем дрова трещат. И пламя мечется. Оно какое-то живое - все время играет, меняет цвет, охватывает поленья. И когда долго смотришь на огонь, то становится теплее не только ногам, но и сердцу. Даже забываются все невзгоды и неприятности.

И еще нам нравились самоделки Карлсона. Эти деревянные картинки висели по всему дому. И я часто думал, глядя на них: ну зачем такому талантливому человеку заниматься воровством? Может, это от лени? Красть, наверное, проще, чем упорно трудиться, добиваясь мастерства…

Мы растопили камин и уселись перед ним, глядя в огонь. Карпухин ушел, зато пришел Август и, вздыхая, подсел к нам.

– Как идут дела? - сразу же спросил его Карлсон, оторвавшись от бумаг и калькулятора. - Когда восстановишь прибор?

– Скоро, - буркнул Август и взялся за кочергу, чтобы пошевелить поленья.

А мне показалось по его глазам, что он с большим удовольствием ахнул бы этой кочергой Карлсона по башке.

Но он не ахнул, а сказал:

– Я все-таки не понимаю конечной цели своей работы.

Карлсон встал, щелкнул подтяжками и поучительно произнес:

– Любая цель любой работы - получить за нее побольше денег.

Август презрительно хмыкнул.

– А радость творчества? А удовлетворение своим трудом? А гордость за преодоление трудностей?

Теперь хмыкнул Карлсон.

– Это все ерунда. Главное - вознаграждение за труд! Ты бы вот стал проводить свои исследования бесплатно?

– Конечно! - горячо воскликнул Август. - Тысячи ученых бескорыстно служат науке. И даже рискуют жизнью ради своей цели. И для блага других людей. Разве станешь это делать из-за денег?

Карлсон расхохотался. Правда, не очень уверенно. Скорее - демонстративно.

– Знаешь, дорогой мой профессор, грабитель банка тоже рискует. И жизнью, и здоровьем, и свободой…

– А ради чего? - прервал его Майский.

– Ради денег! - выпалил победным тоном Карлсон.

– А зачем? - тихо спросил его ученый. - Чтобы побольше пожрать? Или купить три машины? Построить три дома? Высокая цель, ничего не скажешь. Стоит из-за нее рисковать, терять свою честь и причинять людям горе!

Мы с Алешкой внимательно слушали их спор. И, конечно, были на стороне Майского. И, конечно, мы знали, что есть, например, такие художники, которые пишут картину и подсчитывают, сколько они за нее получат денег. Но есть и такие, которые во время своей работы думают, сколько радости они могут доставить людям. И нам они гораздо симпатичнее. И ближе.

Но тут наверху опять послышались характерные стуки и вопли - бабушка Яга уселась в ступу и взялась за обычные тренировки.

– Вот тебе пример, - обрадовался Карлсон, тыча пальцем в потолок. - Моя мамочка. Богатый и счастливый человек. Имеет все, что хочется. Живет так, как ей нравится. А о чем она мечтала в далекой юности? - Карлсон прошелся по комнате и, придвинув кресло к камину, задумчиво посмотрел на огонь. Видно, настроился на лирический лад воспоминаний. - Мамочка с детства мечтала стать великой актрисой. Играть на сцене красавиц королев и очаровательных принцесс.

Мы с Лешкой переглянулись с удивлением: с таким носом красавиц играть? А Майский подавил появившуюся было улыбку.

– И что же вы думаете? На экзамене в театральном институте ей было сказано: у вас, девушка, есть определенные способности, но очень специфическая внешность. С такими внешними данными вам только Бабу Ягу играть в детских спектаклях. - Карлсон перевел дух. - Для мамочки это был удар. Но она взяла себя в руки и сумела от него оправиться. Она хотела посвятить свою жизнь искусству. Но она посвятила свою жизнь мне. Я ведь рос без папы. Он героически погиб в далекой экспедиции…

(Когда закончилась эта история, мы узнали, что папочка Карлсона не погибал ни в какой героической экспедиции. Он просто все время сидел в тюрьме, потому что был отъявленным жуликом.)

– Моя мамочка, - продолжал взахлеб Карлсон, - сильна и непобедима. Она - вдохновитель и организатор всех моих дел. Она счастливый человек, который добился всего своим упорством!

– Не знаю, - проговорил Майский с каким-то сочувствием. - Мне кажется, что по-настоящему счастлива она была бы на сцене. Даже в роли Бабы Яги.

А сейчас, подумал я, тоже с сочувствием, она играет роль Бабы Яги в жизни. Сама стала бандиткой и сына своего жуликом сделала.

Как это странно. Карпухин мог бы стать механиком - «золотые руки», - потому что все машины слушаются его как миленькие. Карлсон мог бы стать хорошим художником. Баба Яга - детской актрисой. А вместо этого все они стали жуликами и бандитами.

Алешку, похоже, тоже занимали эти непростые мысли, потому что он вдруг непримиримо пробормотал вполголоса:

– Совесть надо иметь. Вот и все.

– А тебя никто и не спрашивает, - на всякий случай объявила Баба Яга, появившись на лестнице. - Где Карпухин? - спросила она Карлсона. - Пора ему собираться на дело.

Мы, конечно, сделали вид, что нас это не касается и что мы ничего не понимаем. А сами изо всех сил насторожились, чтобы не упустить нужный момент и разыграть нужную комедию.

Все мы тут, оказывается, артисты.

Вскоре пришел Карпухин и сказал, что он готов ехать.

– «Ниву» оставишь у Кузьмича. Потом заберешь, я договорился с ним, - сказал Карлсон. - Жду тебя на белом «Линкольне». Ни пуха, ни пера.

Карпухин сплюнул и сказал от души:

– К черту! - и вышел из дома.

Во дворе зашумел двигатель, завизжал засов в воротах, и скоро все стихло.

– Ну вот, - зевнул Карлсон, вставая, - теперь можно и отдохнуть.

Он взял с полки какую-то книгу и направился в туалет. Такой у него был послеобеденный обычай.

На этом мы и построили свой план.

Как только щелкнул замочек туалетной двери, Алешка и Майский вышли во двор. А я спрятался в нашей комнате за дверью, чуть приоткрыв ее, чтобы не выпускать из поля зрения туалет, где шелестел страницами книги отдыхающий Карлсон.

И вдруг со двора послышались истошные вопли, в два голоса. Орали Август и Алешка:

– Вертолеты! Вертолеты! Сюда летят!

– Это спецназ с ОМОНом! За нами! Садятся!

Карлсон тут же вылетел из туалета, накидывая на плечи подтяжки, и помчался по лестнице вниз, к входной двери.

А я вылетел из своей засады и помчался к распахнутой двери туалета.

Расчет оказался правильным. Книга Карлсона лежала на полу, а сотовый телефон - на полочке.

Я схватил его и лихорадочно набрал папин рабочий номер. Только бы он оказался на месте!

Оказался.

– Полковник Оболенский, - послышался знакомый родной голос. - Слушаю вас.

– Пап, привет, - торопливо затараторил я. - Это Дима. Сегодня у Посольства будут угонять белый «Линкольн». Угонщик - Карпухин, худой, высокий, все шнурки в узлах.

– Понял. Спасибо. Вы где?

– Откуда я знаю, куда нас занесло попутным ветром? Но все в порядке, скоро мы удерем. У Лешки есть план.

– Ну раз у него есть план - удерете, не сомневаюсь. Спасибо за Алехина. Мы его взяли. Но он пока молчит. Ни в чем не сознается. И мы не знаем, где вас искать.

– Сами найдемся. И не вздумай деньги собирать… Все, пока. Сюда бегут. Маме привет! - и я, положив телефон на место, выскочил из туалета, машинально щелкнув выключателем.

…А во дворе в это время происходила такая сцена.

Когда Карлсон выбежал на крыльцо, он увидел, что Алешка и Август стоят посреди двора, задрав головы в небо, подпрыгивают и изо всех сил машут шапками. На Карлсона - никакого внимания, будто и тени его здесь нет.

– Нужно костры разжечь! - кричал Алешка. - Сигнальные! Посадочные огни!

Когда Карлсон выбежал на крыльцо, он увидел, что Алешка и Август стоят посреди двора, задрав головы в небо, подпрыгивают и изо всех сил машут шапками.

– Вот это техника! - восхищался Август. - Скоростные! Бесшумные! Уже за лесом скрылись!