Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Гастон, отец Армана и Констана, никогда не упускал случая унизить и оскорбить молодую маркизу. Он ясно давал ей понять, что ее ждет, когда он станет маркизом де Шавере и главой семьи. Учитывая возраст и хвори Бертрана, он был уверен, что этот союз не даст отпрыска, который мог бы встать на его пути к наследству. Когда через семь лет ваше появление на свет разрушило его планы, вся округа звенела от обуявшего его гнева. Он в ярости отправился в суд и потребовал, чтобы младенца объявили незаконнорожденным. Судьи признались, что они не в силах вмешаться. Тогда Гастон подал прошение королю. Результат был тот же. Вне себя от такого отпора, он на каждом шагу объявлял, что сам восстановит справедливость, в которой ему было отказано.
До сих я говорил о том, чему сам был свидетелем. Об остальном могу говорить на основании того, о чем узнал позднее. Мой полк был послан на Антильские острова, и я отправился вместе с ним. Не нужно обладать богатым воображением, чтоб представить себе, какие тяжелые времена наступили вскоре для вашей матушки. Все это длилось четыре года. Затем Бертран умер, и она лишилась последней защиты, старик Ледигьер тоже был в могиле. Ужас перед тем, что могут сделать Гастон и его сыновья, Арман и Констан, тогда уже подростки, окончательно сломил ее дух и она решила увезти вас подальше от них и спрятаться.
Пюизе остановился и немного помолчал, прежде чем закончить рассказ.
— Их отношение к вам после смерти Этьена доказывает, что злоба, которая заставила ее бежать, по-прежнему жива в доме Шеньеров.
Наступило молчание. Пюизе вновь машинально заходил по комнате. Его лицо было задумчиво, голова склонилась на грудь, словно он вглядывался в оживленное им прошлое. Наконец Кантэн заговорил.
— Вы удивительно хорошо осведомлены.
— Так уж вышло.
— И все же в вашем рассказе есть пропуски.
— Естественно.
— Хотите послушать, чем их заполняет мое воображение?
Граф повернулся и пристально посмотрел Кантэну в глаза, затем легким движением руки предложил ему продолжать.
— Когда в те первые бездетные годы замужества маркизе, моей матушке, дали понять, что ее ждет, когда она овдовеет, а это должно было случиться в самом недалеком будущем, она могла решить, что единственный способ защититься от их злобы и не дать себя вышвырнуть вон — это завести ребенка. Она вполне могла предположить, что как мать следующего после Этьена наследника, следующего маркиза, даже овдовев, она будет в безопасности.
В утверждении Кантэна звучали вопросительные ноты, он помедлил, словно ожидая ответа, и взглянул на Пюизе. Но ответа не последовало, и он продолжал:
— Не трудно предположить, что у нее был возлюбленный одних с ней лет, возможно, даже тот, с кем ее разлучило проклятое честолюбие ее отца. Вы не согласны?
— Продолжайте, продолжайте, — отрывисто попросил Пюизе.
— Родился ребенок. Сын, которого так страстно желали. Но события, последовавшие сразу за его рождением показали, как жестоко она ошиблась в расчетах. Итак, как в мне говорили, после смерти Бертрана де Шеньера она осталась совершенно беззащитной и была вынуждена все бросить ради спасения ребенка от злобы Шеньеров, обмануть которых оказалось не так просто, как она полагала.
Кантэн замолк и внимательно посмотрел на Пюизе. Пока молодой человек говорил, граф не шелохнулся.
— Не кажется ли вам, сударь, что все могло случиться именно так? — спросил Кантэн.
— Я… я думаю, нечто подобное могло случиться, — впервые за время знакомства с этим самоуверенным человеком Кантэн заметил в нем признаки нерешительности.
Кантэн подался вперед, и его следующий вопрос прозвучал резко, как удар хлыста.
— Вы знаете, что так оно и было?
Смертельная бледность постепенно залила изможденное лицо графа.
— Да. Знаю, — ответил он.
Кантэн поднялся со стула: они долго в молчании смотрели друг на друга, и во взгляде каждого из них светилось чувство, близкое к ужасу. В этот миг Кантэн разгадал тайну неуловимого сходства Пюизе с тем, кого он когда-то видел. Теперь он твердо знал, что видел это лицо в своем собственном зеркале.
— Вы, конечно, хотите сказать, что вы — мой отец, — он сам удивился странной хрипоте своего голоса.
Лицо Пюизе исказилось, будто его ударили. Он шумно вздохнул и сжал руки.
— О, Господи! — но самообладание тут же вернулось к нему. — Отрицать бесполезно, — признался он, опустив голову.
— Ваше признание многое объясняет, — спокойно заметил Кантэн, — только уверенность в том, что я сын Бертрана де Шеньера, не позволила мне заподозрить это раньше.
И тут стекла в окнах библиотеки дрогнули от мощного ружейного залпа.
— Что это было? — вскрикнул Кантэн.
— Конец последнего претендента, стоявшего между вами и наследством Этьена де Шавере. — Пюизе был страшен в своей невозмутимости.
— Боже мой! — в глазах Кантэна застыл ужас. — Именно поэтому вы и приказали его расстрелять? Да или нет?
— Поверьте, я бы не остановился перед этим, — в голосе графа звучало презрение, — но в том не было необходимости. Я исполнил приговор, вынесенный Тэнтеньяком. Запомните это. Глупец заплатил жизнью за проступок, в результате которого погибли тысячи людей и загублено великое дело.
— Если бы я мог вам верить! — голос Кантэна срывался от горя и возмущения. — Если бы я мог вам верить! Но теперь уже ничего не изменишь.
— Что вас так беспокоит, черт возьми? Вы здесь ни при чем. Можете спать со спокойной совестью. У меня достаточно широкие плечи, чтобы снести и такую ношу. Будьте довольны, что теперь никто не станет оспаривать у вас титул, господин маркиз.
— И вы смеете так говорить? Смеете шутить надо мной, зная, что я не имею на него никаких прав?
— Вы ошибаетесь. Вы имеете все права. Законное право, которое никто не может оспорить, моральное право, заслуженное страданиями вашей матушки.
Кантэн усмехнулся и махнул рукой, словно желая что-то отбросить от себя.
— Я сын человека, который устранил последнего законного Шеньера, чтобы освободить место для самозванца. Разве я когда-нибудь об этом забуду? — и он со страстью продолжал: — Сударь, вы проявили бы ко мне большую справедливость, рассказав обо всем, когда впервые посетили меня в Лондоне. Вам не следовало полагать, что я пошел в своих родителей. Вам следовало бы помнить, что я, возможно, не лишен такого качества, как честность.
Пюизе вздрогнул от насмешки Кантэна, но на его плотно сжатых губах почти сразу заиграла ироничная улыбка.
— Пожалуй, мне следует вами гордиться. И не
