Словарь Ламприера - Лоуренс Норфолк

По левому борту промелькнула темная Вандея, и земля отступила в изгибе береговой линии. Маленький островок, казалось, поднял якорь и отплыл от берега, когда «Вендрагон» приблизился к нему. Петер Раткаэль-Герберт искоса взглянул на Уилберфорса и показал ему на слабый огонек, блестевший на одном из мысов. В эту секунду корабль резко повернул влево, меняя курс, и направился к этому мысу. Четверо пассажиров смотрели, как слабый огонек, приближаясь, делается все ярче. Зеленый маяк подавал сигналы «Вендрагону», маня его к берегу.

— Здесь мы остановимся, — убежденно произнес Эбен.

— А где мы? — спросил Петер Раткаэль-Герберт.

— Это остров Ре. — Уилберфорс указал на темный островок, оставшийся теперь по правому борту. — Значит, мы где-то лигах в четырех от Рошели.

Оперный театр превратился в груду тлеющих углей. К нему бежали люди с ведрами. Но было уже слишком поздно. Мятежников не стало. По улицам бродили только кучки перепуганных людей с дымными факелами. На лицах их было удивленное выражение, словно они ожидали от своих усилий совсем других результатов. Туча пепла, поднявшаяся в воздух, постепенно оседала, черные конфетти осыпали Ламприера и Джульетту.

— Виконт сказал тебе? Он назвал имя? — спросил он ее.

Джульетта кивнула.

— Кто он?

В воздухе над их головами кружились и пропадали обрывки бумаги. Висел запах гари. Крохотные бумажные клочки складывались в строки, расписка — «вручить мадам К.»… «Прости меня, Марианна…»

Вся короткая жизнь Джульетты замкнулась петлей, возвращая ее назад, в Париж, на улицу Рю-Бушер-де-Дю-Буль, в ту ночь, когда шел ужасный ливень. Точно ли Кастерлей выследил ее прошлое?

Джульетта снова видела, как она выходит из кареты, как кладет ладонь на стол в библиотеке. Они бродили во тьме незнания. Неведение. Они спаслись из подземелья, но Ламприер отпустил ее тогда, в архиве, и навсегда потерял. Ее лицо уносилось прочь от него за окном кареты, растворяясь во тьме. Джульетта лежала рядом с ним на узкой постели, голодными устами прижимаясь к нему, так неожиданно ставшему ее возлюбленным. Его так просто было сделать счастливым. Шарль в чужой комнате за столом писал письмо жене. Значки, буквы, строки собирались в чудовищный механизм, шифр, ключ и к нему, и к ней, но против их союза, и механизм Кастерлея в конце концов загнал их в эту точку, где Джульетта с помертвевшим лицом повернулась к Ламприеру и ответила:

— Твой отец. Твой, как и мой.

Мальчик, спотыкаясь, тащил его бегом на север, мимо Епископских Ворот, потом на запад, через лабиринт переулков под Лондонской Стеной, и где они шли потом, сэр Джон перестал понимать. Он чувствовал под ногами слякоть, затем твердую землю, булыжники мостовой, каменные плиты и доски. Он слышал легкие шаги поводыря, бегущего впереди, и время от времени до него доносился далекий рев толпы. Он не различал поворотов и петель избранной поводырем дороги и не мог понять, то ли они пробираются по какой-нибудь узкой безлюдной улочке, то ли бегут у всех на виду посередине Стренда. Когда сэр Джон обращался к своему проводнику, тот отвечал, но так, что слепой ничего не мог понять. Они приближаются к такому-то переулку по Мэгпай или заворачивают за угол от Сильверо. Мэгпай. Сильверо. Топография, которой пользовался мальчишка, была совершенно незнакома сэру Джону.

— Подождите здесь, сэр Джон.

Он остановился и перевел дыхание. Мальчик пробежал немного вперед. Прошла минута или две; сэр Джон прислушивался к ударам своего бешено колотящегося сердца. Потом поводырь вернулся.

— Впереди все чисто, сэр Джон.

Сэр Джон позволил завести себя за угол и окунулся в тишину соседней улицы. Мальчик снова остановился.

— Мы пришли, сэр Джон. Здесь вы будете в безопасности.

Они преодолели короткий лестничный пролет, и сэр Джон почувствовал, как его пальцы положили на дверную ручку.

— Где мы? — спросил он, толкнув и открыв дверь. Когда он переступил порог, навстречу ему рванулся холодный воздух. — Мальчик, ты где? — Молчание. — Ты здесь?

Из погребов внизу до ноздрей сэра Джона донесся знакомый слабый запах карболки. Мальчик ушел. Сэр Джон остался один в мертвецкой.

— Хороший мальчик, — пробормотал сэр Джон, спускаясь по знакомым ступеням. Месяцы ожидания остались позади. Сэр Джон наконец встретился лицом к лицу с Фариной, и хотя он потерпел поражение, но все же чувствовал теперь, как с плеч его упало тяжкое бремя. Сэр Джон повел своих людей на битву, и они бежали. Только мальчик остался с ним и довел проигравшего войну генерала до убежища.

Ступени сменились гладким каменным полом. Сэр Джон знал, что у дальней стены анатомической комнаты Раджа стоит кресло с высокой спинкой. Он начал пробираться к креслу между столов. На долю Генри никогда не выпадало ничего подобного, но если бы такое все же произошло, что бы он стал делать? Ничего, подумал сэр Джон. Ровным счетом ничего.

Как он подсчитал впоследствии, прошло два часа, прежде чем входная дверь снова отворилась. Сэр Джон услышал треск зажигавшейся спички на верхнем этаже, а потом раздались шаги: кто-то спускался по лестнице знакомой походкой.

— Радж?

Шаги остановились.

— Сэр Джон.

— Ты видел их, Радж? У них был ее труп. Как они смогли…

— Я видел, сэр Джон.

Сэр Джон молчал. Что-то в голосе Раджа ему не нравилось.

— Скажи мне, Радж. Зачем ты сюда пришел?

— Я пришел к вам, сэр Джон.

Сэр Джон поднялся и встал лицом к своему гостю.

— Ты мог найти меня раньше, — осторожно произнес он, прислушиваясь к движениям посетителя.

— Я вас потерял, — ответил тот. Голос его был другим — более глубоким, с какими-то новыми модуляциями. Неужели сэра Джона можно было так долго водить за нос?

— Я чувствовал, что нам надо встретиться, сэр Джон. По крайней мере еще один раз.

Теперь он все понимал: почему каждый шаг его оказывался предугадан, почему невидимый враг отвечал ударом на каждый удар сэра Джона. Он всегда опаздывал, враг всегда опережал его на шаг. Но теперь игра окончена.

— Ты победил, — сказал сэр Джон. — Город твой. Хочешь — оставайся, хочешь — уходи. Мне нечего сказать тебе.

Сэр Джон услышал, как со светильника поднялся стеклянный колпак, потом раздались глубокий вдох и резкий выдох. Пламя погасло, и сэр Джон почувствовал запах дыма от фитиля.

— Нет, сэр Джон, — ответил Фарина. — Я проиграл. Мои люди предали меня. Сегодня ночью победили вы.

Когда «Вендрагон» приблизился к маяку, матросы засуетились, убирая парус. Три капитана и Петер Раткаэль-Герберт смотрели, как на них надвигается из темноты береговая линия. Зеленый огонь светился на середине склона холма. От мыса в море уходил причал. За причалом Эбен разглядел длинный ряд повозок — штук двадцать или даже больше, — и возле повозок расхаживало множество людей с ломами и молотками на длинных ручках. Причал приближался быстрее, чем Эбену показалось вначале, и на мгновение он подумал, что корабль обязательно врежется в него, но он ошибся: широкий трап скользнул с левого борта, перлини натянулись над битенгами, и причальные канаты, пойманные на берегу, надежно закрепили «Вендрагон» у пристани. Люди с молотками и ломами двинулись к кораблю. Впереди шли двое, одетые лучше прочих. Уилберфорс окинул взглядом все это общество и повернулся к Эбену:

— Не очень-то мне это нравится. Эбен кивнул.

— Вступим в переговоры, — отозвался он.

Все четверо спустились по трапу навстречу приближавшейся парочке; те остановились, повернулись друг к другу и стали о чем-то шептаться.

— Добрый вечер! — приветствовал их Эбен. Они снова пошептались, потом тот, что был пониже ростом, протянул руку.

— Добро пожаловать, — сказал он. — Месье Жак еще на борту?

— Жак? Кажется, я не знаю никакого Жака. Мы здесь по поручению юного Ламприера, — решительно заявил капитан Гардиан.

Это утверждение вызвало новые перешептывания. Причал заполнился людьми, столпившимися за спиной совещающихся начальников. В конце концов Дюлюк отвернулся от своего товарища и обратился к помощникам. Он говорил очень взволнованно, то и дело указывая в сторону четверых гостей, но говорил только по-французски, так что только Петер Раткаэль-Герберт получил некоторое представление о смысле его речи.

— Они приветствуют нас, — объяснил он своим спутникам. — Они говорят, что без нашей великой жертвы. все было бы потеряно. И еще что-то… Мы с вами — невоспетые герои… герои революции.

— Превосходно, — сказал Эбен.

— А теперь он говорит что-то о повозках. Кажется, они хотят разгрузить корабль. Да, именно так. Груз…

Он еще не успел договорить, как первый из двоих начальников двинулся вверх по трапу и к люку, ведущему в трюм.

— А какой груз? — спросил Уилберфорс.

— Статуи, — ответил Эбен.

Нигль и его матросы исчезли под палубой. Четверо друзей смотрели, как из трюма достают первый ящик, перебрасывают его через борт и несут по причалу к повозкам, ожидающим на берегу. Люди с молотками и ломами приступили к работе, и вскоре все вокруг было завалено щепками и обломками дерева. Из разбитых ящиков доставали статуи и выстраивали вдоль берега. Грузчики работали без перерывов, и вскоре вокруг повозок собралась целая толпа статуй: Минерва, Юнона, Венера, Диана со своими нимфами, Геркулес, борющийся со змеями, Юпитер с молнией, Нептун с урной, сатиры, дриады и гамадриады. Все они глядели слепыми глазницами друг на друга и на других богов, богинь и героев, появляющихся следом из разбитых ящиков.