Трактир на Пятницкой. Агония. Вариант «Омега» - Николай Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исаков смотрел на старого тренера и друга, решил отвлечь его от воспоминаний.
— Вот заявлюсь на первенство Москвы и всыплю твоим ребятам, — шутливо сказал Исаков и расправил плечи.
— Заявись, заявись! — Островерхов взял другой кубок и любовно погладил широкой ладонью. — Вот бы зрелище получилось. Все старики сбежались бы посмотреть.
Исаков улыбнулся, взгляд его упал на список, который он только что составил, улыбка пропала. Он подвинул блокнот, задумчиво сказал:
— Сбежались бы, говоришь?
— Обязательно, Петр! — Островерхов осторожно перебирал лежавшие на бархатной подушечке медали. — Я тоже заявлюсь. Один держать, а другой бить будет. Мы им, пацанам, накостыляем. — Он закрыл сервант, провел сухой ладонью по лицу, взглянул на часы, заторопился. — Тренировка у меня.
— А чай! — Наташа попыталась остановить Островерхова.
— Опаздываю, Наташка! Сына присылай, Петр! Я из него мужчину сделаю! — крикнул он, уже спускаясь по лестнице.
Исаков постоял на площадке и, лишь услышав, как хлопнула дверь парадного, вернулся в квартиру. Он зашел в комнату сына, начал перебирать разбросанные на столе книги. Старый тренер, не подозревая, коснулся больного места: с сыном у Исакова не ладилось. А как радовался, что родился мальчишка. Николай рос парнем неглупым, да, в общем, вполне пристойным человеком.
Исаков оставил в покое книги, прошелся по комнате, катанул ногой покрытые пылью гантели.
Сыну не исполнилось двух лет, когда Исаков начал с ним делать гимнастику, малышу понравилось, но, стоило отцу пропустить день или два, мальчишка ленился, затем бросал заниматься вообще. Когда Николай пошел в школу, Исаков перестал читать нотации и принуждать, он ежедневно делал гимнастику сам, убежденный, что сын не удержится, заговорит самолюбие. Действительно, раз в два-три месяца Колька хватался за гантели, несколько дней крутился перед зеркалом, щупал вялые мышцы. Исаков молчал, он знал, что в спорт привести человека нельзя, он обязан прийти сам, иначе не выдержит, рано или поздно дрогнет, сломается. Если парень не может преодолеть себя в такой ерунде, как обыкновенная гимнастика, разговор о спорте смешон. Ведь никому не придет в голову предложить человеку, у которого нет сил подняться с постели, пробежать десять километров.
В одно обыкновенное утро, когда Исаков привычно прыгал через скакалку, в коридор вышла жена. На Наташе были лыжные брюки и старенький свитер, она вынесла табурет, положила на него какую-то бумажку, позже Исаков узнал, что Наташка вырезала из журнала «Здоровье» комплекс упражнений для новичков. По-детски сопя и отдуваясь, Наташа неумело выполняла нехитрые упражнения.
В ванной они посмотрели друг на друга, жена заговорщицки подмигнула, Исаков поцеловал ее в мокрое ухо. Он знал, что Наташка не подведет. Через год она свободно делала стойку на кистях, лучше сына ходила на лыжах, плавала не хуже, а в гимнастике их нельзя было и сравнивать.
С лукавой усмешкой сын следил за родителями, отпускал беззлобные колкости, но сам не менялся ни на йоту.
Так продолжается до сегодняшнего дня.
Хотя Исаков прекрасно понимал, что не впервые в истории человечества сын абсолютно не похож на отца, легче ему от этого понимания не было. Сам Исаков не просто любил спорт или считал его совершенно необходимым, особенно для мужчины. Исаков носил спорт в себе, он был его неотъемлемой частью, составной единицей, которую невозможно отобрать. Ощущение физического здоровья помогало сохранять мальчишескую жизнерадостность, даже непосредственность, а привычка побеждать превратилась в обязанность. Он был Петр Исаков, люди привыкли к этому, привыкли к тому, что он стоит на ступеньку выше. И тут медаль поворачивалась своей оборотной стороной…
Хлопнула входная дверь, и раздался ломкий басок сына:
— Отец! — Николай вошел в комнату и торжественно сказал: — Слушай, великий Исаков, я решил сделать тебе подарок! — Он приблизился вплотную и прошептал: — Я решил заняться спортом.
— Поздравляю. — Исаков хотел обойти сына, но Николай схватил его за рукав:
— Помнишь свое обещание?
— Не помню, — не моргнув, соврал Исаков.
— Тренировочный костюм. Ты обещал тренировочный костюм, если серьезно… — Николай сделал паузу, — серьезно займусь спортом.
— И давно принято серьезное решение?
— Стоп! — Сын положил руку ему на плечо. — Я лодырь, верно, но я никогда тебя не обманывал. Раз сказал, я слово сдержу.
Исаков пожал плечами:
— Мне твои слова ни к чему. Можешь не заниматься.
Сын опешил, смотрел растерянно, затем осторожно спросил:
— А если я у тебя выиграю? Ну там, у дивана.
У них существовала игра. Исаков становился спиной к тахте, примерно в шаге от нее, а Николай должен был его на эту тахту посадить. Сыну давалось десять попыток.
— Выиграешь? — Исаков критически оглядел нескладную фигуру сына. — Ну если выиграешь, дело другое.
Они пошли в столовую, скинули пиджаки и заняли исходные позиции.
Николай начал кружить, выбирать удобный момент для атаки. Наконец он решился и бросился, стараясь ударом плеча сбить отца с ног. Исаков сделал легкое движение в сторону, Николай упал на тахту.
— Один, — сказал Исаков.
Николай поднялся, они вновь заняли исходные позиции. Бесплодно использовав еще пять попыток, Николай выдохся, было видно, что он злится, Исаков не обращал на это внимания, стоял, чуть расставив ноги, внимательно следил за противником. Сын взял отца за рукава, оттянул в одну сторону, хотел рвануть в другую, Исаков дал ему подножку, и Николай снова шлепнулся на тахту.
— Семь.
— Но ты не имеешь права атаковать, — сказал юноша.
— Это контратака, парень.
Николай обошел отца, сделал вид, что хочет отряхнуть брюки, неожиданно кинулся вперед, Исаков успел отскочить и дать сыну по затылку.
— Дерешься. — Юноша встал.
Исаков уже решил было поддаться, но, увидев, что губы у сына дрожат, а глаза поблескивают, сказал насмешливо:
— Не прибегай к нечестным приемам, осталось две попытки.
Николай взял отца за руку. Исаков отдал ее спокойно, не двинулся. Юноша двумя руками захватил кисть, рванул на себя, затем в одну сторону, в другую и, описав широкую дугу, плюхнулся на тахту.
— Девять, — констатировал Исаков.
Не успел юноша занять исходную позицию, как Исаков обрушил на него вихрь ударов. Все они были ложными, ни один не достигал цели, но сын испуганно шарахался, попытался оттолкнуть отца, Исаков увернулся, они поменялись местами, юноша попятился, сел на тахту.
— Аут! — Исаков снял рубашку, пошел в ванную. — Никакого костюма не будет.
— Отец, это нечестно. — Николай пошел за Исаковым в ванную, из кухни выглянула Наташа и спросила:
— Можно накрывать на стол?
Николай обнял мать за плечи, стал что-то быстро говорить.
Растираясь полотенцем, Исаков смотрел на
