Орда встречного ветра - Ален Дамасио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
) Когда послышались первые глухие посвистывания ветра, я сразу поднял желтый флажок, привязанный к концу палки, и подошел к краю. Под непрерывными стеклянными потоками там и тут виднелись темно-синие пятнышки, расходившиеся друг от друга все дальше. Эрг был всего лишь точечкой на другом конце вулкана, он начинал обратный путь по южному хребту. Я вытащил из сумки рог и подал три длинных и два коротких сигнала — тревога второго уровня. Я заколебался, не хотел разводить панику, но наверняка нужно было давать красный сигнал.
140
Тальвег и Караколь были всего в километре от лагеря, они, кажется, нашли подходящую платформу для укрытия на хребте и притаптывали ногами снег.
Раскаты загрохотали с такой силой, что мои сигналы больше были ни к чему, все и так всё слышали. Но я поднял красный флажок и загудел длинный протяжный сигнал тревоги. Волны оповещения раскатились по всей поверхности кратера, и мне стало не по себе от этого почти медного, тяжелого звука, но я должен был предупредить остальных, дать приказ идти в укрытие. Сию же секунду. Я подхватил рюкзак и рванул наверх купола. Ветер внезапно усилился, я бросил рюкзак вниз со склона, прямо к Кориолис, что смотрела на меня в панике: «Где Ларко?», я снова уставился в подзорную трубу, навел ее на Тальвега с Караколем, и стал дуть в рог, что есть мочи, задыхаясь, и сам того не замечая, я дул, разрывая свои легкие, прячьтесь, в укрытие, ложись!
x Первый шквал — сплошной блааст силой в 8–9 баллов — задел меня в траншее. Я стояла на коленях с ротофрезерным станком в руках, теряющим мощность оборотов. Я наклонила голову к земле и подождала, пока пройдет волна, затем снова вскинула на плечо станок, подставив отверстие инструмента под поток, подождала, когда сожмется воздух, и снова нырнула в траншею. Станок проделал еще тридцать сантиметров в толще снега и льда. Теперь можно было держаться на корточках. Аэросферическое давление изменилось очень быстро. Воздух начал становиться жидким. Я вдохнула последний глоток ледяного воздуха, замедлила сердцебиение, и подготовилась задержать дыхание. Новый поток еще не начался, и я рискнула выглянуть из своего укрытия. Обомлев, я увидела, что Караколь и Тальвег бегут ко мне! Они не успели вырыть
139
нишу для укрытия, и теперь были в восьмидесяти метрах от меня. Я тут же схватила станок, воздух был бледно голубой, у меня было секунд двадцать, и металл вгрызся в стенку льда. Нужно было расширить траншею как можно быстрее, чтобы мы могли поместиться втроем…
) Началась новая, ни в чем не походившая на предыдущую фаза извержения. На этот раз не было ни лавин, ни выбросов твердых пород, а только ветер, чистый ветер, так мне во всяком случае в начале показалось с места, где я находился, но до того, по слуховым и визуальным ощущениям жидкого потока, поднимающегося по стенкам кратера, я понял, что происходит на самом деле. Они были метрах в сорока от укрытия Ороси, не более. Тальвег, ослепленный метелью, бежал впереди. Тело его содрогалось от налетавших порывов, и он старался держаться внутренней части кратера, в страхе, что его унесет в бездну по ту сторону хребта. Караколь шел, запрокинув голову вверх, и, казалось, даже не торопился — и в этот миг ветер вошел в свою седьмую форму.
¿' Воздух, скажем прямо, чтобы сразу прояснить ситуацию, перейти через черту и не оставаться на поверхности вещей, становился действительно жидким — не как вода, прошу заметить, и даже не как дождь в тоскливый шунский день в тени на берегах Лапсана, он становился жидким, словно жидкий воздух, именно так, а значит, был скорее холодноват, так как в минус двести с чем-то градусов дышать становится тяжеловато полной грудью, так сказать, разве если кто решит внутри себя отлить нагрудник из чистого стекла, а, кстати говоря, чем плоха идея? Но в общем-то меня особенно все это не смущает, как автохрону мне скорей грозит замедление тайком, в груди —
138
давай, встряхнись, Тальвешка, подвигай хоть ушами, чтоб продолжить этот фарс, дыши еще, дыши… А хочешь дам прием от аэромастеров: «Дыши, как на одном дыхании…»
x Пошел отток, за ним второй. Я выглянула из укрытия и подняла визор на шлеме. Тальвег был от меня всего лишь в пятнадцати метрах, но мне потребовалось какое-то абсурдное количество секунд, чтобы понять, что он больше не двигался. Правая его нога была впереди, торс наклонен вперед, а лицо выражало непоколебимую решимость. Но он в буквальном смысле остекленел. Я вдруг услышала, поняла именно по звуку, что на нас со дна кратера движется залп высокой плотности. От исходивших от него волн, сотрясающих воздух, тело Тальвега взорвалось на мелкие осколки и разлетелось по ледяным просторам.
Караколь был по-прежнему жив, он шел, пританцовывая по линии хребта мне навстречу. Он ступил шаг, затем другой, легкий, невесомый, и его лодыжки вдруг растворились в воздухе, а вместе в ними куда-то исчезло и плечо, и фрагменты лица, словно стертые ветром, за ними бедра, почти целиком, и вот он вышел из своей одежды, что осталась болтаться у него за спиной на ветру, словно наконец решил пройти сквозь нее… Он быстрым и легким скачком приблизился ко мне, он был всего в пяти метрах, у него почти исчезло тело, но это все еще был он, я видела это по лукавому взгляду, по складке не сходящей с щеки улыбки, по живой копне светлых кудрей, что еще цеплялась за человеческий облик, который он принял и так долго берег. Но под ним теперь виднелись все тайны восхитительной архитектуры ветра, что была его остовом все эти десятки,
137
а может даже сотни лет. Теперь можно было рассмотреть все мощнейшие витки мускулов, струящиеся голубые тубусы костей, которые вдруг лишились внутренней подвижности, необходимой скорости, чтобы сомкнуть виток ускорения, что делал их
