Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев

При упоминании о костре Ольгу передёрнуло, отстранилась, но Волков не успел воспользоваться передышкой — коротка была. Секунда, — и снова янтарные глаза оказались рядом, рука на плече, завитки бронзовых волос щекотали щёку. Ведьма шептала на ухо:

— Обязательно напоминать об этой гадости? Ну скажи, какие в дворцовом парке иноки? Ты думаешь, я так просто, из благодарности? Да? Это судьба. Это предназначение. Венок. Ты нашёл. Крест. Свеча. Спасение. Невеста Неназы… ваемого.

Дело зашло слишком далеко. Когда прижатый к спинке скамьи Волков ощутил на коленях жаркую тяжесть, понял — расстёгивают куртку, и услышал слова о невесте Неназываемого, с тяжёлым дыханием выговоренные, он решил: пожалуй, хватит. Пора ввести разговор в рамки. Поднялся сам, поднял ведьму, замолчавшую на полуслове, осторожно усадил на скамью (Ольга, нервно перевела дыхание), и сам уселся рядом. На приличном расстоянии. Нужно было объясниться, чтобы прервать развившееся до опасных пределов недоразумение.

— Чепуха всё это о Неназываемом, — сказал он с досадой. — Никакой я не… Обычный человек, понятно? Самый обыкновенный, что бы ты там обо мне ни думала, нездешний только. Поэтому и не знаком с вашими обычаями, глупо шучу, веду себя глупо и устраиваю всякие глупости. Не понимаю ничего, и вообще. Мне вот невдомёк, какого… То есть, чего от тебя было нужно инокам? Они маньяки? Сумасшедшие?

Ольга хихикнула, прикрывшись ладонью, потом сказала (глаза сверкнули янтарными искрами):

— Ты сам больше похож на сумасшедшего. Обычный человек? Ну, пусть. Допустим, я поверю, что обычные люди умеют летать по воздуху. Нездешний? Нда-а… нужно быть очень нездешним, чтобы не знать, чего от ведьмы нужно инокам. А вот что ведёшь себя глупо — это ты заметил правильно. Глупец только отказывается, когда ему… Когда его… Постой. Ты потому не захотел, что я ведьма? Да?

Янтарные искры погасли, Ольга отвернулась. Волков чуть не застонал от досады, думая: «Не одно, так другое. Теперь обидел её. И чем? Тем, что не захотел воспользоваться обстоятельствами. Получается — побрезговал. Чёрт их поймёт. И как теперь её расспросишь? Вон как нахохлилась».

Потянув носом, — ничего себе, как пахнут эти цветы! — Волков вдохнул побольше воздуха, но придумать сходу, что сказать, всё равно не получилось. Он выдохнул, положил руку на заострившееся плечо обиженной в лучших чувствах ведьмы и обратился к ней нежно, но так, чтобы не дай бог чего не подумала:

— Оленька, о ведьме: всё это глупости. И я ведь сказал, что не знаю, чем ведьма от нормаль… отличается от обычной женщины. Ну женат я, понимаешь? И ты сама же что-то говорила о предательстве. Если бы я с тобой… Ну, словом, это разве не было бы предательством?

— «Жена-ат!» — передразнила Ольга, но руку с плеча не сбросила и продолжила с горечью. — Какое это для ведьмы имеет значение? Не знаешь ты… Тут и знать-то нечего.

И Волков узнал. Честно говоря, лучше ему не стало от ещё одного гадкого прозрения. Ольга горячилась, вскрикивала:

— Обидеть боишься ведьму? Смешно. Любой сельский дурак знает: встретил ведьму — убей. Сожги, развей по ветру. И лучше так убей, чтобы мучилась. Чего проще? Глаза жёлтые — на кол её. А перед этим, почему ж не позабавиться? Всем миром проклятые, дети проклятых. Что значит, одни мужчины остались от Времени Проклятых? Остались и женщины. Странно, что выжили, правда? Если травят целыми деревнями. Ни с преступниками, ни с изгоями такого не делают, только с желтоглазыми. Во дворце вот княжьем не трогают, да ещё кое-где, тех, кто на рабском положении. Ведьму он обидеть побоялся, скажи пожалуйста!

— Да за что же вас так?! — не выдержал Волков. Обнаружил вдруг, что не сидит больше на лавке, а по беседке расхаживает из стороны в сторону. Взял себя в руки, вернулся, сел рядом с ведьмой и спросил спокойнее:

— За что вас так? И почему называют ведьмами?

— Ведьмы, — ответила Ольга, — от слова «ведать». Так случилось, что желтоглазые умеют узнавать потаённое. Что человек думает, что делать собирается. Не всё, конечно, но многое. Вот, как узнала, что ты боялся обидеть? Не говорил же ты, просто почуяла. Станут люди любить того, кто знает потаённое? Станут? Ну, такие как ты, сумасшедшие, может и станут. Нормальному человеку ни к чему, чтоб кто-то знал все те гнусности, какие он умышляет. То же предательство. Вот, как я поняла, что Кира делать собирается? И, дура, не удержала язык, брякнула. Может, и не оставила бы она меня, может, и не предала бы. А в общем, какая разница? Всё равно бы рано или поздно от меня избавилась, одно ей нужно было, чтоб я для неё шпионила. Подруга называется. Предательница.

Запах цветов стал горек Волкову, сам не заметил как руки его, лежавшие на коленях, сжались в кулаки до белых костяшек. Припомнился сон: костёр, а на костре — Иришка.

— Да, теперь я поняла, почему тебе нет до меня никакого дела, — грустно сказала Ольга и погладила сжатую в кулак руку Волкова. — И венок мой, получается, пропал даром. Нет, не бери в голову. Я сказала же тебе — ведьму невозможно обидеть, раз она обижаться не собирается. Ты спросить что-то хотел?

— Да, — ответил Саша, справившись с комком в горле.

— Спрашивай.

— Время Проклятых было давно. А тебе нет и восемнадцати.

— Двадцать два, — печально улыбнувшись, уточнила Ольга. — И что в этом странного?

— Ну как же ты могла пережить Проклятие? Получается, родилась позже?

— У желтоглазых рождаются желтоглазые, — нехотя ответила ведьма, и добавила, помолчав: — Девочки. Говорили мне, что и у обычной женщины может родиться ведьма, но мне что-то не верится. А вот что у ведьмы может быть обычный ребёнок, это я могу сказать точно, сама видела, как рожала одна из фрейлин. Говорят, сын у неё, чуть ли не от самого…

«Значит, тоже мутация. И может передаваться через поколение, — подумал Волков, отвлёкшись от дворцовых сплетен. — Всё ясно. И понятно, почему их травят, такие способности — штука опасная. И почему держат во дворце тоже понятно. Пока на службе у тебя телепат, переворота бояться нечего. Если же возникает подозрение, неугодную ведьму всегда можно просто выставить на улицу. И больше не о чем беспокоиться, граждане государства всё за тебя сами сделают».

Ольга оживилась, сплетничая:

— …узнала недавно, даже сама испугалась. Княгиня шла по коридору, раздумывала, а я за дверью потайной спряталась. Она меня не заметила. Точно не скажу, о чём она думала, но страх её я учуяла. Боится, что вскроется её происхождение. Княгиня-то и князь, оказывается, подлородые. А значит, Кира такая же княжна, как и я, всего и разницы, что у меня глаза жёлтые, а у неё тёмные. Потому-то она и решилась на преступление.

— Какое преступление? — без особого интереса спросил Саша, не испытывая желания разбираться в династических связях Киева семейства.

— Да вот же, то, о каком я догадалась, когда меня эта предательница выгнала. Выйти замуж за князя истинного, и родителей с престола…

— За меня? — неосторожно спросил, задрав от безмерного удивления брови, Волков.

— Ты-то причём? Ночью она его встретила. Кучерявый такой, смешной, с чемоданом в реку полез. Одежда на нём волкодавская, а на руке — княжий перстень. Вот ведь кошка! Он поймал мой венок, а она меня выгнала!

«Похоже, Матвею перстень помог больше, чем мне, — подумалось Волкову. — Такое невероятное событие — с княжной Кирой встретиться, но случилось же. Мерзавец, негодяй, но получил перстень и тут же такое везение. Не бывает невозможного, бывает маловероятное. Реализация маловероятных исходов. Перстень княжеский. Мистика, но ведь сработало, и значит что-то в этом всё-таки есть. Пора мне во дворец, с Кием знакомиться, пока кто-нибудь из них не заполучил оба перстня, что крайне нежелательно. Мистика мистикой, но как бы не получилась тут у них суперпозиция невероятностей. Неизвестно, чем это может закончиться. Ох, как не хочется во дворец! И опять у меня предчувствия».

— Не ходи, — попросила Ольга.

«Я что же опять вслух разболтался?»

— Ты не очень-то сообразителен, — ведьма улыбнулась одними губами, глаза тревожные. — Не ходи во дворец, беда будет. С Кием Сила. Тягаться с ним никто не решается. Ничего не выйдет хорошего, будь ты даже самим Неназываемым. А обыкновенному человеку и лезть туда нечего. Не ходи, слышишь?

Но Саша поднялся, хоть ведьма и пыталась не пустить, цеплялась по-детски, приговаривала: «Одну меня здесь оставляешь. Сам пропадёшь, и я без тебя здесь тоже…» Волкова терзала болезненная раздвоенность, он думал потерянно: «Я ведь и сам чувствую, не справиться мне с этой сволочью. Пропаду без толку. И она пропадёт, и с ней многие. Не лезть наверх надо, а пытаться внизу от верхних защитить хоть кого-нибудь. Её например. Спас, называется. Притащил за собой во дворцовый парк. Любой же волкодав, если наткнётся на ведьму случайно… А мог бы спасти. Увезти за море».