Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, вы не правы, я был выдворен за то, что я слишком много выиграл в карты. Правда, перед этим случилось так, что король отверг мои предложения, в то время как герцог Орлеанский принял их к сведению. Лицемерный святоша, постоянно грешивший, он отверг меня за то, что я не католик.
— Матерь Божья! И вы не могли сходить к мессе, как это сделал Генрих Четвертый[1384]. Вы, случайно, не религиозны?
— Я даже не суеверен.
— Только не преувеличивайте. Несуеверных игроков не бывает. Все вы молитесь госпоже Фортуне, от которой зависите.
— Для меня можете сделать исключение. Я завишу только от своего метода. А он — от законов случайности.
— Вы просто хвастаетесь. Но сами себе противоречите. У случайности не бывает законов. Случайность как раз и является отрицанием закона. Это же очевидно.
— Возможно, логически вы и правы. Фактически — нет.
— О, человече! Но если что-то следует из логики, разве не должно это случаться фактически?
— И вы так серьезно считаете? Неужели вы никогда не рассуждали о вероятностях?
— Но вероятности можно оценить, аккуратно взвесив все факты.
— Точно так же можно поступить и в случае карт или костей. Если бы это было не так, то вы вряд ли имели бы такой хороший обед сегодня. Больше десяти лет я жил и жил по-королевски только благодаря картам и костям. Может быть, Фортуна и слепа, но ведь можно взять ее за руку и повести. Искусство выигрыша лежит в исследовании тех причин, по которым люди проигрывают. Возможно, — его тон стал задумчивым, — в этом и есть искусство жизни. Не знаю.
Его удлиненное лицо потемнело. Он поднял графин.
— Позвольте наполнить ваш бокал, дон Пабло. Это токайское из подвалов императора.
— И оно достойно их. Или я ничего не понимаю в винах.
Испанец сжал бокал в своей заросшей волосами руке и с нежностью наблюдал, как вино переливалось топазовым цветом в пламени свечей.
— Однако удача снизошла к вам, дон Хуан, и я пью за то, чтобы она оставалась с вами.
Мистер Лоу тоже поднял бокал.
— Я пью за то, чтобы вы нашли в Англии все, что ищете там.
Уильям Лоу, наблюдавший за ним, заметил, как тень пробежала по его лицу, и добавил это наблюдение к другим замеченным мелочам. Однако только когда дон Пабло распрощался с ними, и братья остались вдвоем, он смог высказать свою озабоченность.
Мистер Лоу перевел разговор на Францию и заговорил о том, что он сегодня узнал о происшедших там событиях.
— Эти новости могут оказаться кстати. Филипп Орлеанский, возможно, до сих пор сохранил интерес к моей системе. И потом он не просто развлекающийся герцог, каким его представляет дон Пабло. Конечно, он сластолюбив, но в то же время он крайне проницателен и имеет много иных достоинств. Я думаю, я смог бы извлечь большую прибыль из несчастья Франции. Когда перед тобой нет других целей, об этом стоит подумать. Возможно, это даже позволит мне оправдаться перед тобой за то, что я по ошибке вызвал тебя в Турин.
— Об этом не стоит беспокоиться. Я и так устал от Амстердама. И кроме того, я готов попытать счастья с тобой в Париже.
— Возможно, было бы лучше, если бы сперва я разведал почву там один. Тут есть о чем подумать. Катрин, к примеру. Она устроит мне сцену, несомненно. Но это она сделает в любом случае, куда бы я ни поехал. Для нее, кажется, имеет значение только ореол мученицы и возможность упрекать меня.
Он невесело рассмеялся.
Светлые, проницательные глаза его брата посуровели.
— Неужели… неужели все время одно и то же?
— А как может быть иначе? Люди меняются только к худшему.
Уильям Лоу медленно подошел и остановился возле сидевшего брата. У него была такая же смуглая кожа, как и у лаэрда Лауристонского, и те же орлиные черты лица. Из них двоих он был более мягким и добрым, а следовательно, и менее решительным.
Он заговорил неожиданно. Его рука сжала плечо брата.
— Прости меня, Джон. Я хотел бы видеть тебя счастливым.
— Счастливым? Но что такое счастье? Я часто думал об этом. Однажды мне показалось, что я схватил его, но оно, как вода, утекло через мои пальцы.
— И это означает, что ты все еще ценишь тень выше сущности.
Нахмурившись, мистер Лоу посмотрел в глаза своему брату.
— Сущность? — спросил он.
— Катрин, — ответил Уилл и нетерпеливо добавил: — А разве она не настоящая сущность? Женщина, пришедшая утешить тебя в твой самый горький час, когда ты был выброшен из жизни, тайком бежал из страны; женщина, которая бросила все ради любви к тебе, в то время как ты бросил все ради страсти к никчемной тени. И ты по-прежнему страдаешь из-за той тени, которая стоит между вами и омрачает твою жизнь с Катрин? Неужели ты…
Мистер Лоу повелительно поднял свою руку — длинную и красивую руку в пене кружев. Тон его оставался по-прежнему бесстрастным.
— Нет, нет, Уилл. С этим покончено. Я покончил с этим, когда Маргарет Огилви пошла по стопам графини Оркни и стала любовницей короля Вильгельма[1385], когда я понял, насколько я был глуп, убив Красавца Уилсона и засунув свою шею в петлю. Да и могло ли быть иначе? — он засмеялся с некоторой горечью. — Мог ли я иначе жениться на Катрин.
— Ты обманываешь себя. Будь снисходителен ко мне, Джон, даже если мои слова причиняют тебе боль. Но меня злит, что ты расходуешь свои душевные силы на никчемные переживания.
— Переживания? Наверное, я наказан за свои грехи, — мистер Лоу был ироничен.
— Тем не менее. Ты взял Катрин в жены в горький час своего разочарования, взял ее, и эта любовь принесла противоядие твоей отравленной душе.
— Я не знал ее тогда.
— Мне думается, ты не знал себя. Ты должен быть благодарен ей за ее любовь к тебе. Она согрела тебя ею, отбросив все, и ты должен помнить это. Но не благодарности ждет от тебя Катрин.
Мистер Лоу заговорил со вздохом, тихо, легонько запинаясь.
— Возможно, это все я и должен был ей дать. И — Бог свидетель — я пытался дать ей все это, но…
— Но?
— Но Катрин сама отвергла это, она проявила себя все взвешивающей, выгадывающей, сварливой — да ты и сам
