Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

В истории про взрыв в Галифаксе, писал Джек, есть и другие хорошие персонажи. Например, Фрэнк Маки, лоцман, не говоривший по-французски. А еще – адвокат норвежской судовладельческой компании Берчелл, роль, которую с руками, оторвал бы любой актер. Берчелл в те годы был лучший специалист по морскому праву на западном побережье Атлантики, по словам Берда, «способный на самые мерзкие приемы в суде». Судья на процессе изначально склонялся к мысли о невиновности команды «Имо», да и общественное мнение было не на стороне «Монблана» (и французов вообще), и Берчелл, несомненно, почувствовал здесь повод «для самой яростной атаки на свидетелей».

Когда перед нами такой богатый материал, зачем выдумывать какую-то убогую историю, спрашивал Джек Корнелию Лебрен. На фоне двух тысяч убитых, девяти тысяч раненых и двухсот ослепших – кому какое дело до потерявшего память, парик и одежду трансвестита, который получил лишь легкие ожоги? В общем, Джек написал, что весь сценарий Максвини – «дерьмо, от которого воняет за версту». Доктор Гарсия, возможно, предостерегла бы его от таких слов – с ее точки зрения, это было лишнее отклонение от сюжета – и, как показали дальнейшие события, оказалась бы права. Но Джек в горячности написал именно так.

Он извинился, что зря потратил время мадам Лебрен и мистера Максвини, согласившись на встречу в Галифаксе, в которой, как он теперь понимает, нет и не может быть никакого смысла. Джек добавил, что один взгляд на пробитое окно в соборе Св. Павла дал ему понять, насколько сюжет Максвини «банален», «пошл» и «основан на эксплуатации низменных инстинктов»; Максвини превратил подлинную трагедию в «гнусную мелодраму».

Джек совсем забыл написать, что ему хочется работать с Корнелией – по этой причине он и согласился сначала приехать в Галифакс. Он забыл добавить, что в его карьере было достаточно ролей с переодеванием в женщину; если он когда-то и хотел играть их, то эту свою страсть удовлетворил полностью, с лихвой и давно. Джек – состоявшийся актер и поэтому не считает, что просит слишком многого, намереваясь играть только мужские роли.

Несмотря на эти две оплошности, Джек оставил портье целый ворох бумаг для Корнелии (все на фирменных бланках отеля) и отправился обедать в «Пишущую братию». Вернувшись в отель, он справился у портье, не оставила ли для него сообщения мадам Лебрен; тот ответил, что она в баре.

Джек не очень представлял себе, как выглядит Корнелия Лебрен (низкорослая женщина за шестьдесят, вроде мисс Вурц). Но сразу ее заметил – в Галифаксе немного найдется дам, одевающихся в замшевые брючные костюмы зеленого цвета и красящих губы ярко-оранжевой помадой.

– Корнелия? – осведомился Джек.

– Жак Бернс! – воскликнула француженка и собиралась поцеловать Джека, но между ними влез какой-то крупный волосатый мужик.

Он был крупнее, чем на фотографиях в своих книгах, волосатее, чем самый небритый лесоруб. Джек не смог заставить себя прочесть ни страницы – слишком много в книгах этого мужлана сосен, гнущихся на ветру, серых скал Канадского щита, безжалостного моря, плохой погоды и бухла, да и стиль, как бы это сказать, брутальный. От него к тому же несло перегаром – конечно, это Дуг Максвини. Джек протянул ему руку, но тот и не думал ее пожимать, а левым хуком засветил Джеку в висок. Джек даже не видел, как писатель замахивается.

– Я тебе покажу «дерьмо»! – сказал Максвини, но Джек услышал только «я», потому что рухнул на пол без сознания. Сам виноват – надо было ожидать такой подлости от писаки, сумевшего сделать из взрыва в Галифаксе любовную историю с извращениями.

Джек пришел в себя в своем номере. Он лежал на кровати, в одежде, но разутый; голова трещала. Рядом сидела Корнелия Лебрен, прижимая к его синяку полотенце со льдом. Подонок, пьяная мразь, он же мог меня убить, подумал Джек.

– Это я виновата, – сказала мадам Лебрен. – Я не умею читать по-английски написанное от руки.

– Понятно, – сказал Джек.

– Я попросила Дуги зачитать мне вслух твои замечания. Faux pas, ничего не скажешь. Думаю, особенно ему не понравилось «дерьмо, от которого воняет за версту».

– Ну, там еще были слова «банальный», «пошлый» и «низменный».

– Ну да, плюс он выпил.

– Знаете, мне и самому приходилось читать разгромные рецензии на себя, – сказал Джек, – но я почему-то не стал бить Роджера Эберта своим «Оскаром» по голове.

– Кого бить по голове?

– Не важно. Я в этом фильме играть не буду.

– Я все равно собиралась брать на роль Медека француза, несмотря на твои таланты в смысле иностранного акцента.

Но и без Джека фильм ей снять не пришлось. После терактов 11 сентября того же года деньги на фильм про взрыв в Галифаксе стало решительно невозможно найти – играй в нем хоть Харрисон Форд. Внезапно фильмы-катастрофы вышли из моды (и это продолжалось целый год).

По канадскому телевидению показали все-таки что-то про взрыв, но это было два годя спустя, Джек не стал смотреть. Он даже не знал, документальный это фильм или «художественная постановка», как сказала бы мисс Вурц. Джек знал одно – Дуг Максвини не значился в списке создателей. И пришел к разумному выводу, что Дугу уже никогда не работать с Корнелией Лебрен – она не привыкла, когда в ее присутствии коллеги здороваются с другими коллегами подобным образом.

Мадам Лебрен приложила к его виску полотенце, администрация отеля тем временем прислала в номер врача. Женщина-врач сказала Джеку, что у него легкое сотрясение мозга; кровь пульсировала в виске с такой силой, что он позволил себе не согласиться с диагнозом «легкое». Еще врач наказала ему не спать более двух часов подряд и позвонила портье с наказом будить Джека Бернса каждые два часа – если он не возьмет трубку, надлежало подняться к нему в номер. Кроме того, пару дней ему нужно побыть в покое, завтрашний рейс в Бостон придется отменить.

Ночью, в промежутках между звонками портье, Джеку снилось, что он на съемочной площадке.

– Тишина, пожалуйста, – говорил помощник режиссера, в сотый, кажется, раз.

– Внимание, мотор!

– Стоп, снято.

Во сне он понял, как соскучился по работе. Кажется, он слишком давно не снимался.

Утром Джек прошелся по Беррингтон-стрит, ища, что бы почитать, и наткнулся на книжный магазин под названием «Комната с книгами». Хозяин узнал его и пригласил на чашку кофе; Джек предложил подписать несколько экземпляров «Глотателя», если они, конечно, есть в магазине. Эммин издатель опубликовал сценарий, его часто продавали в одной упаковке с видеокассетой.

Торговца звали Чарльз Берчелл, оказалось, он внук того самого адвоката. Джек рассказал ему, что родился в приходском доме при соборе Св. Павла, Чарльз в ответ рассказал, что после взрыва в ризнице собора развернули госпиталь, а вдоль стен складировали штабелями трупы погибших.

Книготорговец любезно вызвался устроить Джеку экскурсию по гавани. Джек хотел поглядеть на причалы, куда прибывали корабли с иммигрантами. Потом Чарльз свозил Джека на кладбище Фейрвью-Лаун, где похоронены жертвы «Титаника» (ничего не скажешь, повидал Галифакс за свою историю катастроф), и прогулялся с ним между могилами.

Памятник установленв память о неизвестном ребенке, чьи останки обнаружены на месте гибели «Титаника» 15 апреля 1912 года

Таких камней было очень много.

Альма Полсон29 летПогибла вместе с четырьмя детьми

Иногда стояли одни имена и возраст.

Тобург Дандрия 8 летПол Фольке 6 летСтина Виола 4 годаГоста Леонард 2 года

Иногда – просто цифры.

Погибший15 апреля 1912Номер 227

Одно надгробие выделялось на фоне других, там лежало очень много цветов, за которыми было едва заметно имя, «Дж. Доусон». Что-то знакомое, подумал Джек. Чарльз объяснил ему – так звали персонажа Леонардо Ди Каприо из фильма Джеймса Камерона.

– Вы что, хотите сказать, Джек Доусон существовал на самом деле? – спросил Джек.

– Понятия не имею, – сказал Чарльз.

Конечно, под камнем мог лежать совсем другой Дж. Доусон. Персонаж Ди Каприо вполне мог быть выдуман из головы. Но после выхода фильма посетители кладбища жертв «Титаника» клали цветы на эту могилу по единственной причине – они верили, что это тот самый Доусон. Более того – девушки, приносившие цветы на могилу Дж. Доусона, были уверены, что под камнем лежит некто, похожий на Ди Каприо как две капли воды.

– Какая мерзость все это кино, – сплюнул с отвращением Джек. Чарльз долго смеялся.

Но тут-то Джек и понял – вот откуда в волосатую голову этого писаки пришла мысль превратить взрыв в Галифаксе в мелодраму. Идея, что и говорить, тошнотворная – только ее придумал не Дуг Максвини. Он украл ее у создателей «Титаника», он стащил ее с кладбища, где лежат замерзшие в ледяной воде дети!

– Дуг Максвини родом из Галифакса? – спросил Джек у Чарльза, полагая, что тот, как книготорговец, обязан это знать.