Честь самурая - Эйдзи Ёсикава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Цутия! Цутия Уэмон! — закричал Кацуёри, подзывая своего вассала. — Посади мою жену на коня.
Тот направился было к княгине, но она остановила его жестом и сказала:
— Недаром говорится, что истинный самурай не служит двум господам. Точно так же и женщина. Выйдя замуж, она не должна возвращаться под родительский кров. Хотя с вашей стороны великодушно отправить меня в Одавару, но я никуда отсюда не уеду. Я буду с вами до конца. Тогда, возможно, вам не захочется разлучаться со мною и в следующей жизни.
В это мгновение подбежали двое соратников князя и сообщили, что враг уже рядом.
— Они уже вошли в храм у подножия горы.
Жена Кацуёри, обратясь к своим фрейлинам, сурово одернула их:
— Слезами горю не поможешь. Пора заняться последними приготовлениями.
Молодая женщина — а княгине не исполнилось еще и двадцати лет — сохраняла чувство собственного достоинства даже перед лицом неминуемой смерти.
Фрейлины ушли, но вскоре появились с подносом, на котором были чашечка из необожженной глины и кувшинчик сакэ. Они поставили поднос перед Кацуёри и его сыном. Судя по всему, супруга Кацуёри заранее готовилась к этому торжественному часу. Не проронив ни слова, она наполнила чашечку и подала ее мужу. Кацуёри отпил из нее и передал сыну. А затем подал чашечку жене.
— Мой господин, а теперь чашечку для братьев Цутия, — сказала княгиня. — Цутия, давайте простимся, пока мы все еще в этом мире.
Цутия Содзо, личный оруженосец Кацуёри, и его младшие братья были всей душой преданы своему князю. Содзо исполнилось двадцать шесть, второму брату — двадцать один, а третьему — только восемнадцать. Вместе с князем верные его соратники покинули новую столицу, вместе стояли сейчас на горе Тэммоку.
— Одаренный такой милостью, я ни о чем не жалею. — Осушив чашечку с сакэ, Содзо с улыбкой обернулся к младшим братьям. А затем обратился к Кацуёри и его жене: — Во всех ваших нынешних несчастьях виновны только мы, ваши недостойные вассалы. Среди нас даже нашлись предатели. Но ни вы, князь, ни ваша супруга не должны думать, будто все ваши приверженцы таковы. И сейчас, в последний час, все, кто по крайней мере остался рядом с вами, преданы вам душой и телом. Поверьте же и в человеческий род, и в этот мир, и войдите во врата смерти с достоинством и без сожаления.
Закончив речь, Содзо направился к своей жене, которая была одной из фрейлин супруги Кацуёри.
И вдруг раздался душераздирающий детский крик.
— Содзо? Что ты наделал? — воскликнул Кацуёри.
Содзо на глазах у жены заколол своего четырехлетнего сына. Жена его зарыдала. Не отерев окровавленного меча, Содзо простерся ниц перед князем.
— В доказательство того, что слова мои не пусты, я только что послал собственного сына опередить нас на дороге смерти. Враг все равно не пощадил бы его. Мой господин, я тоже уйду вместе с вами, а погибну ли я первым или последним — это решит мгновение.
Как жаль, что цветы
Неизбежно увянут
У нас на глазах,
Ни один из них
Не достоит
До конца весны.
Закрыв лицо рукавом, супруга Кацуёри запела эту песню, перемежая слова слезами и вздохами. Одна из ее фрейлин подхватила:
Когда они цвели,
Им не было числа,
Но до конца весны
Они увянут все.
И пока звучала песня, женщины, одна за другой, доставали кинжалы и вонзали их себе в грудь или перерезали горло. Алая кровь омыла их черные волосы. Внезапно в воздухе просвистела стрела, потом другая — и вот уже стрелы полетели в них со всех сторон. Издали послышалась оружейная пальба.
— Вот и они!
— Готовьтесь, мой господин!
Воины окружили князя. Кацуёри посмотрел на пятнадцатилетнего сына: тот был полон решимости.
— Ты готов?
Таро почтительно поклонился отцу.
— Я готов умереть прямо здесь, рядом с вами, — ответил он.
— Что ж, тогда простимся перед боем.
Отец и сын уже готовы были ринуться в бой, но в это время жена Кацуёри окликнула мужа:
— Я хочу умереть прежде вас!
Кацуёри замер, не сводя глаз с жены. Держа в руках малый меч, княгиня Такэда бросила на мужа последний взгляд, а затем закрыла глаза. Ее лицо сияло неземной белизной, как луна, восходящая над гребнем гор. Она прочитала свой любимый стих из сутры лотоса.
— Цутия! — позвал Кацуёри.
— Да, мой господин?
— Помоги ей.
Но княгиня не стала дожидаться и, продолжая читать сутру, вонзила меч себе в рот.
Как только она упала наземь, одна из фрейлин принялась поторапливать немногих еще оставшихся в живых:
— Ее светлость опередила нас. Нам нельзя опаздывать, иначе мы не догоним ее на дороге смерти. — И она перерезала себе горло.
— И нам пора!
С этими словами оставшиеся женщины совершили самоубийство, поникнув, как цветник на зимнем ветру. Убивая себя, они падали набок или ничком, некоторые, обнявшись, одновременно поражали кинжалами друг друга. Этот жуткий ритуал сопровождался плачем младенцев, еще не отлученных от материнской груди.
Содзо в последнее мгновение отвел четырех женщин с детьми к лошадям и чуть ли не силком усадил их в седла.
— Если вы не умрете вместе со всеми, это вовсе не будет предательством. Вам надо выжить, надо вырастить детей и позаботиться о том, чтобы они служили заупокойные службы по нашему клану и его несчастному князю. — С этими словами Содзо резко ударил лошадей древком копья. Лошади понеслись, женский плач и надрывный детский крик удалялись.
Содзо обернулся к братьям:
— Ну что ж, пошли!
К этому времени воины Оды поднялись уже так высоко, что можно было различить их лица. Кацуёри и его сын были окружены врагами. Бросившись к ним на выручку, Содзо увидел, что один из вассалов князя бежит, увы, в противоположном направлении.
— Ах ты, предатель! — воскликнул Содзо и погнался за ним. — Куда это ты собрался?
Содзо ударил беглеца мечом в спину. А затем бросился в гущу вражеского воинства.
— Подайте мне лук! Содзо, подай мне лук!
Кацуёри порвал тетиву уже на двух луках, и сейчас ему понадобился третий. Содзо пробился к своему князю и сейчас по возможности отражал обрушивающиеся на него удары. Расстреляв все стрелы, Кацуёри отшвырнул лук и взялся за боевой топор, сжимая в другой руке длинный меч. В возникшей рукопашной с явно превосходящим противником жить ему оставалось всего несколько мгновений.
— Это конец!
— Князь Кацуёри! Князь Таро! Я погибну перед вами!
Перекликаясь подобным образом, последние воины Такэды умирали один за другим. Из разбитых доспехов на груди у Кацуёри уже сочилась кровь.
— Таро!
В последние мгновения он звал сына, но взор его уже застилала кровавая пелена. Вокруг него были только враги.
— Мой господин! Я все еще с вами! Содзо рядом с вами!
— Содзо, быстрее на помощь!.. Я сделаю сэппуку.
Опираясь на плечо верного вассала, Кацуёри отступил шагов на сто, затем опустился на колени, но, израненный копьями и стрелами, истекающий кровью, он уже не владел собственными руками.
— Простите меня!
Не в силах видеть мучения и бессилие своего господина, Содзо пришел на помощь и отрубил ему голову. Тело Кацуёри рухнуло вперед, а Содзо, подхватив отрубленную голову, высоко поднял ее, плача от горя.
Передав голову Кацуёри своему младшему восемнадцатилетнему брату, Содзо велел ему спастись бегством и сохранить ее. Но, обливаясь слезами, юноша отказался подчиниться: он решил умереть вместе со всеми.
— Глупец! Убирайся отсюда!
Содзо отшвырнул его в сторону, но было уже слишком поздно. Вражеские воины взяли их в железный обруч. Под сыплющимися со всех сторон ударами братья Цутия пали смертью храбрых.
Средний из братьев от начала боя и до самого его конца оставался рядом с Таро. Молодого князя и его последнего вассала убили в то же мгновение, когда чуть в стороне от них пали под ударами старший и младший братья Цутия. Таро в свои юные годы слыл писаным красавцем, и в «Летописи времен Нобунаги», автор которой не склонен был проявлять особую жалость, описывая гибель клана Такэда, о нем все же сказано, что он был прекрасен и умер прекрасной смертью.
К часу Змеи все уже было кончено. Клана Такэда больше не существовало.
Войско клана Ода, взявшее Кисо и Ину, собралось в Суве, запрудив улицы этого города. Нобунага избрал своей резиденцией на время всего похода храм Хоё. Двадцать девятого числа у храмовых ворот состоялась раздача наград войску, а на следующий день Нобунага устроил для своих военачальников пир в честь одержанных ими побед.
— Кажется, вы сегодня порядочно перебрали, князь Мицухидэ. Для вас такое — большая редкость, — сказал Такигава Кадзумасу своему соседу по пиршественному столу.
