Война и мир. Книга 1 - Лев Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
353
Ей-богу. – Ред.
354
Виват император, император!
355
Ну, любезный, старик сильно не в духе.
356
Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли третья дивизия через деревню. Велите ей остановиться и ждать моего приказания.
357
И спросите, поставлены ли застрельщики. Что делают, что делают!
358
Ваше величество, мы сделаем все, что будет возможно сделать, ваше величество!
359
К черту этих русских! (нем.)
360
Славный народ!
361
Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!
362
Велите привезти из резервов.
363
Вот прекрасная смерть.
364
Ваше величество.
365
Молод же он сунулся биться с нами.
366
Это субъект нервный и желчный, – он не выздоровеет.
367
надо бы выдумать его.
368
До завтра, милый!
369
Я вас люблю.
370
убирайся.
371
и зачем черт дернул меня ввязаться в это дело?
372
диадемою.
373
Батюшка, – Андрей?
374
Милый друг.
375
Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне бы не было дурно.
376
Не бойся, мой ангел!
377
Нет, это желудок… скажи, Маша, что желудок…
378
Боже мой! Боже мой! Ах!
379
Иди, мой друг. – Ред.
380
«подрастающих».
381
самонадеянность.
382
подросточков.
383
подростки.
384
Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вы должны танцевать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек.
385
Нет, мой милый, я лучше посижу для вида.
386
О моя жестокая любовь… (итал.) – Ред.
387
братство. – Ред.
388
так проходит слава мирская (лат.). – Ред.
389
мой милый?
390
Полусумасшедший – я всегда это говорил.
391
сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества.
392
Сливки настоящего хорошего общества.
393
человека с большими достоинствами.
394
Ты этого хотел, Жорж Данден. – Ред.
395
Князь Ипполит Курагин – милый молодой человек. Господин Круг, копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум… и просто господин Шитов, человек с большими достоинствами.
396
«Вена находит основания предлагаемого договора до такой степени вне возможного, что достигнуть их можно только рядом самых блестящих успехов; и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить». Это подлинная фраза венского кабинета, – говорил датский поверенный в делах.
397
Лестно сомнение! – сказал глубокий ум.
398
Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора, – сказал Мортемар. – Император австрийский никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.
399
Ах, мой милый виконт… Европа никогда не будет нашей искреннею союзницей.
400
Непременно нужно, чтобы вы приехали повидаться со мной.
401
Во вторник, между восемью и девятью часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.
402
Прусский король!
403
Эта шпага Великого Фридриха, которую я…
404
Ну, что ж, прусский король?
405
Нет, ничего, я хотел только сказать…
406
Я хотел только сказать, что мы напрасно воюем за прусского короля.
407
Ваша игра слов нехороша, очень остроумна, но несправедлива. Мы воюем за добрые начала, а не за прусского короля. О, какой злой этот князь Ипполит!
408
человек глубокого ума.
409
Извините, табакерка с портретом императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.
410
Были примеры – Шварценберг.
411
Это невозможно.
412
Лента – другое дело.
413
Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтобы вы приехали… Приезжайте.
414
скромность.
415
Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны и тем очень доволен; то, что я видел в эти три месяца, – невероятно.
Я начинаю ab ovo. Враг рода человеческого, вам известный, атакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но, оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в Потсдамском дворце.
«Я очень желаю, – пишет прусский король Бонапарту, – чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все распоряжения, какие мне позволили обстоятельства. О, если б я достиг цели!» Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать. Все это положительно достоверно. Словом, мы думали внушить им только страх нашей военной этитюдой, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе, и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть решительнее, если бы главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по-суворовски, и его принимают с радостными восклицаниями и большим торжеством.
4-го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит все делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, смотрит на нас и ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает те, которые адресованы другим… И пишет знаменитый приказ графу Бенигсену.
416
пишет он императору.
417
Фельдмаршал сердится на государя и наказывает всех нас: это совершенно логично! Вот первое действие комедии. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля и необходимо дать сражение. Буксгевден – главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того мнения, тем более что он с своим корпусом находится в виду неприятеля и хочет воспользоваться случаем к сражению. Он его и дает. Эта пултуская битва, которая считается великою победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы, штатские, имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и, судя по этому, мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть-чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим опять на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Происходит объяснение. Оба генерала сердятся, и дело доходит почти до дуэли между двумя главнокомандующими. Но, по счастию, в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначениеглавнокомандующего, и первый враг – Буксгевден – побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное, которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабеж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образует вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять батальон солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизий расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтоб это не заставило одну половину войска расстреливать другую.