Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Спесивцев Анатолий Федорович

Ёэн забыл, когда в последний раз спал вволю. Ему приходилось метаться по югу Румелии, как волку, попавшему в загонную охоту. Вокруг только враги и остановиться означает – умереть. Чем дальше, тем яснее он понимал всю авантюристичность своей попытки захватить власть в халифате. И уже много раз сожалел, что отказался от предложения руководителей оджака и захотел быть на самом верху. Обратного пути, как он понимал, у него не было. То есть его капитуляцию встретят радостно, ему наобещают всего самого соблазнительного, но потом быстро удавят как ненадёжного. Оставалось идти до конца.

За эти недели один из высших сановников халифата осунулся и похудел, будто грёб всё время на кадирге. На его счастье у оджака не было на чём переправляться через проливы. Его собственная армия, то есть официально – султана Мустафы, успела занять и Босфор, и Дарданеллы. Милостью Аллаха верфи, как главная, сожжённая казаками, так и старая, Галлиполийская, располагались в Румелии. Сейчас на них пытались срочно построить хоть что-то для обороны. Очень не хватало специалистов, дерева, времени, но главное – денег.

Обе казны, государственная и султанская, а также монетный двор, были вычищены проклятыми гяурами. Пришлось срочно вводить новый дополнительный налог, в придачу к тому, что недавно собрал султан. Никакого восторга у тех, кому его предстояло платить, это не вызвало. Собирать эту подать приходилось с помощью военных отрядов. Здорово выручили пашу жившие в Стамбуле евреи, выкупившие право сбора налогов с некоторых санджаков, иначе ему уже нечем было бы расплачиваться и с собственной армией.

Ногайских послов вид сожженного Стамбула потряс. Столица мира, уничтоженная огнём, производила сильнейшее впечатление. Рассказы о том, что при пожаре погибла половина, если не две трети (у страха глаза велики) населения города, то ли триста тысяч, то ли ещё больше, укрепили их в уверенности, что они поступили мудро, вовремя покинув родные кочевья. Если уж Стамбул эти гяуры разграбили и сожгли, несмотря на бесчисленные рати янычар, его защищавших, то что смогли бы противопоставить такой силе они?

Мурзы понимали, что просто так им новую землю не оставят. Её надо заслужить. Зная о назревающей войне за власть, лидеры ногаев предложили румелийскому бейлербею Еэну-паше своё ополчение в помощь. За утверждение прав на владение Добруджей. Экономика страны от такой рокировки существенно теряла, но около тридцати тысяч конных лучников… паша преодолеть соблазн не смог. Силистрийскому бейлербею был обещан более богатый вилайет[96] в Анатолии, ногаям временно разрешили остаться в Добрудже, до отвоевания их исконных земель у врагов.

Ёэну пришлось пойти на согласие с кочевниками, так как договориться с руководством оджака он не смог. Точнее, чего уж перед собой скрывать, не захотел. Ему предлагали всего лишь должность каймакама Стамбула, а у него перед глазами стояла в мечтах сцена опоясывания его знаменитой саблей[97]. Тогда, прибыв в Стамбул, он был ослеплён перспективой возможности взять власть в свои руки. Сначала – как великого визиря при сумасшедшем султане, а потом… в конце концов, детей у Мустафы нет и не будет, династию надо будет всё равно менять… почему бы ему самому не стать основателем новой династии? Еэнов.

Сейчас, в запарке организации новой армии, которой предстояло завоевать трон султанов, ему было неудобно вспоминать, как тогда тайком, чтоб никто не слышал, произносил полушёпотом: «Султан Еэн. Халиф Еэн. Падишах Еэн. Династия Еэнов. Еэновский султанат».

Произносил и млел от этих звуков. Какое может быть каймакамство, при возможности стать самым могучим государем в мире? Он решился рискнуть, прекрасно понимая, что оджак, дополненный тимариотами – куда сильнее, чем его румелийская армия. Ведь имея под рукой ресурсы Румелийского вилайета, самого развитого и богатого, войско можно нарастить. Однако пока ему не удалось достичь и обычной численности прошлых лет. Не помогла переброска почти всех войск с имперской границы. Взбесила его позиция господарей Валахии, Молдавии, Трансильвании. Их полки составляли как бы не больше половины обычно подчинённых ему вооружённых сил. По обычаям султаната господари подчинялись непосредственно ему и должны были выставлять, по первому требованию, воинов. Райя для помощи в наведении порядка в Стамбуле они прислали, войска же предоставлять отказались. Отговариваясь разными предлогами, явно надуманными, и не являясь к нему по вызову на личную встречу.

«Я им это непослушание, это подлое предательство, равноценное удару в спину, запомню. Первым делом, когда разобью соперников, соберу армию и пойду наводить порядок на север. Эти неслухи у меня ещё сажаемыми на кол собственными детьми налюбуются, насилуемыми до смерти жёнами и сёстрами… и сами будут умирать медленно… самых лучших палачей привлеку».

Потом тяжёлая работа и нервотрёпка приглушили радостный подъём тех дней. Хлопот оказалось – выше минаретов Айя Софии. Но кто обещал, что всё пройдёт легко и быстро?

При горячем одобрении своего войска и янычар, оставшихся в Стамбуле, он провозгласил о возвращении на трон султанов Мустафы I. Скромно отведя себе (пока) место великого визиря. Последний из Османов, узнав о том, что его опять делают султаном, сильно расстроился и расплакался. Быть султаном ему не нравилось. Пришлось уверять недоумка, что никаких обязанностей на него возлагать не будут, а для разбрасывания в проливе будут давать много монет. Любил Мустафа подкармливать рыб золотыми. Попытавшуюся было претендовать на власть его совсем выжившую из ума старуху-мать тайком удавили. Чтоб не путалась под ногами, не до неё.

Мустафа был очень популярен среди янычар, короткое его правление вспоминалось ими как золотое время. Банды янычар тогда, ничем не рискуя, грабили богатых горожан столицы. Тяготами службы сумасшедший их также не обременял, в отличие от севшего на трон после него Мурада. Каймакаму Стамбула Муссе-паше было оставлено его каймакамство и даровано звание сердара[98] войска халифа. Он уже знал, что лидеры оджака в разгроме столицы обвинили именно его, за что светила ему скорая и лютая смерть, поэтому Мусса безоговорочно встал на сторону Еэна. Хотя, имея более высокий чин, мог претендовать и на великое визирство. Впрочем, человек неглупый, каймакам понимал, в смутные времена всё решает военная сила. У него самого её было слишком мало, чтобы даже остаться в живых.

Именно Мусса-паша смог сагитировать уцелевших при разгроме города янычар, в основном – ветеранов и не ходившую в походы молодёжь, присягнуть Мустафе. То есть, следовательно, выступить против родного оджака, выдвинувшего идею выбора султана из Гиреев. Еэн не мог не оценить подобной услуги. Не без помощи градоначальника удалось набрать в армию много азапов и секбанов в Стамбуле. Правда, потом ему пришлось от армейских дел несколько отстраниться. Каймакаму хватало хлопот и с наведением порядка в городе. Ещё не восстановившийся после страшного пожара тысяча сорок третьего года (по Григорианскому летосчислению – тысяча шестьсот тридцать третьего), в этот раз Стамбул пострадал куда сильнее. Выгорела не треть, а добрых две трети построек, да и людей погибло несравненно больше. Вместо положенного светлого времени суток после смерти, покойников хоронили одиннадцать дней. Да и позже, то и дело при разборке сгоревших домов находили человеческие останки. Вероятно, именно каймакаму принадлежит заслуга в отсутствии в городе эпидемии. Естественно в местах, где временно поселились беженцы из Стамбула, тяжёлое расстройство кишечника, нередко – со смертельным исходом, случалось часто. Но всеобщей бедой это не стало, и армию эта напасть почти не задела.

Посоветовавшись, новый диван постановил, что полностью город восстанавливать не будут, слишком много там жило бездельников и негодяев. Стамбульцев, оказавшихся без крыши над головой, решили расселить по сельской местности. Желающие вернуться в город должны были заплатить или завоевать это право с оружием в руках, вступив в румелийскую, ныне османскую, армию. Разъяснения помощников каймакама среди жителей Стамбула, как остававшихся в городе, так и вынужденно покинувших его, давали неплохой наплыв добровольцев. Еэн понимал, что с опытными воинами их не сравнить, но чем больше армия, тем значительнее шансы на победу.