Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господи, ну зачем этой безумной старухе бриллианты? Это же целый капитал, а капитал должен работать, должен умножать новый капитал, должен работать на людей, приносить пользу, благосостояние, счастливую жизнь. И ради этого Джек был готов на все – он, не веривший в Бога, даже начал молиться, прося Его благословения на задуманное дело, – всем своим существом он был уверен, что поступает справедливо, пусть – жестоко, но – справедливо. Кто сказал, что справедливость во имя будущей жизни не может быть жестокой? Жизнь Ольги Александровны давно кончилась, она смердит последние годы, а он не может ждать. ну год она еще протянет без всякой пользы для себя и для своих родных и близких, ну два. кому от этого хорошо? Ведь она сама устала жить, он видел это по ее лицу – равнодушному, мертвому. Разве люди не жертвуют всем ради будущего своих внуков? Только выпадало у него как-то из сознания, что жертвы эти должны быть добровольными. И он снова истово молился, прося у Бога удачи в задуманном деле. Но время шло, а он все никак не мог решиться. Родился сын Иван, лайнер Джека не один раз заходил в Ленинград, он уходил на берег, гулял по городу и, казалось бы, двигай в аэропорт, лети в Москву. но что-то останавливало его. Один раз он взял с собой пистолет и удостоверение одного из матросов и уже собрался было ехать в аэропорт, даже чемодан и кейс купил в магазине на Невском, и опять что-то остановило его. Мрачный, он вернулся на пароход вечером, и капитан удивленно спросил, на кой черт он купил этот уродливый чемодан и еще более ужасный кейс?
Целый день до отхода лайнера в море Джек просидел у себя в каюте, пил виски и смотрел на фотографию, на которой была Кэт, державшая на руках маленького Ваню. «Да ты просто трусливая шкура! – сказал он вслух сам себе. – Ты боишься это сделать! Жалкий трус!» И в бессильной злости на самого себя он заскрипел зубами. Нет, он не сможет этого сделать, подвел черту Джек, будь оно все проклято, но убить он не сможет. И он попытался отказаться от своей идеи, забыть ее, исторгнуть из своего мозга и души. Но уж очень соблазнительной была идея! Словно сам дьявол нашептывал ему на ухо, подталкивал, ухмылялся и издевался над его трусостью. Какой же ты американец, если не способен на решительный поступок?!
Если ты не способен перешагнуть запретную черту ради будущего своего и своих детей? Значит, ты достоин той жалкой жизни, которую ведешь, и нечего рассчитывать на что-либо большее. Ты достоин участи своего отца. Отслужишь до пенсии моряком, купишь жалкую лавчонку где-нибудь в провинциальном одноэтажном городишке, будешь напиваться каждый вечер, как отец, до потери сознания, и сдохнешь, не дотянув до шестидесяти. И выбрось в мусорную корзину все свои мечты о крыше мира, на которую могут взобраться только решительные и смелые. И твой сын закончит заурядную муниципальную школу и пойдет в армию и, может быть, станет моряком, и будет, как ты, плавать по морям, проклиная тебя, мать и судьбу, потому что путь наверх будет ему заказан с детства… А ведь есть шанс резко изменить свою жизнь, увидеть совсем другие горизонты. надо только собрать мужество и волю в кулак и решиться. Он изнемогал в борьбе с самим собой, сделался злым и раздражительным, цеплялся к матросам по каждому пустяку, каждый день делал пассажирам по десятку замечаний, и наконец капитан сказал ему:
– Может, тебе стоит отдохнуть? По-моему, ты перенапрягся – кидаешься на людей, будто разъяренный индюк. Вернемся в Штаты – пойдешь в отпуск. Море, Джек, не любит людей с расшатанными нервами – так до беды недалеко.
И когда они снова пришли в Ленинград, Джек решился. Правда, он изменил свой план. Вместо самолета он взял билет на дневной поезд-экспресс и благополучно приехал в Москву. На Ленинградском вокзале взял такси и отправился домой к Ольге Александровне.
Дальше все произошло до удивления просто и быстро. Ольга Александровна оказалась дома одна и очень ему обрадовалась. Она приготовила кофе, усадила Джека за стол, стала расспрашивать о Кэт, о внуке Иване. Джек путано, с трудом отвечал.
– Может, хотите выпить, Джек? – спросила старуха.
Джек не понял, и она с улыбкой щелкнула себя пальцем по горлу – интернациональный жест, понятный любому. Джек заулыбался, закивал.
Ольга Александровна стала доставать из застекленного буфета хрустальные рюмки, бутылку коньяка. Потом она ушла на кухню, чтобы приготовить что-нибудь закусить. Джек вышел следом в прихожую, подхватил кейс и зашел в туалет. Там он быстро собрал пистолет, набил обойму патронами, сунул в карман брюк тонкие шелковые перчатки.
Когда он вошел в комнату, Ольга Александровна уже сидела за столом, на котором стояла тарелочка с нарезанным на тонкие дольки лимоном, раскрытая коробка шоколадных конфет, кофейник и чашки для кофе. В рюмки уже был налит коньяк. Джек с улыбкой сел за стол, развел руками, восхищаясь угощением. В это время затрещал телефон. Ольга Александровна поднялась, взяла телефонный аппарат с тумбочки у дивана и вернулась к столу. Села, положила аппарат на колени и сняла трубку.
Джек медленно поднялся из-за стола, прошел по комнате до окна. Вечерело, на набережной зажглись фонари, и по реке плыл ярко освещенный речной трамвай, белый, с красной большой трубой и красным огоньком на короткой мачте. Ольга Александровна о чем-то оживленно говорила по телефону, засмеялась, что-то сказала еще. Джек оглянулся на нее – широкая сутулая спина, копна седых волос, видная из-за высокой спинки стула. Ольга Александровна положила трубку, затем снова сняла ее и стала набирать номер. „Ну давай же… ну!“ – промелькнуло у него в голове. И он, как автоматическая кукла, повернулся, сделал два шага к стулу, вынул пистолет и выстрелил Ольге Александровне в голову два раза.
Голова Ольги Александровны дернулась два раза, она стала заваливаться на бок, но поручни стула не дали упасть ей на пол. Обмякнув всем телом, она чуть сползла ногами вперед и замерла, полулежа на стуле. Телефонный аппарат так и остался лежать на коленях. В трубке слышались короткие гудки. Джек торопливо натянул шелковые перчатки. После этого Джек быстро нашел связку ключей и долго подбирал ключ к замку в секретере. Наконец, большой ящик щелкнул замком, он вытянул его из секретера, и долго искал другой, потайной ящик, ощупывая каждый сантиметр поверхности внутреннего гнезда. Нашел! Быстро подобрал ключ, открыл и осторожно вынул ящик, выдвинул крышку и увидел то, что так жаждал увидеть.
Уходя из комнаты, он на пороге замер, еще раз придирчиво оглядывая комнату – не оставил ли он каких-либо следов. Он аккуратно захлопнул дверь, спустился пешком по лестнице, миновав лифт, потом долго шел по улице, пока не поймал такси. Билет на поезд он купил у какого-то спекулянта в кассовом зале и полтора часа до отхода поезда слонялся по вокзалу. Бриллианты лежали во внутреннем кармане куртки, и он ощущал их каждую секунду. Все прошло без сучка и задоринки – он приехал в Ленинград и уже через сорок минут был на борту теплохода. Стояло раннее слякотное и теплое утро. Капитан спросил его, где он шлялся целую ночь, скабрезно ухмыляясь при этом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});