Наследство последнего императора - Николай Волынский

– Да, – ответил Лукоянов. – Мне кто-то говорил, что он – твой родственник.

Голощекин вспыхнул, но сдержался.

– Я категорически против предложения товарища Лукоянова, – заявил он. – То, что кажется ему здесь, в этом безопасном доме, такое простое и умное, то в жизни может повернуться совсем не так и не в ту сторону. Нельзя рисковать. Правильно ответил товарищ… да это я, кажется, и ответил: мы не в карты играем! Это сейчас Романов Деникину не нужен, потому что царь у нас сидит. А попадет к Деникину – генерал найдет Романову работу.

Горин спросил у Радзинского:

– Исай, ты сказал, никто не пытался Романовых освободить. А Соловьев?

– А, этот германский шпион? Федор о нем знает лучше меня.

– Что там о Соловьеве! – отмахнулся председатель чека. – Отвратительная история. Борис Соловьев – муж Матрены Распутиной – той самой, Гришкиной дочки. Явился сюда с деньгами, большими. Получил их от ряда представителей аристократических кругов в Петрограде и в Москве, еще часть – от германского командования: Соловьев – кадровый агент разведки германского генштаба. Приехал с заданием организовать фальшивый отряд для фальшивого освобождения Романовых. Задача – не допустить никаких других, настоящих, попыток освободить царя. Выдал нам двух царских агентов из Петрограда. Деньги частью растратил, частью украл. А неделю назад ушел от слежки и вовсе исчез. По последним сведениям, двинулся на Дальний Восток. Между прочим, говорят знающие люди, что он – магнетизер. Причем, сильный. Ну, там – мысли на расстоянии читает, предметы взглядом двигает… Жена у него – медиум. Он вводил ее в транс, и она в спящем виде рассказывала ему, что происходит в доме Ипатьева.

– Сказки! – фыркнул Кудрин.

– Нет, – поддержал Лукоянова Войков. – Такое в жизни бывает. Редко, но бывает. Вот только Николая сей колдун никуда не сдвинул.

– А этот второй… офицер Седов? – вспомнил Голощекин. – Чем там кончилось?

– Да, точно, есть и штаб-ротмистр Седов, – кивнул Лукоянов. – И у Седова достаточно было средств, времени и возможностей, чтобы устроить Романовым побег за границу. У него на руках было около сорока тысяч фунтов стерлингов и триста тысяч германских марок. Ну, марки – это так, бумага. Но у него были также драгоценности – золото и бриллианты. Прислали Седова из Петрограда люди Вырубовой. Но этот тоже не поторопился освобождать Романовых. До Тобольска добирался почти полгода. Полгода! Почему так долго, можно только догадки строить. Сейчас здесь болтается. Только тех денег у него уже нет. Вообще, ничего у него нет. Куда девал валюту, пока точно не известно, но, думаю, туда же, куда и Соловьев. Сейчас затаился. Ждет Колчака.

– Ты, Федор, забыл еще капитана Малиновского! – напомнил Радзинский.

– Да, – с удовольствием рассмеялся Лукоянов. – Это самая интересная история[164]. Ее надо бы для потомков где-нибудь распубликовать подробно… Итак, Малиновский Дмитрий Аполлонович. Капитан лейб-гвардии, второй артиллерийской бригады. Боевой офицер, дважды ранен. После 25 октября рванул на Дон, в Новочеркасск, в Добровольческую армию. Там генерал Иванов дал ему важное задание. Поскольку Малиновский родом из Петрограда, его послали туда вербовать офицеров. Он вошел в контакт с подпольной военной организацией генерала Шульгина. Этому тоже нужны толковые кадры, и генерал отговорил Малиновского возвращаться на Дон. Главный политический лозунг, который выдвинул Шульгин – «Через военную диктатуру – к Земскому Собору во имя великой и неделимой России». Малиновский вполне его разделял, поэтому Шульгин и послал его к нам. Освобождать царя.

– Ты его арестовал? – нетерпеливо спросил Голощекин.

– Сейчас все узнаешь… – продолжил Лукоянов. – Так вот, приехал Малиновский в начале мая и, чтобы обосновать свое пребывание у нас, поступил на первый курс Академии Генштаба. И очень скоро сколотил группу заговорщиков из слушателей.

– Группа арестована? Допрошена? Расстреляна? – заметно раздражаясь, спросил Голощекин.

Лукоянов мельком глянул на него и, не утруждая себя ответом, продолжил:

– …Итак, собрал Малиновский группу офицеров из слушателей Академии. Стали собирать исходную информацию. Здесь ему оказался полезен лейб-медик Деревенько – с нашей помощью. Доктор передал Малиновскому план дома Ипатьева. Члены группы изучили распорядок жизни Романовых, режим, какая охрана… И еще много полезных сведений мы передали через доктора специально для Малиновского. Создали для капитана ряд удобств в надежде, что он оправдает наше доверие и всерьез предпримет похищение императора и семьи… Опять-таки через доктора мы предложили, точнее, конечно, Деревенько предложил волонтерам два варианта освобождения. Первый – вооруженный захват незадолго до прихода белых. И сидеть там в осаде, ждать Колчака. Второй – просто похитить семью и немедленно двинуться на Восток. Думали-думали доблестные наши воины-монархисты и придумали: купили немного муки, испекли к Пасхе кулич и через доктора Деревенько передали Романовым с поздравлением «Христос Воскрес!» Те кулич взяли, сказали спасибо, но есть не стали – отдали офицерский гостинец своим собачкам. Дрянь получился у них кулич – и в прямом и в переносном смысле. Вот – все.

– А что в куличе было? – спросил Голощекин.

– Обычно, – пожал плечами Лукоянов. – Мука пшеничная, сахар, яйца, сдоба, сливочное масло, сода. Изюм. И два таракана. Романовы их обнаружили. А собакам все равно – есть тараканы, нет тараканов…

– А дальше что? – спросил Белобородов.

– А дальше – ничего, – ответил Лукоянов. – На том все дело и кончилось. Малиновский решил, что его миссия выполнена, и двинул на восток. Разумеется, к Колчаку. Группа разбрелась кто куда.

– И ты дал ему бежать и скрыться от карающей руки пролетариата?! – возмущенно крикнул Голощекин. – Ты его не арестовал?

– За что? За кулич? – удивился Лукоянов.

– Как за что? За монархический белогвардейский заговор!

– Заговор, который заканчивается куличом с тараканами – не заговор, – отрезал Лукоянов. – Мы плотно контролировали Малиновского и его людей. Знали не только каждый его шаг, но и, можно сказать, каждый вдох и выдох. Наш самый ценный агент постоянно был рядом с ним. И сейчас тоже.

– Федор! – сказал Голощекин. – Ты меня огорчаешь. Ты возбуждаешь мне очень подозрения. Твои действия похожи на контрреволюцию. Как ты мог выпустить заговорщика! И почему об этой группе контрреволюционеров ничего не знали мы – члены коллегии ЧК? Ну, товарищ Лукоянов!.. – покачал он головой. – Боюсь, что тебя самого арестовать надо! И немедленно! Как вы думаете, товарищи? – оглядел он присутствующих.

– Сядь, Филипп, и не сходи с ума! – приказал Сафаров. – Это я тебя как члена партии прошу: сядь и помолчи. И, если Федор разрешит, я могу тебе ответить на твои вопросы.

– Скажи ему, – кивнул Лукоянов.

– Так вот: о совершенно секретной операции под названием «Кулич», которую провели лукояновские чекисты, нельзя было знать всем – даже самым большим начальникам! Таков закон любой разведывательной миссии. Но кое-кто из коллегии чека был осведомлен.

– Ты знал? – спросил Голощекин.

– Да, – ответил Сафаров. – Правда, не всё.

– За что же тебе такое большое доверие? – с обидой спросил Голощекин. – А мне, значит, такое большое недоверие?! Федор! Не доверяете – мне?! Большевику с дореволюционным стажем? Военному комиссару всего Урала?

– Я совсем немного знал, – добавил Сафаров, – потому что самому пришлось поучаствовать. На одном из этапов. А не пришлось бы участвовать – тоже не знал бы. И не стал закатывать истерику, хотя я и не военный комиссар.

– Филипп, – вмешался Белобородов. – У Федора есть свой очерченный круг полномочий. Есть у него еще и свое, непосредственное, начальство в Москве. Думаю, ты согласишься: он, по службе своей, не имеет права всех подряд оповещать о своих секретных миссиях. Согласен?

– Нет! – заявил Голощекин. – Есть более высокие интересы, чем миссии и мессии!

– Какие же?

– Интересы нашей партии! – отрезал Голощекин. – Они всегда выше интересов государства и бюрократии! Федор должен был нам все сказать!

– Так вот сейчас он и рассказывает, – примирительно заметил Сафаров. – И я думаю, что это правильно. Не понимаю, почему ты из штанов выпрыгиваешь!

Голощекин немного поостыл:

– Ладно… – сказал он. – Но почему он отпустил контру?! Ты только об том подумай! Он направил белого гада к Колчаку, чтоб гад этот потом в тебя же и стрелял! И в меня! И в других наших товарищей по партии!

– Потому, дорогой мой по партии товарищ Филипп, я его не арестовал, – ответил Лукоянов, – что Малиновский мне нужнее там живой, а не здесь мертвый! – Он помолчал, словно не решаясь, продолжать или нет. Но, в конце концов, решился: – Были у нас еще подозрения относительно одной монахини – странницы Георгии… Живет сейчас в монастыре и время от времени носит продукты в дом Ипатьева. Еще прежний комендант, Авдеев, разрешил носить Романовым еду с монастырской фермы. Наша плотная слежка за Георгией, в том числе и внутренняя, силами нашей агентуры среди монахинь, ничего пока не дала. Мелькнула тут еще одна подозрительная фигура – тоже монах и тоже странник, некий Досифей, черноризец. Откуда явился – непонятно. Пришел-ушел и пропал.