Пустой Амулет - Пол Боулз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коломбо, где обитали все мои знакомые, находился всего в сотне миль от нас. Я договаривался по теле, фону с друзьями, и несколько раз мы приезжали туда на уикенды. Там мы пили чай на широких верандах домов в Коричных Садах и ужинали с профессорами университета, протестантскими священниками и членами правительства. (Многих сингальцев удивляло, что я называю родителей по именам — Додд и Ханна; некоторые интересовались, настоящий я сын или приемный.) Эти уикенды в городе были жаркими и утомительными, и родители всегда радовались возвращению в дом, где можно было переодеться в удобные вещи.
Как-то раз, в воскресенье, незадолго до их отъезда в Америку, мы решили посетить скачки в Гинтоте, где Ханна хотела посмотреть ботанический сад. Я забронировал номера в «Нью-Ориентал» в Галле, и там перед отъездом мы пообедали.
Как обычно, началось все с задержкой. В любом случае, самым интересным были зрители. От множества женщин в сари из переливчатого шелка Ханна пришла в полный восторг. Сами скачки нас, скорее, разочаровали. Когда мы уходили, Додд сказал с облегчением:
— Хорошо бы вернуться в отель и отдохнуть.
— Но мы идем в ботанический сад, — напомнила ему Ханна. — Я хочу посмотреть хоть немножко.
Додда это не воодушевило:
— Наверняка он огромный.
— Зайдем на минутку и сразу выйдем, — пообещала она.
Машина, которую мы взяли напрокат, подвезла нас ко входу. Додд устал, ему было трудно ходить.
— В этом году я заметил, что мои ноги не всегда делают то, чего я от них хочу, — объяснил он.
— Вы идите потихоньку, — велела нам Ханна. — А я пробегусь вперед и посмотрю, есть ли там что-то интересное.
Мы остановились взглянуть на гвоздичное дерево; его мощный аромат наполнял воздух, точно газ. Когда повернулись и двинулись дальше, Ханны уже не было видно. Мы вступили под заросли, свернули по дорожке, но ее и след простыл.
— Что это взбрело в голову твоей матери? Так и знал, что она потеряется.
— Наверное, где-то впереди.
Вскоре, в другом конце короткого прохода, над которым свисали переплетенные лианы, мы увидели ее за спиной размахивающего руками сингальца.
— Что там происходит? — Додд ускорил шаг. — Беги туда, — велел он мне. Я быстро направился вперед, но, увидев воодушевленную улыбку Ханны, замедлил шаг. Они с молодым человеком стояли перед хитросплетением бурых паучьих орхидей.
— Ой, я решил, что ты потерялась, — сказал я.
— Посмотри на орхидеи. Правда, потрясающие? — Подошел Додд, кивнул молодому человеку и взглянул на цветник.
— По мне так похожи на скунсову капусту.
Юноша дико расхохотался. Додд уставился на него.
— Этот молодой человек рассказывает мне историю сада, — поспешно сообщила Ханна. — Как его не хотели сажать и все-таки посадили. Это интересно.
Сингалец торжествующе ухмыльнулся. Он был в белых фланелевых брюках и малиновом блейзере, а его прилизанные черные волосы отливали на солнце металлической синевой.
Обычно я стараюсь отделаться от посторонних, которые пытаются завязать со мной разговор. На этот раз было поздно: Ханна поощрила незнакомца, и он двинулся за ней обратно к главной дорожке. Мы с Доддом переглянулись, пожали плечами и последовали за ними.
Где-то в конце садов под высокими саманеями стоял павильон. На его веранде несколько одетых в саронги мужчин возлежали в шезлонгах. Молодой человек остановился.
— Приглашаю вас на холодное имбирное пиво.
— Ах, — неуверенно произнесла Ханна. — Да, конечно. Это было бы мило. Мне хочется присесть.
Додд взглянул на часы:
— От пива я, пожалуй, откажусь, но посижу с тобой. Мы сели и стали смотреть на пышную зелень. Молодой человек, не умолкая, перескакивал с одного предмета на другой; казалось, он не мог продолжить ни одну мысль дальше отправной точки. Я счел это дурным знаком и попытался по интонациям Ханны определить, раздражает ли он ее так же.
Додд не слушал. Жара цейлонских низин угнетала его, и ясно было, что он устал. Полагая, что мне удастся перекрыть болтовню молодого человека, я повернулся к Додду и стал говорить обо всем, что приходило в голову: о возрождении мастерства изготовления масок в Амбалангоде, демонических танцах, высоком уровне преступности среди рыбаков, обращенных в католицизм. Додд слушал, не отвечая, лишь изредка кивал.
Внезапно я услышал, как молодой человек говорит Ханне:
— У меня для вас есть прекрасный дом. Настоящее чудо, идеально вам подходит. Очень тихий и безопасный.
Она засмеялась:
— Господи, нет! Мы не ищем дом. Мы здесь всего на несколько недель.
Я мрачно на нее посмотрел, надеясь, что она воспримет мой взгляд, как предупреждение, что не стоит упоминать, где она остановилась. Но молодой человек все равно не обращал внимания.
— Хорошо, хорошо. Вы не покупаете дома. Но вы должны посмотреть этот и рассказать друзьям. Великолепное капиталовложение, спору нет. Позвольте, я представлюсь? Джастус Гонзаг, для друзей — Санни.
Его улыбка, которая вовсе не была улыбкой, показалась мне неприятной.
— Пойдемте же. Тут всего пять минут. — Он испытующе взглянул на Ханну. — Хочу подарить вам сборник стихов. Моих собственных. Я напишу на нем ваше имя. От этого я буду очень счастлив.
— Ох, — сказала Ханна, и в ее голосе проскользнул испуг. Затем она взяла себя в руки и улыбнулась. — Это очень мило. Но только на минутку.
Наступила тишина. Додд жалобно вопросил:
— А можно подъехать на машине?
— Нельзя, сэр. У нас очень узкая дорога. Машина не пройдет. Сейчас все мигом устрою. — Он позвал. Подошел официант, и молодой человек обратился к нему с длинной речью по-сингальски. Официант кивнул и вошел в павильон. — Ваш водитель сейчас подведет машину к этим воротам. Очень близко.
Это было уже слишком. Я спросил его, откуда он знает, какая машина наша.
— Все очень просто. Я видел, как вы выходили из «понтиака». Вашего шофера зовут Викрамасинге. Он с гор, надежный человек. Тут внизу люди ненадежные.
Чем больше он говорил, тем меньше мне нравился.
— Вы не местный? — спросил я.
— Нет-нет! Я из Коломбо. Тут люди — сущие негодяи. У каждого мерзавца нож за поясом, это точно.
Официант принес счет, он подписал его быстрым росчерком и поднялся.
— Ну так сходим посмотрим на дом, да?
Никто не ответил, но мы встали и нехотя двинулись к выходу. Автомобиль, который мы наняли, стоял у ворот; мистер Викрамасинге, сидевший за рулем, приветствовал нас.
Полуденная жара спала, лишь кое-где среди деревьев оставались полости застывшего воздуха.
Когда-то дорожка, по которой мы шли, годилась для запряженной волами повозки, но теперь из-за разросшихся кустов стала едва ли шире тропинки.
В конце дорожки стояли два бетонных столба, но ворот между ними не было. Мимо развалившихся конюшен мы прошли к большому особняку. Дом был полностью скрыт высокими кустами и цветущими деревьями, виднелось только одно крыло. Когда мы приблизились к дверям, молодой человек остановился и повернулся к нам, подняв палец:
— Тут совсем нет шума, правда? Только птицы.
Был час, когда птицы пробуждаются от дневного забытья. С деревьев доносился смутный щебет. Молодой человек опустил палец и повернулся к дверям.
— По утрам они поют. Сейчас нет.
— О, это дивно, — сказала Ханна.
Он провел нас по анфиладам темных комнат.
— Здесь дхоби стирали грязную одежду! А это кухня, видите? Цейлонский стиль. Только уголь. Мой отец отказывался от керосина и газа. Даже в Коломбо.
Мы столпились в тесном коридорчике, а молодой человек отпер дверь, вошел и затопил помещение ослепительным светом. Это была маленькая комнатка, которая казалась еще меньше из-за блестящих малиновых стен и потолка. Почти все пространство заполняла большая кровать с атласным покрывалом — таким же красным, но чуть потемнее. Вдоль стены тянулся ряд стульев.
— Садитесь, располагайтесь, — предложил нам хозяин. Мы сели, глядя на кровать и три картинки в рамах на стене над медными прутьями изголовья: слева-девушка, в центре — наш хозяин, справа — другой молодой человек. Портреты казались паспортными снимками, увеличенными во много раз.
Ханна кашлянула. Ей было нечего сказать. В комнате терпко пахло старыми благовониями, словно в заброшенном храме. Нелепость происходящего, когда мы сидели рядком, втиснутые между стеной и кроватью, ощущалась так сильно, что на миг парализовала мою способность размышлять. Какое-то время молодой человек молчал: сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, точно в театре.
Наконец, я решился что-то сказать. Повернулся к хозяину и спросил, спит ли он в этой комнате. Похоже, вопрос его шокировал.
— Здесь? — вскричал он, словно речь шла о чем-то немыслимом. — Нет-нет! В доме никто не живет. Никто не спит внутри. Здесь только крепкий парень, чтобы следить ночью. Простите, выйду на секунду.