Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Враг был разбит, впереди были Иерусалим, Дамаск, Багдад. А дальше – возможно Тегеран, Баку, Тбилиси?
Нью-Йорк, отель «Хилтон».
1 июля 1943 года
– Господа, надеюсь, что причина, заставившая собраться нас здесь будто каких-то гангстеров[38], достаточно уважительная? – произнес толстяк с неизменной сигарой, очень похожий на Черчилля. – А то я, знаете, человек очень занятой.
– Время не терпит, – ответил второй, по виду лощеный британский аристократ. – И поверьте, я своим временем дорожу не меньше. Потому я и настоял на этой встрече. События развиваются слишком быстро и непредсказуемо, я про Старый Свет говорю. И про контракты, которые вы заключили с русскими.
– А что вам до моих дел? – с вызовом спросил коротышка. – Я же не спрашиваю, что за бизнес у вас во Франции, которым занимаются ваши люди под вывеской «аргентинцев». Хотя в прошлый раз мы договорились с нашим противником в этой войне дел не иметь!
– Только вот кого считать противником? – ответил «аристократ». – Ситуация начинает мне не нравиться всерьез. Вам не кажется, что мы поставили не на ту лошадь? И русские, раздавив Еврорейх, сами займут его место, став для нас намного более опасным конкурентом. Не пора ли перейти к политике сдерживания этого быстро растущего монстра, допустив, что с Германией он справится сейчас и сам.
– С Еврорейхом, – поправил третий, джентльмен с военной выправкой. – Мне так не кажется. Пока что игра все же идет на русском поле, и Еврорейх явно ведет по очкам. А главное же, по всем основополагающим показателям, как промышленная мощь и людские ресурсы, у него значительное превосходство. Да, гунны потерпели на Днепре очередную тактическую неудачу – но стоит им собраться с силами, как русским придется туго. А нам сейчас абсолютно нечем похвастать на поле боя.
– Кто уверял, что через неделю Португалия будет наша? – спросил «аристократ». – Лучшие наши войска, отборные десантные дивизии, какие сумела выделить Америка – и что в итоге? Вместо бешеной дикой кошки мы выбросили на вражеский берег полудохлого кита! Причем даже в Объединенном Штабе, такое у меня впечатление, сама мысль о наступлении оттуда вызывает панику. Геббельс по радио и все газеты Еврорейха уже изошлись желчью по поводу такого «второго фронта». И это при том, что против нас там стоят даже не немцы, а большей частью испанцы! Для которых эта война уже приобрела характер мести за Кубу и Филиппины.
– Снабжение! – напомнил военный. – Господа, сейчас не времена Наполеона. Лихие сабельные атаки давно ушли в прошлое, на поле боя все решает техника. Мы же не русские, чтобы, как писали с их фронта, «расходовать один снаряд в день»! Знаете, сколько снарядов нужно выпустить во врага для простого удержания фронта? А для наступления? Учитывая, что линия соприкосновения с противником удлиняется и удаляется, а каждый снаряд и патрон еще должен быть привезен! Уверяю, что наша португальская армия делает все реально возможное – при существующем снабжении. Увеличьте подвоз в разы – и мы выбросим гуннов с Пиренеев. А пока подвозимого едва хватает держать существующий плацдарм. И не дай бог коммуникация прервется – тогда придется капитулировать. Не идти же врукопашную против танков? Генералов можно понять – они сейчас в положении должника, когда один просроченный платеж, не дошедший конвой означает банкротство, крах.
– И Марокко тоже? – спросил четвертый джентльмен, лицом похожий на бравого ковбоя из вестернов. – Позвольте спросить, а что тогда вообще делают там наши американские парни?
– Вложение в будущее, – сказал аристократ. – Согласитесь, что Доктрина Монро для Америки уже тесна. И потому меня беспокоит: разгромив Еврорейх, не освобождаем ли мы место для русских? Не случится ли, что они будут брать Париж, когда мы еще не выйдем из Португалии? Если у них и дальше пойдут такие успехи.
– Да с чего вы взяли! – воскликнул военный. – Остаюсь при своем мнении: Еврорейх рано списывать с доски! Вам напомнить, что такое германская военная машина? Сильнейшая сухопутная армия мира, промышленность всей Европы, а теперь еще оказывается, не самый последний флот! По нашим расчетам, Гитлер может выставить и вооружить десять миллионов солдат. И у него не самые плохие генералы, судя по тому, что творится в Египте. Ну, а русский фронт – так от неудач никто не застрахован.
– А все же? – не унимался «аристократ». – Если Еврорейх – колосс на глиняных ногах? Ну, как Персия перед разгромом Александром Македонским. И силы тоже казались неравными, вот только, чем кончилось, все помнят? Рассказать вам, что мои люди увидели во Франции? Не только полное отсутствие желания сражаться и умирать за Еврорейх, но и вообще признания его интересов своими. Правда, говорят, это было в самом начале: и подъем духа, и даже воспоминания о славе Наполеона. После Днепра же, где погибло четыреста тысяч французов как в битве за Верден, с ужасом спрашивают, какова же будет Сомма этой войны? Доходит до того, что арестованных за саботаж, «за непочтение к Рейху» и прочие грехи прямо спрашивают: концлагерь или Восточный фронт? А кто не годен к службе, забирают на трудовую повинность, ну как наших безработных во времена депрессии – они заняты или на тяжелых работах, вроде строительства дорог и мостов, или находятся на казарменном положении при фабриках, в отрыве от семей, по сути, на положении арестантов: не получая платы, лишь койку и еду, под угрозой наказания «за дезертирство». Это называется «мобилизация промышленности в интересах войны».
– Бред! – сказал толстяк. – Как вы это представляете, при современной промышленности – и рабский труд? Без всякого гуманизма, просто очень неэффективно. Какое будет качество продукции при такой практике? Вы уверены в достоверности ваших сведений?
– Уверен, – ответил «аристократ». – Пока так поступают лишь с наказанными за какую-то провинность, но ходят упорные слухи, что скоро это ждет всех не занятых на военных производствах: кого не на фронт, тех на трудовую повинность в интересах фронта. И зная немецкую склонность к порядку, в это можно поверить. По крайней мере в это верят во Франции, Бельгии, Голландии, Дании те, кто говорили с моими людьми.